На сегодняшний день у меня было запланировано два интервью. Одно, естественно, с Дармой, а еще я ухитрилась договориться о встрече с доктором Кейт Тресслер, врачом из больницы скорой помощи Дойлстауна, где, если верить некрологу, скончался Такер Бобб. Прежде чем мне удалось связаться с Кейт Тресслер, я поговорила по телефону с десятком разных людей из больницы, но все меня отфутболивали. Поэтому, когда я наконец вышла на доктора Тресслер, стала действовать очень осторожно. Я понимала, что самое глупое, что можно сделать, разговаривая с доктором медицины, это заикнуться о газетах и пиаре. Если речь идет о деле, допускающем мало-мальски неоднозначное толкование, всякое упоминание о прессе закроет перед вами все двери. Вот почему в разговоре с доктором Тресслер я заверила ее, что информация мне нужна не для статьи и что я не собираюсь приводить ее слова в прессе, а просто стараюсь помочь одному редактору, которого пытались отравить, и именно поэтому мне очень нужно разобраться в истории вопроса. Кейт Тресслер подняла забрало и согласилась со мной встретиться. Мы назначили встречу на половину четвертого, то есть примерно через час после того, как я должна была закончить интервью с Дармой.
В Нью-Джерси я свернула с автострады и углубилась на территорию Пенсильвании. По мере продвижения я сворачивала на все более мелкие дороги и в конце концов попала в маленький, весьма своеобразный городок Карверсвилл. Загородное убежище Лэндона представляло собой дом в викторианском стиле, расположенный в нескольких кварталах от главной улицы. Дом по периметру был опоясан верандой и имел крытый плавательный бассейн. Для меня погостить в доме Лэндона было все равно что побывать в раю. Лэндон тоже собирался приехать сегодня утром, но перед отъездом я нашла под дверью своей квартиры записку от него. Он писал, что возникли проблемы с одним клиентом и он сможет выбраться не раньше девяти вечера.
Когда я подъехала к дому, было около одиннадцати. В палисаднике перед домом полыхала огненно-красными цветами азалия, из цветочных ящиков, подвешенных под окнами, свисали какие-то вьющиеся растения с красными, розовыми и лиловыми цветами. Такие же цветы росли на границах с соседними участками. Я открыла дверь ключом, который мне дал Лэндон, и вошла в дом. Мне казалось, что без Лэндона в его доме я буду чувствовать себя странно, так оно и получилось: ни тебе уютного потрескивания дров в камине, ни Моцарта, ни зажженных свечей на всех горизонтальных поверхностях, ни аппетитного аромата рагу, доносящегося из кухни.
Я бросила вещи в одну из гостевых спален на втором этаже и устроила себе ленч, открыв банку консервированного супа. Если не считать звука капель, падающих из подтекающего крана на кухне, в доме стояла полная тишина. Убрав за собой, я переоделась в желтое хлопчатобумажное платье, желтый кардиган и желтые босоножки. Ехать к Дарме было еще рановато, но я решила выехать с запасом, на случай если вдруг заблужусь на извилистых проселочных дорогах округа Бакс.
Представьте себе, я действительно заблудилась, потеряв на этом минут двадцать! Дарма жила на Олд-Холлоу-роуд, но сначала мне надо было выехать на Бивер-роуд, которой не оказалось там, где, по словам Дармы, она должна была находиться. Поплутав немного, я даже стала подозревать, что Дарма нарочно заморочила мне голову, а сама сейчас сидит небось в своей гостиной и посмеивается. В конце концов я свернула на обочину и спросила дорогу у какого-то мужчины, садившегося в пикап. Он объяснил, что мне надо ехать назад и сделать крюк. Я уже начала терять терпение, когда увидела впереди, к северу от меня, указатель «Олд-Холлоу». Как выяснилось, подъездная дорога к дому Дармы и была этой самой Олд-Холлоу-роуд. Она тянулась с четверть мили, извиваясь между дубами и соснами, мимо живописных развалин каких-то каменных строений, и наконец спустилась в лощину, которая, казалось, находилась в миллионе миль от чего бы то ни было.
Хозяйский дом поражал воображение. Целиком каменный, длинный, никак не моложе двухсот лет, он не был выдержан в каком-то определенном стиле. Я поставила джип во внутреннем дворе рядом с большим бревенчатым сараем, который, похоже, теперь служил гаражом. Чуть поодаль стояли еще два сарая, поменьше; выходя из джипа, я заметила, как в одном из них скрылся мужчина в джинсах и джинсовой рубашке. Я свернула за угол сарая, и со мной чуть не случился сердечный приступ: не больше чем в десяти фугах от меня, вытянув шею и волоча по земле сложенный хвост, прохаживался павлин. Такер Бобб, пока был жив, явно играл роль этакого владельца поместья. Я где-то читала, что он происходил из семьи богатых южан, так что они с Долорес относились к совершенно разным социальным слоям.
Поставив машину возле сарая, я попала на задворки дома, поэтому я обошла вокруг него и оказалась на вымощенной кирпичом дорожке, с обеих сторон окаймленной весенними цветами. Мне пришлось два раза позвонить и несколько раз стукнуть в дверь, прежде чем кто-то в доме откликнулся. Дверь открыла сама Дарма. Она была красива особенной красотой: бледная кожа, длинные белокурые волосы, ниспадающие плавными волнами в стиле Рафаэля, стройная фигура с впечатляющим бюстом, над которым явно потрудился пластический хирург. Сегодня она оделась как супруга сельского землевладельца: белая рубашка типа мужской, коричневые брюки для верховой езды и черные сапожки, сверху розовая шерстяная шаль.
– Мне казалось, мы условились на час дня, – сказала она таким тоном, словно я испортила ей весь день, – Прошу прощения за опоздание, я заблудилась.
Она молча провела меня через анфиладу комнат. По дороге я открыла для себя главный недостаток этого прекрасного старинного дома: в нем было темно, как в церкви январским днем. Отчасти виной тому были маленькие и очень глубокие окна, отчасти – высокие старые клены, обступавшие дом. Наконец мы добрались до дальней части дома и оказались в «солнечной» комнате с высокими, от пола до потолка, окнами и стенами цвета шелка-сырца. Но и здесь было темновато, хотя и не так, как в остальных помещениях дома.
Я осторожно села в маленькое желтое кресло. На кофейном столике стоял серебряный чайный сервиз, но Дарма даже не взглянула в его сторону и села на диван. По выражению ее лица я поняла, что чаю мне не предложат. Вообще вся эта сцена меньше всего походила на прием гостя. Я попыталась сломать лед:
– У вас очень красивый дом. Вы сами его отделывали?
– В основном да. Хотя, конечно, я нанимала рабочих.
Движением норовистой лошади Дарма встряхнула пышной гривой. При относительно ярком освещении гостиной стало ясно, что Дарма старше, чем мне сначала показалось; я бы дала ей лет сорок пять – пятьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95