Плохо скрываешь, отвечал господин Сухой и высказал мысль, что нами могут заинтересоваться несколько структур: организованные преступные группировки, биржевые, государственные и частные.
— Ха! — рассмеялся я. — На один миллион и такая толпа народа?
— Не о миллионе речь, — одернул меня. — О нем речь, — кивнул на аутиста, плетущегося за нами. — Илюша — золотой приз.
Я согласился с мнением товарища, но посчитал нужным намекнуть и о своей скромной роли в этой невероятной истории.
— Понимаю его только я, — заявил. — Чужие здесь не пройдут.
— Значит, приз двухголовый, — подвел итог Василий. — Будем его вдвойне охранять.
— Кого, — не понял я, — охранять?
И узнаю, что у моего криминального товарища далеко идущие планы относительно нас с Илюшей. Мы будем вас защищать, заявляет безапелляционно. Я возмущаюсь: кто такие мы? Мы — это мы, уходит от ответа. Я протестую: не надо нас защищать, мы сами за себя постоим.
— Ты живешь иллюзиями, брат, — предупредил Василий. — Это тебе не барана брить. Предупреждаю: если не принять мер, прольется кровушка. Ваша.
Каюсь, не придал значения этим словам. Был самонадеян, вот в чем дело. И знать не знал, что маховик криминальных деяний вокруг нас уже запущен.
На серебристом БМВ мы с Илюшей вернулись к нашей родной помойки. Оказывается, можно иметь миллион в кармане, а психология нищего не меняется. Эта мысль меня раздразнила: черт возьми, один раз живем! Почему не могу позволить пригласить в ресторан «Метрополь» даму сердца. Кто у нас дама сердца? Сладкоежка Жанночка? Рафинадная Ирочка? Или все-таки мои думы о Мае? Думаю, она наслышана о моих подвигах на бирже? Приглашу на поздний ужин, решаю я, и верну, кстати, должок в семь тысяч американских рубликов.
Распрощавшись с назойливым Василием до счастливого завтра, я накручиваю телефонный номер. Время детское — десятый час. Длинные гудки. Потом голос, мне знакомый, но со странными нотками сострадания.
— Привет, — говорю я. — Тебе удобно говорить?
— Нет, — отвечает.
— Что-то случилось?
— Случилось, — говорит Мая. — Дедушку убили.
— Убили?!
— Убили.
— Где?
— На бирже.
Услышав это, я решил, что шутит. Такая вот глупая сумасбродная мысль: шутит. Но разве можно так шутить? После приходит понимание, что смерть исполнительного директора напрямую связана с нашим успехом. Исаак Исаакович был сам не свой в последнюю нашу встречу — был мелок, суетлив и перепуган. Облегчение получил лишь тогда, когда узнал, что игра на миллион продолжится. Что это все значит? Не был ли прав мой друг Василий, утверждая, что прольется кровушка. Вот она и пролилась. За что ликвидировали господина Брувера? И почему именно на ВБ? И кто? Не оказался ли он слишком лояльным к пришлым дурачкам, нагло обчистившим МСБС? Или его смерть не имеет к нашим проблемам никакого отношения?
Я предлагаю Мае встретиться. Она недоумевает — зачем? Я коротко излагаю: есть подозрения, что её дед пал жертвой неких сил, заинтересованных в том, чтобы взорвать ситуацию, связанную с миллионом долларов.
— Мне бабушка Лира говорила о твоих успехах, — признается Мая, — но я не поверила.
— Почему?
— Такого не может быть.
— Встретимся, — обещаю, — открою тайну.
Хорошо, что женщины любопытны. Несмотря на трагедию, Мая соглашается на встречу: в парке возле её дома.
Я начинаю быстрые сборы. Главный вопрос — что делать с Илюшей? Не брать же его на свидание? Девушка меня не поймет. И оставлять аутиста одного в свете последних событий нельзя. Еще выкрадут, как телевизор. Это так я шучу. Потому, что все происходящее воспринимаю, будто анекдотический случай. Курьез ведь не может закончиться плохо? И, тем не менее, отвожу Илюшу в гости к соседу Павлову.
Тот зевал, шелестел газетой и чесал бока, как павиан. Я тиснул ему, человеку, конечно, сотенку, ввергнув тем самым в остолбенение, и попросил присмотреть за Ильей:
— Часа на три, Павлиныч, — сказал я. — Он любит смотреть рекламу.
— И что?
— Не переключай, пожалуйста, — попросил. — Пусть порадуется жизни.
— А не фальшивая, — вздернул купюру к пыльной лампочке, — бумажка-то?
— Обижаешь, сосед, — уверенно проговорил я. — Из натурального алабамского хлопка.
На этом проблема с аутистом благополучно разрешилась, и я помчался в московскую ночь, теплую и клейкую от приближающегося влажного юго-восточного циклона.
Пока летел на частном авто по столичным дорогам, лучшим в мире, когда их не видишь, то пытался рассуждать на злободневную тему: кто и зачем уничтожил директора ВБ? Неужто не оплатил некую котировку? Интересно, как поступлю я, если возникнет конфликтная ситуация с выдачей некой суммы? Не будем же мы с Илюшей играть на бирже до бесконечности? Надо дернуть миллионов десять и…
Как бы не так! Так тебе и дали брикетов несколько, простак задрипанный. Коль такие страстишки нагнетаются вокруг всего одного миллиончика?
Да, где наша не пропадала! И с этой жизнерадостной установкой выпадаю из машины — выпадаю у памятника эпохи советско-сталинской гигантомании: высотного дома на Красной Пресни.
Здание весомо, огромно и производит впечатление на чувствительных гостей столицы. На фасаде подсвечиваются гранитные фигуры мускулистых рабочих и пышнотелых крестьянок, похожих на монстров, спускающихся с черных небес. Свет в окнах желт и неприятен. Не с крыши ли этого обиталища грешных душ улетал булгаковский дьявол?
Под высоткой темнел маленький парк, где мы с Маей и договорились о встрече. Я сел на лавочку и принялся глазеть в ночное небо, словно желая увидеть падение звезды, чтобы загадать заветное желание.
А какое у меня желание? Заработать ещё один миллион? Нет, это не для славянской души. Играть на деньги — это забава для современных нуворишей и дураков.
Деньг`а никогда не определяла главную суть нашего человека. Вот сейчас в моем кармане десять тысяч долларов, и что? Счастлив ли я до слезного всепрощения и благодушия? Отнюдь. Напряжен и досаден даже на самого себя. А все потому, что нет душевного порыва. Нет страсти. Нет куража, бессмысленного, как русский бунт.
Сижу с десятью баксовыми кусками, как сыч на суку, и не знаю, что делать? Раздать нищим и убогим? Приобрести авто, чтобы влепиться в первый столб. Пойти на Тверскую и прикупить отряд шлюх под личное командование. Не знаю. Такое впечатление, что не готов я к решительным изменениям в своей жизни. Легко хапнуть мистический миллион, говорю я себе, да трудно сбросить чугунный панцирь люмпена. Вот в чем дело, друг мой сердечный.
Я шумно вздыхаю и вижу, как из дубовых парадных дверей появляется девушка. Она легка и подвижна, как ночная птица. У Маи странное незащищенное лицо. Она приближается, и я понимаю — смыта краска. Она садится рядом, и со стороны мы похожи на влюбленную парочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Ха! — рассмеялся я. — На один миллион и такая толпа народа?
— Не о миллионе речь, — одернул меня. — О нем речь, — кивнул на аутиста, плетущегося за нами. — Илюша — золотой приз.
Я согласился с мнением товарища, но посчитал нужным намекнуть и о своей скромной роли в этой невероятной истории.
— Понимаю его только я, — заявил. — Чужие здесь не пройдут.
— Значит, приз двухголовый, — подвел итог Василий. — Будем его вдвойне охранять.
— Кого, — не понял я, — охранять?
И узнаю, что у моего криминального товарища далеко идущие планы относительно нас с Илюшей. Мы будем вас защищать, заявляет безапелляционно. Я возмущаюсь: кто такие мы? Мы — это мы, уходит от ответа. Я протестую: не надо нас защищать, мы сами за себя постоим.
— Ты живешь иллюзиями, брат, — предупредил Василий. — Это тебе не барана брить. Предупреждаю: если не принять мер, прольется кровушка. Ваша.
Каюсь, не придал значения этим словам. Был самонадеян, вот в чем дело. И знать не знал, что маховик криминальных деяний вокруг нас уже запущен.
На серебристом БМВ мы с Илюшей вернулись к нашей родной помойки. Оказывается, можно иметь миллион в кармане, а психология нищего не меняется. Эта мысль меня раздразнила: черт возьми, один раз живем! Почему не могу позволить пригласить в ресторан «Метрополь» даму сердца. Кто у нас дама сердца? Сладкоежка Жанночка? Рафинадная Ирочка? Или все-таки мои думы о Мае? Думаю, она наслышана о моих подвигах на бирже? Приглашу на поздний ужин, решаю я, и верну, кстати, должок в семь тысяч американских рубликов.
Распрощавшись с назойливым Василием до счастливого завтра, я накручиваю телефонный номер. Время детское — десятый час. Длинные гудки. Потом голос, мне знакомый, но со странными нотками сострадания.
— Привет, — говорю я. — Тебе удобно говорить?
— Нет, — отвечает.
— Что-то случилось?
— Случилось, — говорит Мая. — Дедушку убили.
— Убили?!
— Убили.
— Где?
— На бирже.
Услышав это, я решил, что шутит. Такая вот глупая сумасбродная мысль: шутит. Но разве можно так шутить? После приходит понимание, что смерть исполнительного директора напрямую связана с нашим успехом. Исаак Исаакович был сам не свой в последнюю нашу встречу — был мелок, суетлив и перепуган. Облегчение получил лишь тогда, когда узнал, что игра на миллион продолжится. Что это все значит? Не был ли прав мой друг Василий, утверждая, что прольется кровушка. Вот она и пролилась. За что ликвидировали господина Брувера? И почему именно на ВБ? И кто? Не оказался ли он слишком лояльным к пришлым дурачкам, нагло обчистившим МСБС? Или его смерть не имеет к нашим проблемам никакого отношения?
Я предлагаю Мае встретиться. Она недоумевает — зачем? Я коротко излагаю: есть подозрения, что её дед пал жертвой неких сил, заинтересованных в том, чтобы взорвать ситуацию, связанную с миллионом долларов.
— Мне бабушка Лира говорила о твоих успехах, — признается Мая, — но я не поверила.
— Почему?
— Такого не может быть.
— Встретимся, — обещаю, — открою тайну.
Хорошо, что женщины любопытны. Несмотря на трагедию, Мая соглашается на встречу: в парке возле её дома.
Я начинаю быстрые сборы. Главный вопрос — что делать с Илюшей? Не брать же его на свидание? Девушка меня не поймет. И оставлять аутиста одного в свете последних событий нельзя. Еще выкрадут, как телевизор. Это так я шучу. Потому, что все происходящее воспринимаю, будто анекдотический случай. Курьез ведь не может закончиться плохо? И, тем не менее, отвожу Илюшу в гости к соседу Павлову.
Тот зевал, шелестел газетой и чесал бока, как павиан. Я тиснул ему, человеку, конечно, сотенку, ввергнув тем самым в остолбенение, и попросил присмотреть за Ильей:
— Часа на три, Павлиныч, — сказал я. — Он любит смотреть рекламу.
— И что?
— Не переключай, пожалуйста, — попросил. — Пусть порадуется жизни.
— А не фальшивая, — вздернул купюру к пыльной лампочке, — бумажка-то?
— Обижаешь, сосед, — уверенно проговорил я. — Из натурального алабамского хлопка.
На этом проблема с аутистом благополучно разрешилась, и я помчался в московскую ночь, теплую и клейкую от приближающегося влажного юго-восточного циклона.
Пока летел на частном авто по столичным дорогам, лучшим в мире, когда их не видишь, то пытался рассуждать на злободневную тему: кто и зачем уничтожил директора ВБ? Неужто не оплатил некую котировку? Интересно, как поступлю я, если возникнет конфликтная ситуация с выдачей некой суммы? Не будем же мы с Илюшей играть на бирже до бесконечности? Надо дернуть миллионов десять и…
Как бы не так! Так тебе и дали брикетов несколько, простак задрипанный. Коль такие страстишки нагнетаются вокруг всего одного миллиончика?
Да, где наша не пропадала! И с этой жизнерадостной установкой выпадаю из машины — выпадаю у памятника эпохи советско-сталинской гигантомании: высотного дома на Красной Пресни.
Здание весомо, огромно и производит впечатление на чувствительных гостей столицы. На фасаде подсвечиваются гранитные фигуры мускулистых рабочих и пышнотелых крестьянок, похожих на монстров, спускающихся с черных небес. Свет в окнах желт и неприятен. Не с крыши ли этого обиталища грешных душ улетал булгаковский дьявол?
Под высоткой темнел маленький парк, где мы с Маей и договорились о встрече. Я сел на лавочку и принялся глазеть в ночное небо, словно желая увидеть падение звезды, чтобы загадать заветное желание.
А какое у меня желание? Заработать ещё один миллион? Нет, это не для славянской души. Играть на деньги — это забава для современных нуворишей и дураков.
Деньг`а никогда не определяла главную суть нашего человека. Вот сейчас в моем кармане десять тысяч долларов, и что? Счастлив ли я до слезного всепрощения и благодушия? Отнюдь. Напряжен и досаден даже на самого себя. А все потому, что нет душевного порыва. Нет страсти. Нет куража, бессмысленного, как русский бунт.
Сижу с десятью баксовыми кусками, как сыч на суку, и не знаю, что делать? Раздать нищим и убогим? Приобрести авто, чтобы влепиться в первый столб. Пойти на Тверскую и прикупить отряд шлюх под личное командование. Не знаю. Такое впечатление, что не готов я к решительным изменениям в своей жизни. Легко хапнуть мистический миллион, говорю я себе, да трудно сбросить чугунный панцирь люмпена. Вот в чем дело, друг мой сердечный.
Я шумно вздыхаю и вижу, как из дубовых парадных дверей появляется девушка. Она легка и подвижна, как ночная птица. У Маи странное незащищенное лицо. Она приближается, и я понимаю — смыта краска. Она садится рядом, и со стороны мы похожи на влюбленную парочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88