Хотя чему переживать — это мое постоянное ныне состояние: кретинизм. В чем же дело? Выясняется, что господина Брувера никто не ликвидировал, у него случился сердечный приступ с летальным, правда, исходом. Разумеется, внучка Мая уверена, что дедушку убили, но медицина утверждает другое. О вторжении двух отморозков в мою квартиру господин Галаев сказал:
— Художественная самодеятельность.
— Хороша самодеятельность, — позволил заметить. — Мозги на обоях.
— Главное, не твои, — усмехнулся вор в законе. — Будь проще, Слава, и мир придет в твой дом.
— В каком смысле?
— Зачем нам всем война? — развел руками. — Василий меня понимает.
— Худой мир лучше хорошей войны, — не был оригинальным мой товарищ.
— Вах! Золотые слова.
Кто бы ни согласился с этим классическим утверждением? Согласился и я, да посчитал нужным напомнить о миллионе, мол, желаю получить его немедленно, чтобы дунуть на крабовые Карибские острова. Мое легкомысленное предложение огорчило господина Галаева, он сморщил личико, будто проглотил дикий лимон, пожевал губами, потом назидательно проговорил:
— Деньги должны работать.
Мудрая мысль, о чем и сказал, но при этом посмел заметить, что миллион мой, и я вправе им распоряжаться так, как хочу.
— Чей миллион? — искренне не поняли меня.
— Наш миллион, — проговорил со значением Василий. — Его, — указал на меня, — мой, — указал на себя, — и твой, — указал на вора в законе.
— Как это? — возмутился я. — Один миллион будем делить на троих?
— А зачем делить? — выступил господин Галаев. — Надо умножать наше богатство. У тебя, — указал на меня, — есть золотой ключик от домика, — у меня, — указал на себя, — есть домик, — а у него, — указал на Василия, крыша для домика. Будем жить поживать и добра наживать.
— Какой такой золотой ключик? — решил проверить свои подозрения.
— А вот такой, — скроив рожицу, вор в законе изобразил психически ненормального.
Я хныкнул от огорчения, покосившись на Василия: черт побери, откуда всем известно о нашем аутисте? Мой друг же был невозмутим, как пески в полдень, и мило улыбался чужим ужимкам.
Как бы в такой непростой ситуации поступил человек нормальный? Безусловно, он был бы счастлив такому предложению: рвать 33,3333333 процента от любой суммы. Плюс комфортные условия и гарантии полной безопасности. Но поскольку я падал с крыш ходких поездов, и при этом ни раз бился головой о рельсы и шпалы, то во мне вдруг вскипела пролетарская ненависть к современным нуворишам, мечтающим содрать семь шкур за воздух.
Нет, я свои чувства сдержал, как бедуин вероломного верблюда. Зачем демонстрировать недругам свою слабость? Я выступил с предложением:
— Надо подумать над вашим предложением, Аслан.
Услышав это, вор в законе подавился нежным палтусовым телом. А Василий забыл закрыть рот, и туда залетела золотая оса. Насчет осы преувеличиваю, да картину общего потрясения передаю верно. Кажется, мое нахальство не имело границ?
— А он мне нравится, — сказал после господин Галаев. — Тем, что будет думать.
— Да уж, — крякнул господин Сухой. — Думать он умеет, правда, больше жопой.
— Ничего страшного, — усмехнулся вор в законе. — Все мы будем думать, — внимательно посмотрел на меня, — как нам жить дальше.
— А топорик верните, — потребовал я. — Он мне дорог, как память. — Не люблю, когда меня пугают: в частности, иносказательно.
На этом наша встреча закончилась — каждый остался при своих: вор в законе с танцующими искрящими шлюшками на эстраде, а я с дедовским топором, который мне отдали на выходе из ресторана.
Отсутствие результата — тоже результат. Так я себя утешал, однако, судя по мрачному выражению лица моего товарища, он не разделял моего веселого оптимизма.
— Тебе жить надоело, — задал вопрос, когда мы сели в автомобиль, поганец? — Охарактеризовал меня куда эмоциональнее, да я не обиделся. Зачем обижаться на правильные слова.
— Нет, — честно признался. — Не надоело.
— Так какого же хера ты… — дальше шел такой мутный поток слов, мне мало известных, что я скоро почувствовал себя лингвистом и полиглотом.
— А в чем дело? — валял дурака. — Я же не отказываюсь от сотрудничества.
— Он не отказывается, — взревел от возмущения Василий. — Ты кто такой вообще?!
— Человек, — сипнул, — который имеет права выбора.
— Ничего ты не имеешь, блядь, кроме зеленых соплей.
Право, «зеленые сопли» меня покоробили больше чем «блядь». «Блядь» это для связки, а вот «сопли» — это оскорбление свободной личности.
— А что ты «черного» боишься, — возмутился. — Он тоже из крови и плоти. Топориком тюк меж кавказских миг и… все.
— Нет, я подозревал, что ты идиот, но не до такой же степени, — крутил рулевое колесо Сухой. — Ты знаешь, кто такой Галаев?
— Ну?
— Гну, — плюнул в сердцах. — Теперь понимаю, почему слабоумные такие счастливые, — рассуждал вслух. — Они ничего не знают. А когда ничего не знаешь…
— А что я должен знать? — не понимал. — Объясни, не кричи.
И друг снизошел до того, что изложил историю криминального сообщества, организованного в столице чеченской диаспорой. В советской империи «чечи» вели себя сдержанно: мелкая спекуляция, валюта, золото, квартирные кражи. Словом, весь джентльменский набор, но в пределах здравого смысла. То есть каждая преступная популяция знала правила игры, и старалась их не нарушать.
Потом наступила эпоха (в начале девяностых) передела власти и собственности. Во власть пришли чмокающие щекастые доценты, рыжие ленинградские торговцы гвоздиками, косоглазенькие любители экономического шока и прочая политическо-экономическая гнидная шуша.
Защищенные державной тенью Пахана всех паханов, пропивающего последние свои еловые мозги, они принялись рвать себе куски государственной собственности. Видя такой беспредел «верхов», «низы», естественно, не могли не удержаться от соблазна мгновенного обогащения, и кровушка полилась рекой, где плавали поврежденные мертвые тела, ваучеры имени Ч., бумажки МММ и иной мусор.
Потом началось сращивание государственной власти и криминала. «Чечей» взял под свою опеку один из вице-премьеров по прозвищу «Одноглазый Джек-потрошитель». (Любил он, подлец, потрошить чужие карманы, ох, любил.). В 1993–1994 годах в столице возникло несколько инвестиционных компаний. Они брали у доверчивого населения деньги, обещая их вернуть под 100 000 %, и кидали мешки с цветной вощеной бумагой в костер начинающейся кавказской бойни. Хорошо известно, любая, уважающая себя власть, должна иметь войну, которая, как говорится, все спишет. Именно в это время и появляется наш герой: Аслан Галаев. Он принадлежал к одному из ведущих тейпов, и был к тому же талантливым организатором. Неизвестно, приобрел он звание вора в законе или купил, но факт остается фактом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Художественная самодеятельность.
— Хороша самодеятельность, — позволил заметить. — Мозги на обоях.
— Главное, не твои, — усмехнулся вор в законе. — Будь проще, Слава, и мир придет в твой дом.
— В каком смысле?
— Зачем нам всем война? — развел руками. — Василий меня понимает.
— Худой мир лучше хорошей войны, — не был оригинальным мой товарищ.
— Вах! Золотые слова.
Кто бы ни согласился с этим классическим утверждением? Согласился и я, да посчитал нужным напомнить о миллионе, мол, желаю получить его немедленно, чтобы дунуть на крабовые Карибские острова. Мое легкомысленное предложение огорчило господина Галаева, он сморщил личико, будто проглотил дикий лимон, пожевал губами, потом назидательно проговорил:
— Деньги должны работать.
Мудрая мысль, о чем и сказал, но при этом посмел заметить, что миллион мой, и я вправе им распоряжаться так, как хочу.
— Чей миллион? — искренне не поняли меня.
— Наш миллион, — проговорил со значением Василий. — Его, — указал на меня, — мой, — указал на себя, — и твой, — указал на вора в законе.
— Как это? — возмутился я. — Один миллион будем делить на троих?
— А зачем делить? — выступил господин Галаев. — Надо умножать наше богатство. У тебя, — указал на меня, — есть золотой ключик от домика, — у меня, — указал на себя, — есть домик, — а у него, — указал на Василия, крыша для домика. Будем жить поживать и добра наживать.
— Какой такой золотой ключик? — решил проверить свои подозрения.
— А вот такой, — скроив рожицу, вор в законе изобразил психически ненормального.
Я хныкнул от огорчения, покосившись на Василия: черт побери, откуда всем известно о нашем аутисте? Мой друг же был невозмутим, как пески в полдень, и мило улыбался чужим ужимкам.
Как бы в такой непростой ситуации поступил человек нормальный? Безусловно, он был бы счастлив такому предложению: рвать 33,3333333 процента от любой суммы. Плюс комфортные условия и гарантии полной безопасности. Но поскольку я падал с крыш ходких поездов, и при этом ни раз бился головой о рельсы и шпалы, то во мне вдруг вскипела пролетарская ненависть к современным нуворишам, мечтающим содрать семь шкур за воздух.
Нет, я свои чувства сдержал, как бедуин вероломного верблюда. Зачем демонстрировать недругам свою слабость? Я выступил с предложением:
— Надо подумать над вашим предложением, Аслан.
Услышав это, вор в законе подавился нежным палтусовым телом. А Василий забыл закрыть рот, и туда залетела золотая оса. Насчет осы преувеличиваю, да картину общего потрясения передаю верно. Кажется, мое нахальство не имело границ?
— А он мне нравится, — сказал после господин Галаев. — Тем, что будет думать.
— Да уж, — крякнул господин Сухой. — Думать он умеет, правда, больше жопой.
— Ничего страшного, — усмехнулся вор в законе. — Все мы будем думать, — внимательно посмотрел на меня, — как нам жить дальше.
— А топорик верните, — потребовал я. — Он мне дорог, как память. — Не люблю, когда меня пугают: в частности, иносказательно.
На этом наша встреча закончилась — каждый остался при своих: вор в законе с танцующими искрящими шлюшками на эстраде, а я с дедовским топором, который мне отдали на выходе из ресторана.
Отсутствие результата — тоже результат. Так я себя утешал, однако, судя по мрачному выражению лица моего товарища, он не разделял моего веселого оптимизма.
— Тебе жить надоело, — задал вопрос, когда мы сели в автомобиль, поганец? — Охарактеризовал меня куда эмоциональнее, да я не обиделся. Зачем обижаться на правильные слова.
— Нет, — честно признался. — Не надоело.
— Так какого же хера ты… — дальше шел такой мутный поток слов, мне мало известных, что я скоро почувствовал себя лингвистом и полиглотом.
— А в чем дело? — валял дурака. — Я же не отказываюсь от сотрудничества.
— Он не отказывается, — взревел от возмущения Василий. — Ты кто такой вообще?!
— Человек, — сипнул, — который имеет права выбора.
— Ничего ты не имеешь, блядь, кроме зеленых соплей.
Право, «зеленые сопли» меня покоробили больше чем «блядь». «Блядь» это для связки, а вот «сопли» — это оскорбление свободной личности.
— А что ты «черного» боишься, — возмутился. — Он тоже из крови и плоти. Топориком тюк меж кавказских миг и… все.
— Нет, я подозревал, что ты идиот, но не до такой же степени, — крутил рулевое колесо Сухой. — Ты знаешь, кто такой Галаев?
— Ну?
— Гну, — плюнул в сердцах. — Теперь понимаю, почему слабоумные такие счастливые, — рассуждал вслух. — Они ничего не знают. А когда ничего не знаешь…
— А что я должен знать? — не понимал. — Объясни, не кричи.
И друг снизошел до того, что изложил историю криминального сообщества, организованного в столице чеченской диаспорой. В советской империи «чечи» вели себя сдержанно: мелкая спекуляция, валюта, золото, квартирные кражи. Словом, весь джентльменский набор, но в пределах здравого смысла. То есть каждая преступная популяция знала правила игры, и старалась их не нарушать.
Потом наступила эпоха (в начале девяностых) передела власти и собственности. Во власть пришли чмокающие щекастые доценты, рыжие ленинградские торговцы гвоздиками, косоглазенькие любители экономического шока и прочая политическо-экономическая гнидная шуша.
Защищенные державной тенью Пахана всех паханов, пропивающего последние свои еловые мозги, они принялись рвать себе куски государственной собственности. Видя такой беспредел «верхов», «низы», естественно, не могли не удержаться от соблазна мгновенного обогащения, и кровушка полилась рекой, где плавали поврежденные мертвые тела, ваучеры имени Ч., бумажки МММ и иной мусор.
Потом началось сращивание государственной власти и криминала. «Чечей» взял под свою опеку один из вице-премьеров по прозвищу «Одноглазый Джек-потрошитель». (Любил он, подлец, потрошить чужие карманы, ох, любил.). В 1993–1994 годах в столице возникло несколько инвестиционных компаний. Они брали у доверчивого населения деньги, обещая их вернуть под 100 000 %, и кидали мешки с цветной вощеной бумагой в костер начинающейся кавказской бойни. Хорошо известно, любая, уважающая себя власть, должна иметь войну, которая, как говорится, все спишет. Именно в это время и появляется наш герой: Аслан Галаев. Он принадлежал к одному из ведущих тейпов, и был к тому же талантливым организатором. Неизвестно, приобрел он звание вора в законе или купил, но факт остается фактом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88