— А ты не рискуй, — радостно проговорил Анатолий, будто я уже спустил в сточные воды МСБС все свои трудовые сбережения. — Будь бдителен, выдержан и сер. Никому никаких советов по котировкам. Помни, каждый умирает в одиночку. Все благородные порывы побоку. Если я в ступоре, молча радуйся, что это не ты. Не выказывай никому никаких сочувствий. Жалость — унижает. Твоя цель: клепать деньги!
Я шумно вздохнул от такого прагматичного инструктажа: черт побери, что за оскал капитализма? А где наши истинно-славянские порывы души? Что за беспощадный материализм? Где игра свободного ума, господа? Неужели будем жлобно жаться в опаске потерять монетку? Разве счастье, повторю, в деньгах? Все эти вопросы я благоразумно решил не задавать коллеге, поскольку был уверен — буду неправильно понят.
Никак не буду понят — пока мы с ним находимся в разных понятийных, выражусь так, категориях. Тот, кто рискует своими медными копейками, мыслит совсем иначе, чем тот, кто базарит чужое серебро. Мое ироничное и безмятежное отношение к происходящему объясняется просто: я — залетная птаха, случайно проносящаяся над малознакомым пространством. Моя мечта сладить миллион долларов — мечта люмпен-пролетарского хама, когда-то хорошо попорченного государством, где каждый гражданин имел равные права во всенародные революционные праздники на палку салями финского производства, на полкило колбасы из сыктывкарского картона, на жестянку дальневосточной кильки в собственном соку, на бутылку водки из прикаспийской нефти и на коробку конфет столичной фабрики «Рот-фронт».
Что же теперь? Все то же самое — только за все надо платить: как за отечественный, синий газ с полуострова Ямал, так и за кусок розовой аргентинской телятины с одноименным танго в ресторане «Яма». А не пригласить ли на экзотический танец любимую девушку, спросил я себя, и предлог имеется: рождение валютного спекулянта.
— А что Мая, — поинтересовался я, — давно на бирже?
— Работает, — пожал плечами трейдер. — Зря делаешь стойку, критически осмотрел меня, — на нее.
— А что такое? — обиделся. — Я гарный хлопец, — руками потрухал рубаху, очевидно, вырванную из верблюжьего заднего прохода, облепленного колкими колючками каракумской пустыни.
— Таких, — усмехнулся Анатолий, — валом, — и уточнил, — хлопчиков.
— А я не боюсь конкуренции, — вспыхнул. — Пусть победит сильнейший.
— Ну-ну, — окислился лицом многоопытный игрок на поле жизни. — Рискни, а я посмотрю.
— Только покажи, как хапнуть миллион, — гнул свою линию, — чисто конкретно. Дерзнем!
— Сейчас?
— А что нам мешает? Сыграем на тысчонку, — горячился, — мою, разумеется. Чтобы я понял процесс, так сказать, добычи…
— Не жилец ты у нас, — признался господин Кожевников, туша сигарету. Сгоришь в атмосфере за неделю, помяни мое слово.
— Зато будет красиво, — отмахнулся с нетерпением. — Ф-ф-фырк! Видел, как горит комета?
— Откуда ты такой, — сокрушенно покачал головой бесцветный человек, на просторах нашей родины?
— Из тушинской закраины, — признался я. — Не бойся, дружище, позволил себе фамильярность, — прорвемся к звездам. И не только к ним.
Знаю, что моя простота порой доводит людей уравновешенных до белого каления. И я понимаю: кому может понравиться нахальство, цветистость слога и откровенные глупости? Никому, кроме тех, кто меня знает с лучшей стороны. К сожалению, наилучшая сторона моя скрыта от постороннего взгляда, как оборотная сторона стыло-осповой Селены. Однако к ближнему надо относиться с христианским терпением и уважением.
Я сказал «с терпением», вашу мать, а кто не понял, оторву все, что можно оторвать! И «уважением», мать вашу, я сказал! И тогда, возможно, мир будет куда лучше, чем он есть на самом деле. Человеку надо прощать его недостатки и выискивать достоинства, как шеншиловые обезьянки выбирают друг в дружке блудливых, но питательных вошек.
Проще говоря, мой новый друг и коллега сдержал все свои чувства, чуть, правда, дергая бескровной аристократической щекой, и мы вернулись в операционный зал, прибывающий в унылом ожидании всеамериканской побудки.
Кто — как, а к янкам я отношусь с всею любовью, на которую только способен. Я их люблю, как миллионы мужей обожают своих тщеславненьких жопастеньких тещ, проживающих в стыдливом далеком далеко, откуда ни вертолетом, ни пароходом, ни на ветвистых оленях нельзя добраться в гости к доченьке, единственной кровинушке. И чем больше расстояние, тем крепче любовь к маме.
Такое положение вещей касается и тех, кто жирует в USA. Вместо того, чтобы бежать на валютную биржу некий задрипанный и рыжеватый, как баржа, Джо Й. Вольфсон, кряхтя, залезает на силиконовую жену свою и начинает её штурмовать в позе медведя коалы. А, как известно, эти коалы, обожравшиеся газовой кока-колы, очень даже неторопливы. И что теперь: весь трудолюбивый люд должен ждать, когда закончится штормовой процесс на водном матраце?
Простите-простите, мы так не договаривались, герои американской мечты. Вы, звездно-полосатые, значит, построили рай на земле, а другие — что? Должны сосать лапу вашему североамериканскому злобному и смрадному гризли? Даже ваша мордатенькая Моника не пошла на такое, выбрав совсем иной объект для своего слюнявого обожания. Так что остается вас, зажиточных и благополучных, отправить на fuck, чтобы жизнь вам медом не казалась.
И с этой верной и принципиальной установкой мы с Анатолием сели за дисплей, где по-прежнему графила напряженная диаграмма.
Будем работать по четырем валютам, решительно заявил трейдер, щелкнув клавишей на клавиатуре. И я увидел, как экран разделился на четыре равных квадрата — красный, синий, зеленый и желтый. И в каждом этом квадрате пульсировала своя диаграмма.
— Зеленый цвет, — спросил я, — это баксы?
— Нет, доллар у нас — это деньги, — отвечал бывалый игрок. — Все расчеты через него, остальные же валюты — товар. Зеленое поле — швейцарский франк. Красное — ЕВРО, синие — фунт стерлингов. Желтое…
— … японская иена, — догадался.
— Специалист, — цокнул языком Анатолий. — Посмотрим, что мы имеем? — И уставился на экран так, будто впервые увидел порнозвезду Lulu во всей её пышно-вагинальном плутовстве.
Я, было, заскучал, отмечая, однако, краем глаза, что графики продолжают жить своей напряженный и невнятной для меня жизнью: то ползут вверх, то опускаются вниз.
Повторю, возникало впечатление, что некая невидимая сила перемещает мировые валюты то на «вершины» невидимых гор, то в глубокие «впадины» невидимых расщелин.
Как несостоявшийся горняк, я заинтересовался этими подозрительными тектоническими процессами. Японская иена дорожает, ответил тертый валютный спекулянт, а ЕВРО наоборот — дешевеет. Покупаем ЕВРО, выступил тотчас же я с инициативой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88