Дети беспощадны в своем простодушии. Краски детства не имеют оттенков. Мы не понимали, что наши игры — игры со смертью.
Нет, чувство страха гнездилось в наших манголо-татарских тельцах (в районе солнечного сплетения), особенно, когда они готовились к прыжку на спину ревущему металлическому зверю, да никто из нас никогда не признался бы в подобной квелости. Безумные игрища голодранцев, уверивших в свою безнаказанность. Мы гневили Бога, но до поры до времени ОН был за нас.
В тот летний денек все было как всегда: мы гроздьями повисли на заброшенном мосту в ожидании транспортных средств. И пока мы ждали и щебетали, выяснилось, что с нами увязался Илюша. Обычно за ним присматривала старшая сестра, а тут по какой-то причине не уследила.
Шепотинник сидел на просмоленной шпале и пускал слюни, глядя перед собой. С виду ничем не отличался от нас. Разве что, присмотревшись, можно было отметить некую неловкость в движениях и некий взгляд, обращенный в себя. Говорил Илюша короткими фразами, повторяя их до бесконечности. Он походил на игрушку с плохим механизмом, который постоянно клиняло. Тогда мы, конечно, знать не знали, что есть такая болезнь со странным названием «аутизм» и поэтому нам казалось, что Шепотинник придуривается — и хорошо придуривается.
— А пусть Илюха прыгнет, — предложил кто-то из нас. — Может, шарики за ролики зайдут, и будет он у-у-умненьким, как буратино.
Мы посмеялись — и забыли. Тем более из далекого-далека конвульсировал пропыленный скорый. Наши мартышечные тела приготовились для десантирования. И когда вибрирующий состав затянуло под мост, мы посыпались на крыши вагонов, как град на головы пляжных людей. Потом, пластаясь на грязной дрожащей кровле, я увидел: Илюшка падает с моста и делает это плохо — вялый мешок с сырой требухой. Я понял, если его снесет на рельсы…
— Ты что, идиот?! — орал, когда оказался рядом с ним. — Держись, дурак! — И увидел на его лбу рваную рану, набухающую кровью. — Допрыгался, космонавт, — и куском своей рубахи залепил повреждение. — Больше так не делай. Понимаешь…
Не понимал — лежал на крыше, улыбался и смотрел пустоцветным взглядом на мир, плывущий навстречу: на ржавеющие ангары, на прокопченные мастерские, на серые заборы, исписанные напрасными призывами, на пирамиды песка, на цистерны с нефтью, на жилые дома, притомленные шумом железки, на готическое здание Ярославского вокзала, возникающее, как мираж…
Миражи счастливого детства. Конечно, я не прав, считая, что именно тогда болезнь, спровоцированная падением, решительно разрушила мозг моего друга.
Позже узнал, что на эту болезнь не действуют ни климат, ни уровень жизни, ни формы государственного правления. Считается, что четверо из каждых десяти тысяч — аутисты. Нетрудно вычислить, что сегодня в мире их около двух с половиной миллиона.
Об этой болезни раньше говорили мало — что можно сказать оригинального о психической хвори? Потом за дело взялись киношники. Фильмом «Человек дождя» они настолько популяризовали эту болезнь, что только ленивый не знает о ней. Впрочем, сами аутисты о своей популярности не догадываются: их отношения с миром складываются трудно. Или вообще не складываются.
Известно, что с ума сходят поодиночке, как и умирают. Это положение как нельзя точно подходит к аутизму. И хотя аутисты ни в коем случае не сумасшедшие, ведут они часто очень похоже… Одни медлительны и спокойны. Другие — агрессивны. Одни все время разговаривают. Другие — молчат. И не потому, что не умеют говорить — не хотят. Не хотят говорить. Не хотят смотреть в глаза. Не знают чувства страха — никакого. Собаки, машины, огонь, вода, высота — никаких отрицательных чувств. Ужас у них вызывает только общение с людьми. Некоторым аутистам визуальный контакт причиняет физическую боль. Другие болезненно реагируют на звук. Например, поход в туалет — проблема. Шум воды приводит аутиста в состояние паники: он корчится, словно от боли, плачет. А пожалеть нельзя: телесного контакта аутисты боятся не меньше.
Аутизм условно делится на четыре группы. Первая — самая тяжелая. Дверь в мир, в котором живут несчастные, крепко закрыта, да ещё приперта с внутренней стороны чем-то невыносимо тяжелым. Открыть её невозможно.
Вторая группа — аутисты, у которых наблюдаются проблески сознания. Их можно хоть чем-то заинтересовать, хоть на минутку выманить за дверь собственного мира. Например, конструктором «Лего», кубиками, доской Сигена (доска с углублениями, в которые нужно вставлять резиновые цифры).
Аутисты 3-4-ых групп интересны потому, что именно они, как правило, проявляют способности, которые потом эксплуатируют в Голливуде. Рэймонд Бэббит («Человек дождя») помнил, кто в каком году выиграл матч на первенство НБА, знал наизусть телефонный справочник и мог в уме вычислять квадратный корень любого четырехзначного числа. Маленький Саймон («Восход Меркурия») с первого раза расколол код секретной системы ФБР. И это не преувеличение. Судя по статистике, 10 % аутистов обладают выдающимися способностями, в то время как среди обычных людей этот показатель меньше 1 %. Никакого ясного объяснение этот феномен не имеет. Никто не знает, почему одни аутисты запросто решают сложнейшие математические задачи, в мельчайших подробностях копируют Рембрандта и могут сразу по памяти воспроизвести фугу Баха, а другие (около 50 %) по развитию ничем не отличаются от олигофренов.
Общее что объединяет аутистов — они терпеть не могут беспорядка и обожают все приводить в состояние стабильной системы. Собирая пазл, они составляют не картинку на стену, а создают замкнутую систему. Именно страсть к упорядочиванию сближает аутистов с компьютером, который не заглядывает в глаза, не трогает за руку, не пристает с глупыми вопросами. Он такой же, как они.
Те аутисты, кто способен к самоанализу, не скрывают, что большую часть времени думают на каком-то особенном компьютерном языке, описать который они, впрочем, не в состоянии. Способности к программированию у аутистов бесспорные: им ничего не стоит выучить за два дня новый компьютерный язык, просто изучая исходные коды приложений. Задача для обычного человека практически неразрешимая. Именно поэтому аутистов стали широко использовать в компьютерных фирмах. К примеру, у Билла Гейтса, по разным данным, до 20 % персонала — аутисты.
Говорят, аутистом был Альберт Эйнштейн.
Конечно, обо всем этом я узнал только тогда, когда возникла необходимость получше разобраться в болезни друга детства. Но все это было потом. А пока мы сидели с Васей Сухим на сухом родном бережку и мимоходом вспомнили о Шепотиннике.
— А где он сейчас мутит? — спросили меня. — В психушке?
— Дома, — ответил я.
— Представляю, — покачал головой мой товарищ, — какие шоу пристраивает сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Нет, чувство страха гнездилось в наших манголо-татарских тельцах (в районе солнечного сплетения), особенно, когда они готовились к прыжку на спину ревущему металлическому зверю, да никто из нас никогда не признался бы в подобной квелости. Безумные игрища голодранцев, уверивших в свою безнаказанность. Мы гневили Бога, но до поры до времени ОН был за нас.
В тот летний денек все было как всегда: мы гроздьями повисли на заброшенном мосту в ожидании транспортных средств. И пока мы ждали и щебетали, выяснилось, что с нами увязался Илюша. Обычно за ним присматривала старшая сестра, а тут по какой-то причине не уследила.
Шепотинник сидел на просмоленной шпале и пускал слюни, глядя перед собой. С виду ничем не отличался от нас. Разве что, присмотревшись, можно было отметить некую неловкость в движениях и некий взгляд, обращенный в себя. Говорил Илюша короткими фразами, повторяя их до бесконечности. Он походил на игрушку с плохим механизмом, который постоянно клиняло. Тогда мы, конечно, знать не знали, что есть такая болезнь со странным названием «аутизм» и поэтому нам казалось, что Шепотинник придуривается — и хорошо придуривается.
— А пусть Илюха прыгнет, — предложил кто-то из нас. — Может, шарики за ролики зайдут, и будет он у-у-умненьким, как буратино.
Мы посмеялись — и забыли. Тем более из далекого-далека конвульсировал пропыленный скорый. Наши мартышечные тела приготовились для десантирования. И когда вибрирующий состав затянуло под мост, мы посыпались на крыши вагонов, как град на головы пляжных людей. Потом, пластаясь на грязной дрожащей кровле, я увидел: Илюшка падает с моста и делает это плохо — вялый мешок с сырой требухой. Я понял, если его снесет на рельсы…
— Ты что, идиот?! — орал, когда оказался рядом с ним. — Держись, дурак! — И увидел на его лбу рваную рану, набухающую кровью. — Допрыгался, космонавт, — и куском своей рубахи залепил повреждение. — Больше так не делай. Понимаешь…
Не понимал — лежал на крыше, улыбался и смотрел пустоцветным взглядом на мир, плывущий навстречу: на ржавеющие ангары, на прокопченные мастерские, на серые заборы, исписанные напрасными призывами, на пирамиды песка, на цистерны с нефтью, на жилые дома, притомленные шумом железки, на готическое здание Ярославского вокзала, возникающее, как мираж…
Миражи счастливого детства. Конечно, я не прав, считая, что именно тогда болезнь, спровоцированная падением, решительно разрушила мозг моего друга.
Позже узнал, что на эту болезнь не действуют ни климат, ни уровень жизни, ни формы государственного правления. Считается, что четверо из каждых десяти тысяч — аутисты. Нетрудно вычислить, что сегодня в мире их около двух с половиной миллиона.
Об этой болезни раньше говорили мало — что можно сказать оригинального о психической хвори? Потом за дело взялись киношники. Фильмом «Человек дождя» они настолько популяризовали эту болезнь, что только ленивый не знает о ней. Впрочем, сами аутисты о своей популярности не догадываются: их отношения с миром складываются трудно. Или вообще не складываются.
Известно, что с ума сходят поодиночке, как и умирают. Это положение как нельзя точно подходит к аутизму. И хотя аутисты ни в коем случае не сумасшедшие, ведут они часто очень похоже… Одни медлительны и спокойны. Другие — агрессивны. Одни все время разговаривают. Другие — молчат. И не потому, что не умеют говорить — не хотят. Не хотят говорить. Не хотят смотреть в глаза. Не знают чувства страха — никакого. Собаки, машины, огонь, вода, высота — никаких отрицательных чувств. Ужас у них вызывает только общение с людьми. Некоторым аутистам визуальный контакт причиняет физическую боль. Другие болезненно реагируют на звук. Например, поход в туалет — проблема. Шум воды приводит аутиста в состояние паники: он корчится, словно от боли, плачет. А пожалеть нельзя: телесного контакта аутисты боятся не меньше.
Аутизм условно делится на четыре группы. Первая — самая тяжелая. Дверь в мир, в котором живут несчастные, крепко закрыта, да ещё приперта с внутренней стороны чем-то невыносимо тяжелым. Открыть её невозможно.
Вторая группа — аутисты, у которых наблюдаются проблески сознания. Их можно хоть чем-то заинтересовать, хоть на минутку выманить за дверь собственного мира. Например, конструктором «Лего», кубиками, доской Сигена (доска с углублениями, в которые нужно вставлять резиновые цифры).
Аутисты 3-4-ых групп интересны потому, что именно они, как правило, проявляют способности, которые потом эксплуатируют в Голливуде. Рэймонд Бэббит («Человек дождя») помнил, кто в каком году выиграл матч на первенство НБА, знал наизусть телефонный справочник и мог в уме вычислять квадратный корень любого четырехзначного числа. Маленький Саймон («Восход Меркурия») с первого раза расколол код секретной системы ФБР. И это не преувеличение. Судя по статистике, 10 % аутистов обладают выдающимися способностями, в то время как среди обычных людей этот показатель меньше 1 %. Никакого ясного объяснение этот феномен не имеет. Никто не знает, почему одни аутисты запросто решают сложнейшие математические задачи, в мельчайших подробностях копируют Рембрандта и могут сразу по памяти воспроизвести фугу Баха, а другие (около 50 %) по развитию ничем не отличаются от олигофренов.
Общее что объединяет аутистов — они терпеть не могут беспорядка и обожают все приводить в состояние стабильной системы. Собирая пазл, они составляют не картинку на стену, а создают замкнутую систему. Именно страсть к упорядочиванию сближает аутистов с компьютером, который не заглядывает в глаза, не трогает за руку, не пристает с глупыми вопросами. Он такой же, как они.
Те аутисты, кто способен к самоанализу, не скрывают, что большую часть времени думают на каком-то особенном компьютерном языке, описать который они, впрочем, не в состоянии. Способности к программированию у аутистов бесспорные: им ничего не стоит выучить за два дня новый компьютерный язык, просто изучая исходные коды приложений. Задача для обычного человека практически неразрешимая. Именно поэтому аутистов стали широко использовать в компьютерных фирмах. К примеру, у Билла Гейтса, по разным данным, до 20 % персонала — аутисты.
Говорят, аутистом был Альберт Эйнштейн.
Конечно, обо всем этом я узнал только тогда, когда возникла необходимость получше разобраться в болезни друга детства. Но все это было потом. А пока мы сидели с Васей Сухим на сухом родном бережку и мимоходом вспомнили о Шепотиннике.
— А где он сейчас мутит? — спросили меня. — В психушке?
— Дома, — ответил я.
— Представляю, — покачал головой мой товарищ, — какие шоу пристраивает сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88