Нет. Действительно, он несколько раз просил пригласить тебя. Первого гостя за пять лет. Психотерапевт предупреждал меня, что это слишком быстро. Мне надо было послушаться, но Ричард был так счастлив, так переполнен планами о чаепитии на террасе. Я не мог разочаровать его, верно?
– Конечно, не мог.
– А потом… Когда я позвонил и сказал: «Ставь чайник, мы идем», его голос был таким приподнятым. Казалось, он готов. Я не должен был позволить ему заговорить меня. Он не был готов.
В последующие недели, помогая Биллу, Мона помогла сама себе. Для каждого из них работа оказалась Великим Целителем. День Билла начинался с завтрака в семь утра и пролетал с сумасшедшей скоростью через встречи с киноагентами, телевизионщиками и бродвейскими продюсерами. У него вошло в привычку ужинать с Моной и детьми у нее в квартире. Они обсуждали дневные события, даже, если провели почти весь день вместе. Случайное предложение Билла помочь детям с домашними заданиями стало частью вечернего ритуала. Иногда вечером у него бывали деловые встречи, но чаще они с Моной устраивались перед телевизором уютно и по-домашнему.
Прямо, как давно женатая пара, так, по крайней мере, представлялись Моне семейные пары. Смотреть телевизор в удобстве и согласии. Никаких подколок. Никакого сарказма или укоряющего молчания. Ее брак с Брентом длился недостаточно долго, чтобы узнать, как, в конечном счете, все бывает. Билл предпочитал не говорить о Ричарде. Прошло несколько месяцев, а Моне казалось, будто они с Биллом живут вместе уже многие годы.
Не совсем вместе. Она иногда напоминала это себе.
Существовала еще одна маленькая загвоздка – секс. До поры до времени Мона может жить без этого. До поры до времени она даже более счастлива без этого. До поры до времени приятное присутствие Билла было всем тем, в чем она нуждалась и чего хотела. Неудачная операция и месяцы медленного выздоровления заставили ее защищать свое тело, и особенно, лицо. Проще говоря, Мона боялась повредить нос. В такси она держала руку у лица, готовая прикрыть его в случае опасности. Невозможно заниматься любовью, ежесекундно пугаясь, что твой нос отвалится. Она так и представляла себя вопящей в самый ответственный момент: «Осторожней с моим носом!»
Но природа берет свое. Ее сексометр становился все теплее, хотя и не такой бешено горячий, как в последнюю ночь с Ником. Пока ее устраивал «статус кво», крепкая основа для строительства следующего этапа жизни.
Как и предсказывал доктор Минков, нос медленно приходил в приемлемую форму. Ничего такого, что вызвало бы зависть Мишель Прайфер или Кэндис Берген, но сносно. Врач отменил мазь: опухоль спала. Неохотно она согласилась забыть о дальнейших пластических операциях. Мону убедили, что риск слишком велик, а возможный выигрыш слишком мал. Она могла не пройти через эту пытку снова. Чтобы увериться, что никогда не согласится передумать, Мона раздобыла где-то иллюстрированную брошюру с фотографией женщины, чей нос был ужасающе разъеден раком. Взгляда на этот страшный снимок будет достаточно для отказа от дальнейших попыток.
Когда Мона купила видеокамеру, чтобы снять день рождения Грега, Билл сказал:
– Почему мы не подумали об этом раньше?
В душе все еще актер и режиссер, он провел всю неделю, снимая Мону с разнообразными прическами, макияжем и нарядами. В доме, на улице, на шумных проспектах Манхэттена и в Центральном парке. Даже катались на пароме, где он снимал ее на верхней палубе, с летящими по ветру волосами на фоне Статуи Свободы.
Позже, в своем офисе, Билл сказал:
– Это военная операция. Мы просмотрим эти пленки, словно Мона, которую ты увидишь, незнакомка. Мы будем изучать ее со всех сторон, пока решим, как лучше всего оформить для съемок на кинокамеру.
– Я не могу смотреть! – Мона повернулась спиной, дрожа от волнения, как в начале своей работы на телевидении, когда пробы были кошмаром. Смущенные режиссеры восхищались ее голосом, а в несоответствии визуального образа обвиняли неправильное освещение или плохой макияж. Она притворялась, что с профессиональной точки зрения это неважно. Спасибо Господу Богу за голос. На свете ведь миллионы голодающих актрис, верно?
Хотя они находились в конференц-зале офиса Билла только вдвоем, Мона не могла перенести унижение увидеть себя на экране и заранее знать, как Билл будет разочарован. Он схватил ее за плечи, как в тот день в такси, когда она думала, что Ричард покончил с собой из-за СПИДа. В его глазах не было теплоты.
– Хватит, Мона. Я потратил недели, снимая тебя, а сейчас ты ведешь себя, как испорченный ребенок. Если ты не можешь работать со мной, чтобы сделать себя продаваемой, тогда…
– Продаваемой? Я что, товар?
– Да, совершенно верно, ты товар.
– Пошел ты к черту! Я актриса!
– Правильно, дорогая мисс Редгрейв. Я видел все фильмы с вашим участием.
– Ублюдок! Я брошу эту работу! И получу место в универмаге Блюмингдейла!
– Они не возьмут тебя. Ты не умеешь считать.
– Я ни минуты больше не хочу этого переносить!
– Нет, ты можешь! Ты должна! А если ты не можешь, я бросаю тебя! И тогда ты распрекрасно можешь найти себе другого менеджера!
– У тебя куча договоров на рекламную работу с моим участием, не так ли?
– Засунь себе эту кучу знаешь куда!
Вчера они взяли напрокат кассету с фильмом «Мужчина, который пришел к обеду» с Монти Вулли в роли Шеридана Уайтсайда. Чтобы показать перемену своего настроения и пойти на примирение, Мона схватилась за воображаемую бороду и произнесла его любимую фразу:
– Меня сейчас стошнит.
– Хорошая девочка! Все образуется. Вот увидишь, – Билл включил кассету. – Я сделаю из тебя звезду.
После первого потрясения, испытанного ею, при виде своего лица крупным планом, она не смогла взглянуть на себя критически. Силы и химикаты, использованные на выпрямление ее черных волос были затрачены впустую. Парик, похожий на естественно вьющиеся волосы Моны, смотрелся лучше.
– Ты видишь, дорогая? Можешь забыть о своих химических выпрямителях. Я знаю, ты в тайне хочешь походить на Джейн Сеймус с прямыми патлами до задницы, но у тебя ничего не получится.
– Да, – ответила Мона с сожалением.
– Идиотка! Я имею ввиду, что ты выглядишь, как Мона Девидсон. Ты похожа на себя! Верь мне, увидишь, что я прав.
Так и вышло, он был прав. Ее вьющиеся от природы волосы удивительно подчеркивали глаза и чудесно улучшали форму носа. Более темный, абрикосовый тон грима и пудры и яркий, клюквенный цвет помады скрадывали скулы и линию подбородка.
– Абрикос и клюква? Я ощущаю себя фруктовым салатом.
Он поцеловал ее пальцы.
– Ты выглядишь абсолютно съедобной.
– Я постараюсь не разочаровывать тебя.
– И не разочаруешь.
Она и не подвела. Билл Нел руководил каждым ее шагом на пути к новому этапу карьеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Конечно, не мог.
– А потом… Когда я позвонил и сказал: «Ставь чайник, мы идем», его голос был таким приподнятым. Казалось, он готов. Я не должен был позволить ему заговорить меня. Он не был готов.
В последующие недели, помогая Биллу, Мона помогла сама себе. Для каждого из них работа оказалась Великим Целителем. День Билла начинался с завтрака в семь утра и пролетал с сумасшедшей скоростью через встречи с киноагентами, телевизионщиками и бродвейскими продюсерами. У него вошло в привычку ужинать с Моной и детьми у нее в квартире. Они обсуждали дневные события, даже, если провели почти весь день вместе. Случайное предложение Билла помочь детям с домашними заданиями стало частью вечернего ритуала. Иногда вечером у него бывали деловые встречи, но чаще они с Моной устраивались перед телевизором уютно и по-домашнему.
Прямо, как давно женатая пара, так, по крайней мере, представлялись Моне семейные пары. Смотреть телевизор в удобстве и согласии. Никаких подколок. Никакого сарказма или укоряющего молчания. Ее брак с Брентом длился недостаточно долго, чтобы узнать, как, в конечном счете, все бывает. Билл предпочитал не говорить о Ричарде. Прошло несколько месяцев, а Моне казалось, будто они с Биллом живут вместе уже многие годы.
Не совсем вместе. Она иногда напоминала это себе.
Существовала еще одна маленькая загвоздка – секс. До поры до времени Мона может жить без этого. До поры до времени она даже более счастлива без этого. До поры до времени приятное присутствие Билла было всем тем, в чем она нуждалась и чего хотела. Неудачная операция и месяцы медленного выздоровления заставили ее защищать свое тело, и особенно, лицо. Проще говоря, Мона боялась повредить нос. В такси она держала руку у лица, готовая прикрыть его в случае опасности. Невозможно заниматься любовью, ежесекундно пугаясь, что твой нос отвалится. Она так и представляла себя вопящей в самый ответственный момент: «Осторожней с моим носом!»
Но природа берет свое. Ее сексометр становился все теплее, хотя и не такой бешено горячий, как в последнюю ночь с Ником. Пока ее устраивал «статус кво», крепкая основа для строительства следующего этапа жизни.
Как и предсказывал доктор Минков, нос медленно приходил в приемлемую форму. Ничего такого, что вызвало бы зависть Мишель Прайфер или Кэндис Берген, но сносно. Врач отменил мазь: опухоль спала. Неохотно она согласилась забыть о дальнейших пластических операциях. Мону убедили, что риск слишком велик, а возможный выигрыш слишком мал. Она могла не пройти через эту пытку снова. Чтобы увериться, что никогда не согласится передумать, Мона раздобыла где-то иллюстрированную брошюру с фотографией женщины, чей нос был ужасающе разъеден раком. Взгляда на этот страшный снимок будет достаточно для отказа от дальнейших попыток.
Когда Мона купила видеокамеру, чтобы снять день рождения Грега, Билл сказал:
– Почему мы не подумали об этом раньше?
В душе все еще актер и режиссер, он провел всю неделю, снимая Мону с разнообразными прическами, макияжем и нарядами. В доме, на улице, на шумных проспектах Манхэттена и в Центральном парке. Даже катались на пароме, где он снимал ее на верхней палубе, с летящими по ветру волосами на фоне Статуи Свободы.
Позже, в своем офисе, Билл сказал:
– Это военная операция. Мы просмотрим эти пленки, словно Мона, которую ты увидишь, незнакомка. Мы будем изучать ее со всех сторон, пока решим, как лучше всего оформить для съемок на кинокамеру.
– Я не могу смотреть! – Мона повернулась спиной, дрожа от волнения, как в начале своей работы на телевидении, когда пробы были кошмаром. Смущенные режиссеры восхищались ее голосом, а в несоответствии визуального образа обвиняли неправильное освещение или плохой макияж. Она притворялась, что с профессиональной точки зрения это неважно. Спасибо Господу Богу за голос. На свете ведь миллионы голодающих актрис, верно?
Хотя они находились в конференц-зале офиса Билла только вдвоем, Мона не могла перенести унижение увидеть себя на экране и заранее знать, как Билл будет разочарован. Он схватил ее за плечи, как в тот день в такси, когда она думала, что Ричард покончил с собой из-за СПИДа. В его глазах не было теплоты.
– Хватит, Мона. Я потратил недели, снимая тебя, а сейчас ты ведешь себя, как испорченный ребенок. Если ты не можешь работать со мной, чтобы сделать себя продаваемой, тогда…
– Продаваемой? Я что, товар?
– Да, совершенно верно, ты товар.
– Пошел ты к черту! Я актриса!
– Правильно, дорогая мисс Редгрейв. Я видел все фильмы с вашим участием.
– Ублюдок! Я брошу эту работу! И получу место в универмаге Блюмингдейла!
– Они не возьмут тебя. Ты не умеешь считать.
– Я ни минуты больше не хочу этого переносить!
– Нет, ты можешь! Ты должна! А если ты не можешь, я бросаю тебя! И тогда ты распрекрасно можешь найти себе другого менеджера!
– У тебя куча договоров на рекламную работу с моим участием, не так ли?
– Засунь себе эту кучу знаешь куда!
Вчера они взяли напрокат кассету с фильмом «Мужчина, который пришел к обеду» с Монти Вулли в роли Шеридана Уайтсайда. Чтобы показать перемену своего настроения и пойти на примирение, Мона схватилась за воображаемую бороду и произнесла его любимую фразу:
– Меня сейчас стошнит.
– Хорошая девочка! Все образуется. Вот увидишь, – Билл включил кассету. – Я сделаю из тебя звезду.
После первого потрясения, испытанного ею, при виде своего лица крупным планом, она не смогла взглянуть на себя критически. Силы и химикаты, использованные на выпрямление ее черных волос были затрачены впустую. Парик, похожий на естественно вьющиеся волосы Моны, смотрелся лучше.
– Ты видишь, дорогая? Можешь забыть о своих химических выпрямителях. Я знаю, ты в тайне хочешь походить на Джейн Сеймус с прямыми патлами до задницы, но у тебя ничего не получится.
– Да, – ответила Мона с сожалением.
– Идиотка! Я имею ввиду, что ты выглядишь, как Мона Девидсон. Ты похожа на себя! Верь мне, увидишь, что я прав.
Так и вышло, он был прав. Ее вьющиеся от природы волосы удивительно подчеркивали глаза и чудесно улучшали форму носа. Более темный, абрикосовый тон грима и пудры и яркий, клюквенный цвет помады скрадывали скулы и линию подбородка.
– Абрикос и клюква? Я ощущаю себя фруктовым салатом.
Он поцеловал ее пальцы.
– Ты выглядишь абсолютно съедобной.
– Я постараюсь не разочаровывать тебя.
– И не разочаруешь.
Она и не подвела. Билл Нел руководил каждым ее шагом на пути к новому этапу карьеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89