И поэтому, когда мы помчались по городу на серебристом БМВ, я позволил выдвинуть некоторые претензии своему приятелю.
Во-первых, нельзя ли было предупредить о том, что выставлено боевое прикрытие, во-вторых, нельзя ли было обойтись без трупов в моей квартире, в-третьих, его домыслы по отношению к Мае оскорбляют мои лучшие чувства, в-четвертых, куда мы так убиваемся?
На все это Сухой отвечал: я — известное трепло и говорить такому лишнее не рекомендуется, трупы в квартире — производственная необходимость, Мая — темная лошадка, убиваемся мы на «стрелку», забитую в ресторане «Золотой колос», что на бывшей ВДНХ.
— «Золотой колос»? — переспросил. — А почему не на биржу?
— Там санитарный день, — буркнул Василий, — в связи с безвременной кончиной Брувера.
— Как получать миллион, — недовольно заерзал на сидении, — так санитарный день.
— Думай о вечности, балда, — посоветовал мой друг и предупредил, что тары-бары с кавказским вором в законе могут зайти далеко, и поэтому я должен быть готов к любым неожиданностям.
— Всегда готов, — и оттопырил полу пиджака.
Мой друг покачал головой: во, придурок с топором, и поинтересовался, как я собираюсь действовать против вооруженных до зубов нукеров?
— Это психическое оружие, — сказал я. — Если что, уничтожим врага морально.
— Я тебя боюсь, — пошутил Василий.
Бывшая Выставка достижений народного хозяйства превратилась в торговую точку размером в несколько десятков гектаров. Летняя публика тарабанила коробки туда-сюда с упорством трудолюбивых муравьем, братьев наших младших. Аттракцион «Чертово колесо» с любителями острых наслаждений бесконечно разрезало небесное полотно пополам.
Свободно миновав охрану у ворот, БМВ закатил на территорию выставки. Мелькнули помпезные залы, построенные в 50-е годы, золотились фигурами фонтаны, застыла в бессрочном полете гагаринская ракета «Восток».
— «Золотой Колос», — указывает Василий на здание, выполненное в стиле античного ампир, но с родными гипсовыми вензелями, обозначающими хлеборобное богатство СССР.
Я шумно вздыхаю: золотое времечко было-то, все народы мира нас, ядерно-ракетных, боялись, а значит, уважали, а мы дули водку за 4 руб. 12 коп. на тараканьих кухоньках и поносили власть, считая её в стойком маразме. Что теперь имеем взамен? Водка вся та же — из нефти, а держава по-прежнему гибнет в миазмах духовного разложения и бесславия. Мало того, начались необратимые техногенные процессы распада: тонут атомные субмарины, горят свечами телевизионные башни, падают самолеты и так далее.
Полный ВВП — великий всероссийский пиздец! И как с ним бороться, кажется, никто толком не знает: ни власть беспомощных мелких людишек с лубянисто-льдистыми глазами, ни спивающийся, терпеливый и глуповой народец.
— Прорвемся, — выслушав мое социально-политическое нытье, говорит Василий. — Да, порой хочется выть. Но мы люди — не волки. Учись держать удары, — советует.
— Эх, замочек, мой замочек, потерпи ещё годочек, — вспоминаю я песенку. — Хочу жить в светлом будущем, товарищи.
— Сейчас, — обещает приятель, — поживешь.
Во многом он оказался прав: зал, куда мы заступили, напоминал аэродромный ангар, куда можно было свободно закатить наш звездный хуилет «Буран». С потолков свисали огромные бронзовые люстры, похожие на качели ЦПКиО. Несмотря на утро, эти люстрины пылали тысячами и тысячами ватт. Если и было на планете светлое будущее, то оно наблюдалось именно здесь, на северной окраине столицы.
Зал был практически пуст: желающих отравиться французскими устрицами не наблюдалось. На эстрадном пятачке сексуалили полуголые стриптезерши, тренирующие свои лебяжьи ляжки и жопастенькие фляжки. Я подивился: что за явление по утру, не шишковатый министр ли культуры принимает программу столь высокого искусства?
— Министр у нас Галаев, — усмехнулся мой спутник. — Меценат!
Наконец, я приметил человечка, сидящего за столом в гордом одиночестве. И это хозяин жизни, спросил себя, что за плевок недоразумения на криминальном своде? Такого пыльного гопника можно прихлопнуть одним чихом? Ничего не понимаю? И где охрана? Где бесстрашные нукеры-чукеры, готовые профаршировать саблями любого неверного? А может, вор в законе фаталист, верящий в собственное бессмертие?
Я покосился на Василия, и увидел на мужественном лице бывшего борца такой щенячий восторг от встречи, что, удивившись, споткнулся о ковер. Чтобы не упасть, дернулся всем телом. И сделал это зря. Дедовский топор вырвался из-за моего пояса и…
Не успел глазом моргнуть, а проклятое орудие труда долететь до пола, как все пространство, так мне показалось, ощерилось стволами всевозможных калибров: от раструбных гальских пистолей до гастрольно-цирковых антальских гаубиц. Ничего себе, дружба народов!
У меня появилось желание пасть ниц и с положения лежа осознать всю свою жалкую рабоче-крестьянскую жизнь, прошлую, настоящую и будущую. Впрочем, насчет светлого грядущего возникли большие проблемы. Я почувствовал могильный холод и вспомнил анекдот: заползают два дождевых червя на кладбище. Один другому и говорит: «О, класс! Под каждой крышкой сюрприз!».
К счастью, моя встреча с подземными зверями оказалась отложенной — на неопределенное время. Господин Галаев добродушно хихикнул, мол, что за дурашка с топориком явился под мои смоляные очи, и ресторанное пространство вокруг меня тут же очистилось. А что мой спутник? Он в данной критической ситуации повел себя с равнодушием амебы, которую прижигают кислотой, а ей все равно. Даже не сделал вида, что будет отстреливаться, сволочь!
Пока я (уже без топора, который отобрали) кипел праведным гневом, мы подступили к столу, за коим завтракал скромный герой Северного Кавказа. Сделав широкий жест рукой, он пригласил сесть:
— Мой стол — ваш стол, вах!
Ах-ах, какие манеры, скажите, пожалуйста, сажусь с неудовольствием нищего, приглашенного принцем разделить трапезу. Глянув на вора в законе, понимаю, почему его прозывают «Галкой». Господин Галаев по природе своей черен, как эта птаха. Его мелкое личико птичье, остренькое и быстрое. Глаза холодны, как воркутинский уголек в лаве, и умны, как лекции по сопромату университетского профессора Шухмана. С таким лучше не встречаться на узенькой дорожке, это я говорю не об ученом муже, а совсем наоборот.
— Это Слава, — представляет меня мой же друг. — Я говорил.
— А, миллионщик, — радуется господин Галаев. — Наслышан о подвигах. И переходит к делу. — Какие проблемы?
Какие проблемы? Хороший вопрос. Неужели хозяин биржи и жизни не в курсе всех событий? Непохоже. Значит, хочет услышать мою версию происшедшего.
Через несколько минут я вновь ощущаю себя полным кретином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88