Из категории террориста я перешел в категорию свидетеля. Думаю, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что от меня разило родной водочкой и неродными маслинами. Согласитесь, какой настоящий душегубец будет идти на дело подшофе, да ещё с банкой маслин в руке?
— А какая внешность-то была? — пытал меня мужиковатый следователь Петров из ФСБ. — Славянская? Кавказская?
— Обыкновенная, — пожимал плечами. — «Мосдорстрой», одним словом.
— Понятно, — чиркал в блокноте. — А что с лицом?
— Чьим?
— Твоим.
Я чертыхнулся: далось оно всем, и ответил привычно: гопнулся, хотя выразился, куда крепче. Товарищ Петров понимающе хныкнул и записал домашний адрес и номер телефона.
— Береги себя, Мукомольников, — проговорил на прощание. — Ты нам ещё нужен, — и удалился к группе работников умственного труда в штатском.
Я подивился последним его словам, да, решив, что так принято шутить на Лубянке, переключил внимание на действо, происходящее у распроклятой сумки. К ней приближался боец в защитном бронированном облачении, схожий из-за этого на глубоководного водолаза в Марианской впадине.
Сама стоянка была оцеплена по большому периметру, окруженному зеваки, которые не страшились никак возможных взрывов. Подозреваю, большинство мечтало, чтобы бомбу вместе с барскими авто рвануло до самых до облаков.
Хлеба и зрелищ — было, есть и будет для головотяпных народных масс.
Девушка Мая тянет за рукав, отвлекая от интересного дарового представления. В чем дело? Оказывается, нас ждут — ждут в месте скорбном, на престижном могильнике. Я удивляюсь: нельзя ли найти более удобное местечко? И что же выясняется: наша встреча с государственным чиновником некто Крутоверцером, под джипом коего я обнаружил сумку с бомбой. Вот такое странное совпадение обстоятельств и интересов.
— Как фамилия? — недоумеваю. — Криво… чего?
— Крутоверцер, — повторяет. — Борис Владимирович. А в чем дело?
— Фамилия какая-то… с загогулинами, — делаю экс-президентский жест рукой. — Француз, что ли?
— Не хами. Он тебя вытащил оттуда, — вздергивает голову к небесам.
— Откуда?
— Там, где тебя били, — сообщает не без издевки. — Иногда мне тоже хочется тебя стукнуть.
— Бей, — склоняю голову. — Хотя я ему должок отдал.
— Чем?
— Бомбой. Кстати, а почему хлопотала за меня? Не за красивые же глаза?
— И за них тоже, — фыркает, показывая всем видом, что терпит меня исключительно за то, что я экзотический фрукт с пролетарской плантации.
Продравшись сквозь взбудораженное светское общество, которое уже навсегда распрощалось с г-ном Брувером, однако было остановлено известными событиями на территории погоста, мы с Маей приближаемся к группе атлетических людей. Их лица мужественны и строги. Взгляды пронзают, как инфракрасные лучи в ночи. Руки тянутся к невидимым кобурам. Такие пристрелят и глазом не моргнут. Тело хозяина они будут охранять, как псы обглоданный конский мосол. Один из них мне знаком — пистолетом. Ему хватило ума и умения не застрелить меня, за что отдельное спасибо. Я хочу его поприветствовать поднятой рукой, да Мая одергивает:
— Это мы, Боря!
«Боря» — что за фамильярности, хочу спросить, да не спрашиваю по причине того, что отвлечен встречей с небожителем.
Господин Крутоверцер — типичный представитель хитрожопых завлабов всяких разных НИИ. Случившийся исторический слом советской системы вынес его и ему подобных на верхушку новой власти, которая нуждалась в людях услужливых, да неглупых, беспринципных, да хватких, себе на уме, да командных. Они быстро вошли во вкус администрирования и пришли к пониманию того, что страну необходимо в срочном порядке приватизировать, то есть прикарманить, точно чужую барсетку. А почему бы и нет? Доверчивый лохастый народец, получив по сортирно-ваучерной бумажке, принялся ждать магического обогащения.
Тогдашний лозунг дня: «Каждому дураку — по автомобилю „Волга“» вспоминается теперь, как удачный пиаровский ход. А в результате: 99,99 % населения получили с гулькин fuck-байс, а остальные 0,01 % — все.
Профакал страну народ, профакал за бумажки, и это есть факт нашего сирого существования на развалинах СССР (б).
Борис Владимирович росточка был небольшого, как того требовало последнее веяние политического истеблишмента. Лицом вышел суховатеньким, скуластеньким, с крючковатым носом. Глаза внимательные и не без иронического блёка. Лоб с ленинской залысинкой — с таким лбищем удобно национализировать банки, мосты, СМИ, телеграфы и брать олигархов за седые их яйца, похожие на гусиные.
— Прошу, — указывает на скамейку, глядя на меня не без некоторого оторопения, — садитесь.
Истолковав его взгляд по-своему, решаю опередить вопрос и выпаливаю:
— Упал с третьей полки вагона поезда Сочи-Москва! Лицом о столик. Да-с! Такие вот билеты продают — на третью полку-с!
— Слава, прекрати бредить, — недоумевает моя спутница. — Ты о чем?
— Он глаголет правду жизни, — усмехается г-н Крутоверцер. — Времена такие: не знаешь, где упадешь, где на тебя упадет, — машинально приглаживает плешинку. — Бомба — самое радикальное средство против перхоти. Но не будем о грустном, господа. Поговорим о делах наших.
После этих слов я чувствую неодолимое желание расхохотаться в голос. Если сейчас господин Крутоверцер предложит общий бизнес и все те же 33, 3333333 %, я сам себя сдам в лапы медицины. Не пора ли выстраивать в очередь всех желающих владеть «золотым» аутистом?
— Простите, — закашлялся я. — Слушаю вас.
Очевидно, в моем роду были ясновидцы. Если убрать все словесные изящества, похожие на декадентские виньетки, то смысл предложения высшего государственного чина сводилось именно к тесному сотрудничеству.
— А с кем буду работать, — задаю вопрос, — конкретно?
— С Маей Михайловной, — по-ленински щурится. — Она возглавить дилеровский, назовем это так, центр при правительстве. Обещаю всяческую поддержку.
— Извините, — ляпаю, — а зачем это мне нужно?
— То есть?
— Дилеровский, понимаешь, центр?
— Нужно, Слава, нужно, — с нажимом проговаривает высшее государственное лицо. — Вы же не хотите все время падать с полок поездов Сочи-Москва?
— Не хочу.
— Тогда какие проблемы?
Мы смотрим друга на друга, как представители двух разных миропорядков. Потом я медленно выговариваю:
— Вы, Борис Владимирович, тоже можете упасть с полки поезда Сочи-Москва.
— Я летаю самолетами, — парирует.
— Все мы в поезде, — настаиваю. — Я был вашим должником, но долг возвращен, — отмахиваю в сторону автостоянки. — Мы квиты, Борис Владимирович.
Высший государственный чин хлопает себя по колену, весело говорит, что он в который раз убеждается, что людям надо делать добро.
— Но, — поднимает указательный палец, — мои парни всегда, как говорится, зачищают территорию…
— Не хотите ли сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— А какая внешность-то была? — пытал меня мужиковатый следователь Петров из ФСБ. — Славянская? Кавказская?
— Обыкновенная, — пожимал плечами. — «Мосдорстрой», одним словом.
— Понятно, — чиркал в блокноте. — А что с лицом?
— Чьим?
— Твоим.
Я чертыхнулся: далось оно всем, и ответил привычно: гопнулся, хотя выразился, куда крепче. Товарищ Петров понимающе хныкнул и записал домашний адрес и номер телефона.
— Береги себя, Мукомольников, — проговорил на прощание. — Ты нам ещё нужен, — и удалился к группе работников умственного труда в штатском.
Я подивился последним его словам, да, решив, что так принято шутить на Лубянке, переключил внимание на действо, происходящее у распроклятой сумки. К ней приближался боец в защитном бронированном облачении, схожий из-за этого на глубоководного водолаза в Марианской впадине.
Сама стоянка была оцеплена по большому периметру, окруженному зеваки, которые не страшились никак возможных взрывов. Подозреваю, большинство мечтало, чтобы бомбу вместе с барскими авто рвануло до самых до облаков.
Хлеба и зрелищ — было, есть и будет для головотяпных народных масс.
Девушка Мая тянет за рукав, отвлекая от интересного дарового представления. В чем дело? Оказывается, нас ждут — ждут в месте скорбном, на престижном могильнике. Я удивляюсь: нельзя ли найти более удобное местечко? И что же выясняется: наша встреча с государственным чиновником некто Крутоверцером, под джипом коего я обнаружил сумку с бомбой. Вот такое странное совпадение обстоятельств и интересов.
— Как фамилия? — недоумеваю. — Криво… чего?
— Крутоверцер, — повторяет. — Борис Владимирович. А в чем дело?
— Фамилия какая-то… с загогулинами, — делаю экс-президентский жест рукой. — Француз, что ли?
— Не хами. Он тебя вытащил оттуда, — вздергивает голову к небесам.
— Откуда?
— Там, где тебя били, — сообщает не без издевки. — Иногда мне тоже хочется тебя стукнуть.
— Бей, — склоняю голову. — Хотя я ему должок отдал.
— Чем?
— Бомбой. Кстати, а почему хлопотала за меня? Не за красивые же глаза?
— И за них тоже, — фыркает, показывая всем видом, что терпит меня исключительно за то, что я экзотический фрукт с пролетарской плантации.
Продравшись сквозь взбудораженное светское общество, которое уже навсегда распрощалось с г-ном Брувером, однако было остановлено известными событиями на территории погоста, мы с Маей приближаемся к группе атлетических людей. Их лица мужественны и строги. Взгляды пронзают, как инфракрасные лучи в ночи. Руки тянутся к невидимым кобурам. Такие пристрелят и глазом не моргнут. Тело хозяина они будут охранять, как псы обглоданный конский мосол. Один из них мне знаком — пистолетом. Ему хватило ума и умения не застрелить меня, за что отдельное спасибо. Я хочу его поприветствовать поднятой рукой, да Мая одергивает:
— Это мы, Боря!
«Боря» — что за фамильярности, хочу спросить, да не спрашиваю по причине того, что отвлечен встречей с небожителем.
Господин Крутоверцер — типичный представитель хитрожопых завлабов всяких разных НИИ. Случившийся исторический слом советской системы вынес его и ему подобных на верхушку новой власти, которая нуждалась в людях услужливых, да неглупых, беспринципных, да хватких, себе на уме, да командных. Они быстро вошли во вкус администрирования и пришли к пониманию того, что страну необходимо в срочном порядке приватизировать, то есть прикарманить, точно чужую барсетку. А почему бы и нет? Доверчивый лохастый народец, получив по сортирно-ваучерной бумажке, принялся ждать магического обогащения.
Тогдашний лозунг дня: «Каждому дураку — по автомобилю „Волга“» вспоминается теперь, как удачный пиаровский ход. А в результате: 99,99 % населения получили с гулькин fuck-байс, а остальные 0,01 % — все.
Профакал страну народ, профакал за бумажки, и это есть факт нашего сирого существования на развалинах СССР (б).
Борис Владимирович росточка был небольшого, как того требовало последнее веяние политического истеблишмента. Лицом вышел суховатеньким, скуластеньким, с крючковатым носом. Глаза внимательные и не без иронического блёка. Лоб с ленинской залысинкой — с таким лбищем удобно национализировать банки, мосты, СМИ, телеграфы и брать олигархов за седые их яйца, похожие на гусиные.
— Прошу, — указывает на скамейку, глядя на меня не без некоторого оторопения, — садитесь.
Истолковав его взгляд по-своему, решаю опередить вопрос и выпаливаю:
— Упал с третьей полки вагона поезда Сочи-Москва! Лицом о столик. Да-с! Такие вот билеты продают — на третью полку-с!
— Слава, прекрати бредить, — недоумевает моя спутница. — Ты о чем?
— Он глаголет правду жизни, — усмехается г-н Крутоверцер. — Времена такие: не знаешь, где упадешь, где на тебя упадет, — машинально приглаживает плешинку. — Бомба — самое радикальное средство против перхоти. Но не будем о грустном, господа. Поговорим о делах наших.
После этих слов я чувствую неодолимое желание расхохотаться в голос. Если сейчас господин Крутоверцер предложит общий бизнес и все те же 33, 3333333 %, я сам себя сдам в лапы медицины. Не пора ли выстраивать в очередь всех желающих владеть «золотым» аутистом?
— Простите, — закашлялся я. — Слушаю вас.
Очевидно, в моем роду были ясновидцы. Если убрать все словесные изящества, похожие на декадентские виньетки, то смысл предложения высшего государственного чина сводилось именно к тесному сотрудничеству.
— А с кем буду работать, — задаю вопрос, — конкретно?
— С Маей Михайловной, — по-ленински щурится. — Она возглавить дилеровский, назовем это так, центр при правительстве. Обещаю всяческую поддержку.
— Извините, — ляпаю, — а зачем это мне нужно?
— То есть?
— Дилеровский, понимаешь, центр?
— Нужно, Слава, нужно, — с нажимом проговаривает высшее государственное лицо. — Вы же не хотите все время падать с полок поездов Сочи-Москва?
— Не хочу.
— Тогда какие проблемы?
Мы смотрим друга на друга, как представители двух разных миропорядков. Потом я медленно выговариваю:
— Вы, Борис Владимирович, тоже можете упасть с полки поезда Сочи-Москва.
— Я летаю самолетами, — парирует.
— Все мы в поезде, — настаиваю. — Я был вашим должником, но долг возвращен, — отмахиваю в сторону автостоянки. — Мы квиты, Борис Владимирович.
Высший государственный чин хлопает себя по колену, весело говорит, что он в который раз убеждается, что людям надо делать добро.
— Но, — поднимает указательный палец, — мои парни всегда, как говорится, зачищают территорию…
— Не хотите ли сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88