Джорджина покачнулась, сломленная двойной трагедией последних дней, но усилием воли восстановила самообладание.
– Я надеялась, что это будет счастливейший день в моей жизни, но он оказался самым печальным. У нас с Ником были грандиозные планы совместного будущего, задумки о продаже за границей английских товаров и услуг, а также развитие туризма в Британии. Как женщина, я безутешна. Как член общества, я хочу посвятить себя экономическому процветанию Великобритании и многим благотворительным программам, которые заслуживают нашей поддержки.
Мое искреннее сочувствие распространяется и на барона Д'Орсанвиля, потерявшего дочь. Развод, даже по взаимному согласию, мог стать непредвиденным ударом для такой чувствительной женщины, как Роксана. Мы никогда не узнаем, что подтолкнуло ее к такому решительному и трагическому шагу. Я навсегда сохраню память о ее роковой красоте.
Слова Джорджины сразили всех наповал. Тронутые ее чувствами, репортеры задавали уважительные и мягкие вопросы. Только, когда Джорджина грациозно поблагодарила всех и собралась войти в дом, старый писака с Флит-стрит не сдержал журналистский яд.
– Правда ли, что Роксана Д'Орсанвиль перед смертью призналась вам, что убила своего экс-супруга, чтобы не дать ему жениться на вас?
В наступившей ошеломляющей тишине Джорджина заметила про себя, что это хороший тест на способность думать на ходу и расправляться с жесткими вопросами, если она действительно собирается в Парламент.
– Как вы знаете, Роксана умерла у меня на руках. Перед смертью ее речь была довольно бессвязной. Все, что я смогла разобрать, это «Прости меня, прости меня».
– Но как насчет самолета Ника? Есть ли следы преднамеренной порчи?
– Джорджина протянула вперед руки, словно стремясь обнять их всех.
– Я уверена, что власти представят отчет о случившемся. Простите, но я должна идти. Мысль о том, что кто-то намеренно испортил самолет, разбивает мое сердце.
Эми, как и прочие слушатели, была потрясена выступлением Джорджины. Такое самообладание, такой стиль – просто Джеки Кеннеди после убийства Президента. Это привело Эми к выводу, что каждый человек, особенно женщина, может вынести трагедию даже такого масштаба.
– Зачем ты приехал? – резко спросила она Лу.
– Я твой муж. Я думал, ты нуждаешься во мне.
– Я нуждалась в тебе раньше.
– Послушай, давай не начинать это сейчас. Я приехал забрать тебя домой.
– Я действительно не нуждаюсь, чтобы ты отвозил меня домой и вполне способна самостоятельно сесть в самолет.
– Что ты мелешь! Ты знаешь, как я чувствовал себя, получив письмо – письмо с заявлением: «Вот так, я уехала в Лондон!» Что это, вообще, такое?!
– Как Сэнди? Как малышка?
– Не меняй тему, Эми. Это серьезно. Серьезно? Никогда в жизни не была она более серьезной. Прошедшая неделя стала временем метаморфоз. Из постаревшей девочки она превратилась в молодую женщину, способную видеть реальный мир, а не синтезированный ее семьей мирок, в котором она жила с детства.
Эми вспомнила, что сказал ей Ник во время их уки-энда в Джорджтауне, когда в момент особой нежности она рассказала, как отчаянно была влюблена в него в Челси Мьюз.
Признание разозлило Ника, если предположить, что Ник Элбет хоть когда-нибудь показывал злость.
– Ты не любила меня. Ты любила Англию. Англию, которая не существует теперь, если вообще существовала. Мужчины, за которого ты принимала меня, не существует!
Ник рассказал, как одна из его голубоволосых леди сказала, что он напоминает ей Лесли Ховарда из «Багряного цвета».
– Вы, американцы, смотрите слишком много фильмов о сострадательной душе внешне развязного фата.
Он притянул ее очень близко, их лица почти соприкасались.
– Посмотри на меня, Эми. Посмотри поближе, милая. Я – развязный фат. А внутри ничего нет. Я – «потемкинская деревня». Я восхищаю туристок и обманываю их, но не себя. И с этого дня не буду обманывать тебя. Пока ты сама не позволишь мне, а я молюсь, чтобы этого не случилось.
– Я заберу тебя домой в Джейнсвил. У нас есть, что обсудить.
Это говорил ее муж, но казался ей незнакомцем.
Эми вернется с ним в Джейнсвил. У них, определенно, есть что обсудить. Например, архитектурный факультет университета Майами объявил об осенних курсах, где будет читать легендарный Винсент Скалли. Она планирует написать прошение о зачислении в группу. Если ее примут, Эми будет жить в Майами и приезжать в Джейнсвил только на уик-энды. Потом вернется в Лондон, чтобы посещать занятия в новом Институте Архитектуры под патронажем Чарльза. Страсть к британской истории архитектуры, которая привела се в Англию в первый раз, была такой же сильной, как прежде. Услышав о намерении принца Уэльского, она взяла такси и поехала посмотреть два классических здания Джона Нэша, в которых будет располагаться новый институт.
Эми вспомнила историю о поэте Джоне Бетжемане, известном своим вспыльчивым характером. Когда ему не нравился вид дома, он буквально пинал его ногой со всей силы в надежде развалить, разрушить. В ее сиюминутные намерения не входит пинать свой дом или покинуть его навсегда. Просто она хочет изменить условия жизни и обязанности его обитателей.
Мысленно Эми сказала Лу: «Я не та женщина, как ты считаешь. И не такая, как ты хочешь. Я могу быть только самой собой, и мне нужно время, чтобы узнать, кто я». Однажды, очень скоро, она найдет подходящий момент чтобы сказать это Лу в лицо.
В конце концов, внимание прессы перешло с Ника, Роксаны и Джорджины на Мону. От исполнения роли преданной и заботливой Лучшей Подруги в драме Джорджины, теперь она вышла в центр сцены, как звезда собственной постановки. Газетчики, слетевшиеся, точно стервятники, на Джорджину, остались на пресс-конференцию Билла Нела.
– Ты выглядишь необыкновенно красивой, моя дорогая. И такой худенькой. Ты потеряла вес?
Сидней стоял рядом, сияя, как гордый родитель, а тем временем Билл шептал ей свои искренние восхваления.
Похудела? Мона могла бы сказать: «Да. Я потеряла сто семьдесят пять фунтов Ника Элбета». Или: «Это все английская пища, правильно?» Или могла бы скрыть удовольствие своим коронным номером из Греты Гарбо, который всегда произносила, когда стресс заставлял ее говорить слишком много: «Дай мне виски, еще имбирного пива, и не будь жадиной, бейби!»
Но не сейчас, детка. Прибереги свои шуточки. Камеры и репортеры заполнили Челси Мьюз, а она спокойно ждала в официальной гостиной Джорджины рядом с Биллом, Сиднеем и английскими продюсерами возможности поприветствовать британскую прессу.
Билл Нел представлялся, как продюсер, который почти двадцать лет назад нашел дерзкую американскую студентку на пороге Королевской Академии драматических искусств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89