От последовавшего за его резким броском режущего стеклянного грохота я в ужасе закрываю лицо ладонями, Лелик прижимает меня к своему плечу. Я не хочу открывать глаза, я не хочу видеть, что стало с Музой Пегасовной и генералом после того, как на них упала люстра.
- Вака, ты что? Вот дурочка! - трясет меня Лелик, отнимая мои руки от лица. - Вака, открой личико, все живы.
По тому, как он нервно смеется и совершенно необоснованно целует меня то в макушку, то в лоб, я понимаю: Лелик напуган не меньше меня.
Люстра теперь мирно качается на тросе у самой сцены, на излете, но все же она пометила лоб того, кто метит в губернаторы. С перевязанной бинтом, на котором проступает кровь, головой генерал - герой всех героических эпосов, да и только.
Сцена уже заполнена людьми, Муза Пегасовна принимает комплименты по поводу ее самообладания под падающей люстрой, генералу оказана первая медицинская помощь. И вместе - восторги всех и каждого. Нет в зале ни одного равнодушного, неспособного оценить поступок настоящего мужчины Тимофея Чуранова, спасшего на глазах у всего честного народа любимую женщину Музу Пегасовну.
Безоглядно и доверчиво, словно под Новый год, люди верят в любовь и благородство. Невесть откуда на сцене появляются ящики с водкой, и все как одна семья, все как родные, плача и смеясь одновременно, поднимают тосты, главный из которых "Горько!", и уж потом - "За губернатора".
Сквозь праздничность толпы, будто сегодня новогодний карнавал, мы с Леликом протискиваемся к Музе и генералу. Кармен с энтузиазмом целует нас, генерал наполняет стаканы водкой.
- За люстру! - произношу я тост. - Если б ее не было, то следовало бы придумать.
- Тогда за газировку, которой ты меня окатила. - Генерал трогательно обнимает Музу за плечи.
- Что газировка! - снисходительно говорю я. - Это не случайность, там было все выверено до мелочей и проведено в жизнь лично мною.
Генерал отстраняется от Музы и довольно подозрительно пялится на нее.
- Что-то не так? - спрашивает Муза, заботливо поправляя бинт на его голове. - Болит, Тима?
- Муза, если б ты не стояла там, куда летела эта дура, я бы подумал, что ты подпилила трос, - несколько обескураженно, однако с хитрым прищуром заявляет генерал.
Как институтка, пойманная со шпаргалкой, Муза выдыхает горячо и обиженно:
- За кого ты меня принимаешь?
- За тетку этой журналюги, - кивая на меня, не верит генерал.
И следует признать - обоснованно. О, я знаю эту ее горячность, я знаю, когда Муза Пегасовна сама честность и благородство. Только при полном отсутствии и того и другого. Привстав на цыпочки, через плечи и головы я смотрю на люстру, вокруг которой суетятся рабочие. Черт возьми, как Муза сумела ее оторвать от потолка и приблизить к сцене? Может, методом гипноза? А что, с нее станется!
Я легко, без лишней аффектации подношу сжатую в кулак ладонь к самому лицу генерала и раскрываю пальцы.
- Вот.
На ладони покоится рубль Константина. Настоящий.
- Откуда он у тебя? - Взяв монету, генерал пристально рассматривает ее.
Я не хочу отвечать на его вопрос и посему немедленно перехожу к следующему пункту.
- Можете не сомневаться, ваша.
- Муза, ты только посмотри, что принесла Варвара.
Обняв Кармен за плечи, генерал поясняет:
- Это очень редкая монета, рубль Константина, их было отчеканено всего семь штук.
Водрузив на нос извлеченные из сумочки очки, Муза Пегасовна повернувшись к свету, изучает рубль.
- Неужели только семь? Это же раритет, антиквариат, культурная ценность мирового масштаба! Рубль, чей ты сказал?..
- Константина, - говорит генерал.
- Везет же этому Константину, - тускнеет Муза Пегасовна.
- У меня был когда-то такой рубль, тетка оставила. Очень похож, задумчиво произносит генерал и, словно встряхнувшись, обращается к Музе: - А Константин - один из несостоявшихся царей, я тебе потом расскажу. Между прочим, очки тебе к лицу, ты в них похожа на гимназистку.
Смущаясь, Муза Пегасовна поглубже усаживает очки на переносицу, но из контекста выхватывает реплику про тетку.
- И какая тетка делает тебе такие подарки?
- Сводная сестра моей матери, - хохочет генерал, нежно сжимая Музину ладонь. - Все называли ее Лили, я тоже. Ее дед был резчиком монетного двора в Петербурге. Семья считала, что у Лили в голове ветер: я думаю, они ошибались: там был ураган. Девчонкой она отморозила пальцы на ногах во время похорон Ленина и до старости заплетала косы. Страшно стеснялась своей хромоты и очень хотела выйти замуж. Так и прожила всю жизнь старой девой. Меня Лили обожала. Между прочим, рубль она стащила у своего папеньки хотела отдать на нужды революции, но после ампутации пальцев разочаровалась и в революции.
Радуясь тому, что генерал увлечен хроникой своей семьи, я делаю шаг в сторону, но Лелик, читающий на аверсе через плечо Музы Пегасовны, хватает меня за рукав.
- 1825 год. И сколько он сегодня стоит?
- Дорого стоит. Иногда такую цену заломят... - отвечает генерал. Оказалось, за него можно продать друга, честь. У тебя минус?
Он берет у Музы очки и, держа их на весу, как пенсне, изучает монету.
- А ведь действительно, очень напоминает мою. Ты видишь, Муза, характерная неровность гурта. Варвара, так где ты взяла рубль?
Смыться не удалось. И все из-за Лелика, вцепившегося в меня в самую неподходящую минуту. В ожидании исповеди меня буравят три пары глаз. Ладно бы один генерал, с ним бы я еще справилась, а вот с Музой Пегасовной не забалуешь, хватка у нее мертвая.
Почему я не хочу отвечать на этот вопрос? Мне стыдно. Это черный квадрат моей совести. Как дурно мне от того, что я обманула Еву. Воспользовалась доверием ничего не подозревающей Бибигонши. Возможно, клад под пальмой отыскала бы следственная группа, которую я опередила буквально на несколько минут. В их действиях не было бы вероломства, а в моих есть: я обманула Еву, верящую мне. Даже если бы в ее квартиру ворвался Роман и, угрожая ножом или пистолетом, вскрыл паркет под пальмой, он не был бы так подл, потому что не демонстрировал дружелюбие. А я - демонстрировала. И пока Ева разливала чай, нарезала яблочную шарлотку, я взяла монеты, не принадлежавшие Бибигону.
Воровать стыдно, воровать ворованное - не очень. Но почему-то, когда я вспоминаю великаншу Еву, радостно распахнувшую мне дверь, Еву, еще не ведавшую о грядущих переменах, которые разлучат ее с мужем, разрушат ее жизнь, этот постулат не утешает меня.
- Да ваша это монета, ваша! - От злости я перехожу на крик. - Юнеев уже успел получить заключение экспертов.
- Спасибо, - не находя других слов, неловко бормочет генерал.
С силой, расталкивая толпу, я тяну Лелика со сцены. Мне не нужна никакая благодарность, я хочу забыть гостеприимную Еву и ванильный запах шарлотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64