Со сна - и такие подвиги! Спасибо Гураму, коменданту общаги.
- После отбоя общежитие на замке, - изрек железный грузин пятилетку назад, чем и определил альпинистскую специфику общаговского народа.
Что бы сделали вы, если б, рискуя шеей, по шаткой пожарной лестнице, в условиях плохой видимости, преодолев несколько этажей, к вам спустилась почти обнаженная, хрупкая как подросток молодая женщина? Вот-вот! А Надька и хвостом не вильнула.
- Он не хочет, - серым голосом промолвила она.
Я взяла подругу за руку и усадила ее на парапет.
- Покурить бы, - на автопилоте вздохнула она.
Вторя ее словам, пачка сигарет описала траекторию из моего окна до Надеждиной головы. Я погрозила Василию кулаком. В другое время моя подруга уползла бы с места событий с сотрясением мозга, но не сегодня... Она просто щелкнула зажигалкой, и пламя, стремящееся к сигарете, осветило ее значительное лицо. Бархатная ночь на исходе лета. Два огонька под звездным небом. Надежда и я. И такая тоска и жалость и к ней, и к себе, и к уходящему лету, и даже к Земле - одинокой точке в океане галактик.
- Что ж, будем кормить клиента заговоренными продуктами, - резюмировала я.
- А если он не захочет?
- Тогда через зонд.
Утро прошло в бегах. Отправив Василия в сад, я помчалась за пирожными. Все оставшееся до визита время упрашивала творца посодействовать рабе божьей Надежде. Оказалось, Бог действительно слышит глас вопиющего, даже если вопиющий - агностик, атеист и бывшая пионерка. Не уверенная в продуктивности заговора, а более страшась непредсказуемости результата, я пробовала для начала объясниться с Романом мирным путем.
- Ты волен не жениться на Надежде, но знай, на этой земле ее держит только любовь к тебе!
У Ромки от такого смелого заявления аж глаза заблестели. Еще бы! Не каждый день из-за тебя намыливают веревку, бросаются под поезд, глотают яд... Словно иллюстрируя происходящее, раздался страшный грохот. Меня прошиб пот: ужель Господь решил следовать каждому моему слову? Ромка выскочил в коридор, с разбега вышиб дверь в ванную. На пороге, обхватив двумя руками медный таз, стояла Надежда. Блаженная улыбка освещала уста. Неужели тронулась? Под влиянием минуты...
- Я просто хотела услышать, о чем вы говорите, и уронила тазик, невинно промолвила она.
Черт побери! Высокую трагедию оборотили в фарс! Я схватила громадного Ромку за грудки и затрясла.
- Если ты, мерзавец, приблизишься к ней в радиусе трех километров, я тебя покалечу... тазом! Клянись, больше мы тебя не увидим!
Страшно напуганный яростной атакой, он вяло пытался отцепить меня от рубахи.
- Да не приду, не приду...
Мышь уела гору. Вконец расхрабрившись, я всучила ему в руки коробку с пирожными.
- И чтоб все съел! Они заговоренные!
Неделю от Романа не было не слуху ни духу, неделю я боялась поднять на Надежду глаза, и, возможно, загнулась бы наша дружба под тяжестью вины, если б не Роман. Заявился к Надьке с огромным букетом.
- Накормили меня заговоренными пирожными...
Надежда восприняла его слова как предложение выйти замуж - и вышла. Мастер спорта по боксу не смел сопротивляться. Теперь вот бегает, надеюсь, не от жены.
Ждать приходится недолго, я едва успеваю пару раз измерить тротуар, вымощенный плиткой, как из-за угла на хорошей скорости, облаченный в спортивный костюм, возникает взмокший Юнеев. Даже мое появление не останавливает его, бежит как заведенный, теперь, правда, только на месте.
- Привет, - между прочим бросает Роман. - Надо кого-то убрать?
Обычно я отвечаю: нет - и тем самым спасаю человечество от его кулака, но сегодня я накрываю свой гуманизм медным тазом.
- Надо, но только не знаю кого.
Достаю из кармана монету с профилем императора Константина, протягиваю Роману. Он останавливается, теперь понятно, что монета, найденная под столом, относится к разряду редких.
- Где взяла? - спрашивает Роман, вытягивая из кармана лупу.
Оказывается, заядлые нумизматы даже утренние пробежки совершают с лупой.
- Под столом, - отвечаю я. - Чья она?
- Это рубль Константина, таких монет только семь.
- Во всем мире семь? - изумляюсь я.
Даже мне, не страдающей манией коллекционирования, ясно как божий день, что, не роя, не копая, я нашла клад.
- В двадцать пятом году после смерти Александра Первого на престол должен был взойти Константин, его брат. Успели отчеканить пять монет, когда царем стал Николай Первый. Потом всплыли еще две монеты, без надписи на гурте. - Роман приблизил ко мне монету боковой стороной. - У тебя одна из них. Я знаю человека, у которого есть или, во всяком случае, был рубль Константина.
- И кто он? Имя! - требую я и по отработанной схеме хватаю Ромку за грудки.
- Да ну тебя, - притворно сердится он, пытаясь отцепить меня. - Я все скажу, только не скармливай мне всякую гадость.
Я жду. Как Наполеон, скрестив руки на груди.
- Скажу, когда сам буду знать точно, а пока терпи...
Чего-то в подобном роде я и ожидала. Разве этого бандита такими методами надо пытать?
- И на сколько она тянет? - захожу я с другого края.
Роман усмехается.
- Серьезно тянет, тысяч на тридцать.
- Долларов?
- Ну не рублей же.
Я покрываюсь испариной. Ничего себе подарочек! Кто он, одаривший меня по-царски? Пришел, порылся, одарил.
- Гони обратно, - подставляю я ладонь.
Вместо того чтобы послушно вернуть мне мою находку, Роман начинает ржать на всю улицу. Из подъезда в лосинах и майке выбегает Надежда, своего Ромочку она обнимает за плечи, меня же, источник нынешних наслаждений, шпыняет без зазрения совести.
- Варька, ты ж его простудишь. Марш домой!
Последние слова относятся к Роману. Подталкиваемый женой, он бежит в подъезд, через плечо кричит мне:
- Варька, за денежку не дрожи, я ее к эксперту снесу, может, это фуфел.
Черт побери, какой еще фуфел? И как он смеет так вольно распоряжаться моим капиталом? Из подъезда выскакивает Надежда в шлепанцах, падающих с ног, неуклюже семенит ко мне.
- Ну, Вава, ты что, обиделась? Пойдем чай пить. А кашки хочешь? Кашка сладкая, манная. Пошли, Вава.
Я бы с удовольствием и на чай и на кашку, да некогда - вертолет не дремлет.
- Не могу, Надюха. Вернусь, тогда и кашку вашу слопаю. А ты, матушка, фуфел береги, - предельно нежно говорю я.
- Какой еще фуфел? - недоумевает Надежда.
Я сама недоумеваю, разве что вида не подаю.
- Какой-какой, ты у мужа спроси, он тебе все расскажет и... покажет.
Уж не знаю, что там видится Надежде за моими словами, но только она отстраняется и строго так выговаривает:
- У него, Варвара, не фуфел! Поняла?
- Поняла, - отвечаю я, - но все равно береги.
ПОТЕШНОЕ ВОЙСКО
- Ничего, зимой не холодно, - сказал капитан второго ранга.
Капдва мужиковат, словно вытащили его из погреба рубленой крестьянской избы, даже золотые погоны морского офицера не добавляют лоска, проштампован - "от сохи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
- После отбоя общежитие на замке, - изрек железный грузин пятилетку назад, чем и определил альпинистскую специфику общаговского народа.
Что бы сделали вы, если б, рискуя шеей, по шаткой пожарной лестнице, в условиях плохой видимости, преодолев несколько этажей, к вам спустилась почти обнаженная, хрупкая как подросток молодая женщина? Вот-вот! А Надька и хвостом не вильнула.
- Он не хочет, - серым голосом промолвила она.
Я взяла подругу за руку и усадила ее на парапет.
- Покурить бы, - на автопилоте вздохнула она.
Вторя ее словам, пачка сигарет описала траекторию из моего окна до Надеждиной головы. Я погрозила Василию кулаком. В другое время моя подруга уползла бы с места событий с сотрясением мозга, но не сегодня... Она просто щелкнула зажигалкой, и пламя, стремящееся к сигарете, осветило ее значительное лицо. Бархатная ночь на исходе лета. Два огонька под звездным небом. Надежда и я. И такая тоска и жалость и к ней, и к себе, и к уходящему лету, и даже к Земле - одинокой точке в океане галактик.
- Что ж, будем кормить клиента заговоренными продуктами, - резюмировала я.
- А если он не захочет?
- Тогда через зонд.
Утро прошло в бегах. Отправив Василия в сад, я помчалась за пирожными. Все оставшееся до визита время упрашивала творца посодействовать рабе божьей Надежде. Оказалось, Бог действительно слышит глас вопиющего, даже если вопиющий - агностик, атеист и бывшая пионерка. Не уверенная в продуктивности заговора, а более страшась непредсказуемости результата, я пробовала для начала объясниться с Романом мирным путем.
- Ты волен не жениться на Надежде, но знай, на этой земле ее держит только любовь к тебе!
У Ромки от такого смелого заявления аж глаза заблестели. Еще бы! Не каждый день из-за тебя намыливают веревку, бросаются под поезд, глотают яд... Словно иллюстрируя происходящее, раздался страшный грохот. Меня прошиб пот: ужель Господь решил следовать каждому моему слову? Ромка выскочил в коридор, с разбега вышиб дверь в ванную. На пороге, обхватив двумя руками медный таз, стояла Надежда. Блаженная улыбка освещала уста. Неужели тронулась? Под влиянием минуты...
- Я просто хотела услышать, о чем вы говорите, и уронила тазик, невинно промолвила она.
Черт побери! Высокую трагедию оборотили в фарс! Я схватила громадного Ромку за грудки и затрясла.
- Если ты, мерзавец, приблизишься к ней в радиусе трех километров, я тебя покалечу... тазом! Клянись, больше мы тебя не увидим!
Страшно напуганный яростной атакой, он вяло пытался отцепить меня от рубахи.
- Да не приду, не приду...
Мышь уела гору. Вконец расхрабрившись, я всучила ему в руки коробку с пирожными.
- И чтоб все съел! Они заговоренные!
Неделю от Романа не было не слуху ни духу, неделю я боялась поднять на Надежду глаза, и, возможно, загнулась бы наша дружба под тяжестью вины, если б не Роман. Заявился к Надьке с огромным букетом.
- Накормили меня заговоренными пирожными...
Надежда восприняла его слова как предложение выйти замуж - и вышла. Мастер спорта по боксу не смел сопротивляться. Теперь вот бегает, надеюсь, не от жены.
Ждать приходится недолго, я едва успеваю пару раз измерить тротуар, вымощенный плиткой, как из-за угла на хорошей скорости, облаченный в спортивный костюм, возникает взмокший Юнеев. Даже мое появление не останавливает его, бежит как заведенный, теперь, правда, только на месте.
- Привет, - между прочим бросает Роман. - Надо кого-то убрать?
Обычно я отвечаю: нет - и тем самым спасаю человечество от его кулака, но сегодня я накрываю свой гуманизм медным тазом.
- Надо, но только не знаю кого.
Достаю из кармана монету с профилем императора Константина, протягиваю Роману. Он останавливается, теперь понятно, что монета, найденная под столом, относится к разряду редких.
- Где взяла? - спрашивает Роман, вытягивая из кармана лупу.
Оказывается, заядлые нумизматы даже утренние пробежки совершают с лупой.
- Под столом, - отвечаю я. - Чья она?
- Это рубль Константина, таких монет только семь.
- Во всем мире семь? - изумляюсь я.
Даже мне, не страдающей манией коллекционирования, ясно как божий день, что, не роя, не копая, я нашла клад.
- В двадцать пятом году после смерти Александра Первого на престол должен был взойти Константин, его брат. Успели отчеканить пять монет, когда царем стал Николай Первый. Потом всплыли еще две монеты, без надписи на гурте. - Роман приблизил ко мне монету боковой стороной. - У тебя одна из них. Я знаю человека, у которого есть или, во всяком случае, был рубль Константина.
- И кто он? Имя! - требую я и по отработанной схеме хватаю Ромку за грудки.
- Да ну тебя, - притворно сердится он, пытаясь отцепить меня. - Я все скажу, только не скармливай мне всякую гадость.
Я жду. Как Наполеон, скрестив руки на груди.
- Скажу, когда сам буду знать точно, а пока терпи...
Чего-то в подобном роде я и ожидала. Разве этого бандита такими методами надо пытать?
- И на сколько она тянет? - захожу я с другого края.
Роман усмехается.
- Серьезно тянет, тысяч на тридцать.
- Долларов?
- Ну не рублей же.
Я покрываюсь испариной. Ничего себе подарочек! Кто он, одаривший меня по-царски? Пришел, порылся, одарил.
- Гони обратно, - подставляю я ладонь.
Вместо того чтобы послушно вернуть мне мою находку, Роман начинает ржать на всю улицу. Из подъезда в лосинах и майке выбегает Надежда, своего Ромочку она обнимает за плечи, меня же, источник нынешних наслаждений, шпыняет без зазрения совести.
- Варька, ты ж его простудишь. Марш домой!
Последние слова относятся к Роману. Подталкиваемый женой, он бежит в подъезд, через плечо кричит мне:
- Варька, за денежку не дрожи, я ее к эксперту снесу, может, это фуфел.
Черт побери, какой еще фуфел? И как он смеет так вольно распоряжаться моим капиталом? Из подъезда выскакивает Надежда в шлепанцах, падающих с ног, неуклюже семенит ко мне.
- Ну, Вава, ты что, обиделась? Пойдем чай пить. А кашки хочешь? Кашка сладкая, манная. Пошли, Вава.
Я бы с удовольствием и на чай и на кашку, да некогда - вертолет не дремлет.
- Не могу, Надюха. Вернусь, тогда и кашку вашу слопаю. А ты, матушка, фуфел береги, - предельно нежно говорю я.
- Какой еще фуфел? - недоумевает Надежда.
Я сама недоумеваю, разве что вида не подаю.
- Какой-какой, ты у мужа спроси, он тебе все расскажет и... покажет.
Уж не знаю, что там видится Надежде за моими словами, но только она отстраняется и строго так выговаривает:
- У него, Варвара, не фуфел! Поняла?
- Поняла, - отвечаю я, - но все равно береги.
ПОТЕШНОЕ ВОЙСКО
- Ничего, зимой не холодно, - сказал капитан второго ранга.
Капдва мужиковат, словно вытащили его из погреба рубленой крестьянской избы, даже золотые погоны морского офицера не добавляют лоска, проштампован - "от сохи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64