Не мог же он, боевой морской офицер, гонять собак по гарнизону. Под его взглядом, пронизывающим до печенки, как норд-вест, даже Наташе было неуютно. От этой неуютности она и шлепнула Малыша по морде. Но легче не стало. Живым укором лежал Малыш у ее ног, изредка поднимал на прапорщика Киселеву влажные собачьи глаза, словно не понимал: за что, ведь хозяйке всегда нравилось его пение, даже колбасой кормила, а теперь вот шлепнула. В мертвой тишине, воцарившейся на плацу, капитан второго ранга обратился к строю:
- Здравствуйте, товарищи связисты!
Строй набрал воздух для приветствия и уже был готов достойно ответить своему командиру, как вдруг, неожиданно даже для себя, Наташа тихо, но внятно сказала Малышу:
- Голос.
В восторге от своей востребованности, от того, что хозяйка не сердится и, наверное, уже приготовила для него колбасный шмат, Малыш залаял во всю свою собачью пасть. Личный состав полка громогласным гоготом поддержал пса, сумевшего в такой лаконичной и доступной форме выразить общественное мнение по поводу всех этих реформ.
- Немедленно убрать собаку с территории части! - срываясь на крик, приказал Шкарубо.
Несколько офицеров бросились к собаке, но девочка Маша, шустрая такая девчонка, опередила всех. Раньше, чем отец успел прокричать, она схватила Малыша за ошейник и потащила за собой с плаца. Вслед маленькой девочке и большой лохматой собаке несся гневный командирский приказ, нашлись люди, готовые исполнить его. Нарушив строй, путаясь в тяжелой шинели, Наташа побежала за ними, но, сколько ни плутала среди домов, ни звала в подвальные окна, так и не откликнулись большая лохматая собака и маленькая девочка.
Ночью, когда взрослые, а тем более дети, спят, семья Шкарубо резалась в подкидного дурака. Чуть раньше Иван Шкарубо вернулся со службы и, приняв душ, с мокрой головой вышел на кухню. Поразительно коммуникабельный ребенок Маша сегодня собирала на стол молча.
- Чем это у нас пахнет? Муха, у тебя ничего не пригорело? - спросил Шкарубо, садясь к столу.
Маша лишь покачала головой. Она поставила перед ним тарелку с макаронами, в большую синюю кружку налила чай.
- Муха, достань колбасу, - сказал отец.
Вместо того чтобы распахнуть холодильник, Маша спиной припала к нему, словно заняла оборону, и затараторила:
- Папочка, а ничего нет. Я съела.
- Целый батон? - удивился Шкарубо и даже подумал, до чего некалорийно он кормит ребенка, если дочь способна за один присест умять столько колбасы.
- Остальную выкинула, - бодро продолжала Маша. - Совершенно несвежий продукт.
Шкарубо взял дочь за руку, притянул к себе.
- Рассказывай.
И тогда, понурив голову после молчания и тяжелого вздоха, Маша крикнула куда-то в комнату:
- Малыш!
Вслед за шумом, будто кто-то двигал диван, и топотом на кухне появился лохматый, мокрый Малыш. Остановясь на пороге, он встряхнулся всей своей массой, от кончика хвоста до черного кожаного носа. Капли брызг упали на стол, в тарелку с макаронами, на которой не было колбасы, дождем посыпались в синюю кружку.
- Так вот чем пахнет! - выдохнул Шкарубо, утирая лицо.
- Папочка, он чистый, я его мыла, - не давая опомниться, частила Маша.
- Где?
- В ванной! - с радостной готовностью ответила она.
Малыш тем временем бесцеремонно развалился на пороге, перегородив путь отступления из кухни. Потрясенный видом мокрого чудовища, с которым пришлось делить ванну, Иван откинулся на стуле, закрыл лицо руками. Маша никак не могла понять по его вздрагивающему телу, по всхлипывающим звукам, плачет отец или смеется. Но ведь папа никогда не плачет. И когда он отнял руки от лица, Маша увидела, что нет, не смеялся, так строго звучал его голос:
- Понимаешь, Маша, я не могу оставить его. Командир не имеет права отдавать приказы, которые сам нарушает.
- А если приказ бестолковый?
- Значит, командир... - вздохнул Шкарубо и с горькой усмешкой добавил: - Приказы не обсуждаются.
Другой ребенок забился бы в истерике, требуя оставить собачку, но только не Маша. Как и положено хорошей хозяйке, она собрала со стола тарелку с недоеденными макаронами, синюю кружку с невыпитым чаем, поставила посуду в мойку и даже вытерла тряпкой стол. Оглядев, все ли в порядке, без единого слова, она переступила через развалившегося Малыша в коридор. Молчал и отец; руками подперев голову, он смотрел на собаку.
- Малыш! Малыш! - донеслось с улицы.
Шкарубо подошел к окну. Прищурившись, рассмотрел одинокую женскую фигуру, бредущую по ночному гарнизону, и даже узнал в этой фигуре прапорщика Киселеву. Отсюда, с высоты пятого этажа, не разглядеть, но он явно представил ее в тяжелой длинной шинели, вспомнил, как, путаясь в развевающихся черных полах, она бежала по плацу. И ветер дышал рыжей копной ее волос. Что-то в ней было от гимназистки, получившей незаслуженную двойку.
- Малыш! Малыш! - будоражила прапорщик Киселева спящую провинцию.
Шкарубо обернулся на звук шагов. Маша, тянувшая Малыша за холку, была полностью экипирована для дальней дороги. Помимо теплой куртки и ботинок, за спиной болтался набитый рюкзак.
- Отчаливаем, Малыш, - сказала она.
Он знал решительный характер своего ребенка; если что надумает - то раз и навсегда. Вот тогда капитан второго ранга Шкарубо, выдвинув ящик, кинул на стол колоду карт.
- Сыграем? - предложил он, кивнув на Малыша.
- А как же приказ? - еще не веря такому раскладу, спросила Маша.
- Карточный долг, долг чести, - сказал Иван, тасуя карты.
- Все равно я проиграю.
- Может, повезет. - Споро, руками опытного картежника, он раскидывал карты.
- Что-то до этого не везло, - заметила Маша, но карты в руки взяла.
Она знала своего отца, который предлагает только один раз. Не снимая рюкзак, Маша забралась с коленями на табурет и посмотрела на остатки колоды, лежавшие между ними.
- Что там козырь? Крести, дураки на месте.
Малыш словно почуял, от какой ерунды зависит его судьба. Поднявшись с насиженного места, пес долго, тревожными кругами ходил вокруг стола: наверное, из любопытства, чем сердце успокоится, смотрел на несерьезные картонки с изображениями, которые игроки припечатывали к столу. И когда ожидание стало невозможным для чувствительного собачьего сердца, а картонки по-прежнему мелькали, Малыш подошел к Ивану и, добросовестно обнюхав со всех сторон, доверил свою великолепную львиную голову его коленям.
- Это не по правилам, - сказал Шкарубо, но уже не так эмоционально размахивал руками.
Маша перегнулась через стол и потрепала Малыша за ухом. Не меняя положения - животом на столе, - она и скинула последнюю карту, пиковую девятку.
- Сдаюсь, - объявил Шкарубо, сгребая в охапку дочь и собаку.
Маша будила соседей восторженным визгом:
- Ура! Я выиграла! Малыш, ты наша собака!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
- Здравствуйте, товарищи связисты!
Строй набрал воздух для приветствия и уже был готов достойно ответить своему командиру, как вдруг, неожиданно даже для себя, Наташа тихо, но внятно сказала Малышу:
- Голос.
В восторге от своей востребованности, от того, что хозяйка не сердится и, наверное, уже приготовила для него колбасный шмат, Малыш залаял во всю свою собачью пасть. Личный состав полка громогласным гоготом поддержал пса, сумевшего в такой лаконичной и доступной форме выразить общественное мнение по поводу всех этих реформ.
- Немедленно убрать собаку с территории части! - срываясь на крик, приказал Шкарубо.
Несколько офицеров бросились к собаке, но девочка Маша, шустрая такая девчонка, опередила всех. Раньше, чем отец успел прокричать, она схватила Малыша за ошейник и потащила за собой с плаца. Вслед маленькой девочке и большой лохматой собаке несся гневный командирский приказ, нашлись люди, готовые исполнить его. Нарушив строй, путаясь в тяжелой шинели, Наташа побежала за ними, но, сколько ни плутала среди домов, ни звала в подвальные окна, так и не откликнулись большая лохматая собака и маленькая девочка.
Ночью, когда взрослые, а тем более дети, спят, семья Шкарубо резалась в подкидного дурака. Чуть раньше Иван Шкарубо вернулся со службы и, приняв душ, с мокрой головой вышел на кухню. Поразительно коммуникабельный ребенок Маша сегодня собирала на стол молча.
- Чем это у нас пахнет? Муха, у тебя ничего не пригорело? - спросил Шкарубо, садясь к столу.
Маша лишь покачала головой. Она поставила перед ним тарелку с макаронами, в большую синюю кружку налила чай.
- Муха, достань колбасу, - сказал отец.
Вместо того чтобы распахнуть холодильник, Маша спиной припала к нему, словно заняла оборону, и затараторила:
- Папочка, а ничего нет. Я съела.
- Целый батон? - удивился Шкарубо и даже подумал, до чего некалорийно он кормит ребенка, если дочь способна за один присест умять столько колбасы.
- Остальную выкинула, - бодро продолжала Маша. - Совершенно несвежий продукт.
Шкарубо взял дочь за руку, притянул к себе.
- Рассказывай.
И тогда, понурив голову после молчания и тяжелого вздоха, Маша крикнула куда-то в комнату:
- Малыш!
Вслед за шумом, будто кто-то двигал диван, и топотом на кухне появился лохматый, мокрый Малыш. Остановясь на пороге, он встряхнулся всей своей массой, от кончика хвоста до черного кожаного носа. Капли брызг упали на стол, в тарелку с макаронами, на которой не было колбасы, дождем посыпались в синюю кружку.
- Так вот чем пахнет! - выдохнул Шкарубо, утирая лицо.
- Папочка, он чистый, я его мыла, - не давая опомниться, частила Маша.
- Где?
- В ванной! - с радостной готовностью ответила она.
Малыш тем временем бесцеремонно развалился на пороге, перегородив путь отступления из кухни. Потрясенный видом мокрого чудовища, с которым пришлось делить ванну, Иван откинулся на стуле, закрыл лицо руками. Маша никак не могла понять по его вздрагивающему телу, по всхлипывающим звукам, плачет отец или смеется. Но ведь папа никогда не плачет. И когда он отнял руки от лица, Маша увидела, что нет, не смеялся, так строго звучал его голос:
- Понимаешь, Маша, я не могу оставить его. Командир не имеет права отдавать приказы, которые сам нарушает.
- А если приказ бестолковый?
- Значит, командир... - вздохнул Шкарубо и с горькой усмешкой добавил: - Приказы не обсуждаются.
Другой ребенок забился бы в истерике, требуя оставить собачку, но только не Маша. Как и положено хорошей хозяйке, она собрала со стола тарелку с недоеденными макаронами, синюю кружку с невыпитым чаем, поставила посуду в мойку и даже вытерла тряпкой стол. Оглядев, все ли в порядке, без единого слова, она переступила через развалившегося Малыша в коридор. Молчал и отец; руками подперев голову, он смотрел на собаку.
- Малыш! Малыш! - донеслось с улицы.
Шкарубо подошел к окну. Прищурившись, рассмотрел одинокую женскую фигуру, бредущую по ночному гарнизону, и даже узнал в этой фигуре прапорщика Киселеву. Отсюда, с высоты пятого этажа, не разглядеть, но он явно представил ее в тяжелой длинной шинели, вспомнил, как, путаясь в развевающихся черных полах, она бежала по плацу. И ветер дышал рыжей копной ее волос. Что-то в ней было от гимназистки, получившей незаслуженную двойку.
- Малыш! Малыш! - будоражила прапорщик Киселева спящую провинцию.
Шкарубо обернулся на звук шагов. Маша, тянувшая Малыша за холку, была полностью экипирована для дальней дороги. Помимо теплой куртки и ботинок, за спиной болтался набитый рюкзак.
- Отчаливаем, Малыш, - сказала она.
Он знал решительный характер своего ребенка; если что надумает - то раз и навсегда. Вот тогда капитан второго ранга Шкарубо, выдвинув ящик, кинул на стол колоду карт.
- Сыграем? - предложил он, кивнув на Малыша.
- А как же приказ? - еще не веря такому раскладу, спросила Маша.
- Карточный долг, долг чести, - сказал Иван, тасуя карты.
- Все равно я проиграю.
- Может, повезет. - Споро, руками опытного картежника, он раскидывал карты.
- Что-то до этого не везло, - заметила Маша, но карты в руки взяла.
Она знала своего отца, который предлагает только один раз. Не снимая рюкзак, Маша забралась с коленями на табурет и посмотрела на остатки колоды, лежавшие между ними.
- Что там козырь? Крести, дураки на месте.
Малыш словно почуял, от какой ерунды зависит его судьба. Поднявшись с насиженного места, пес долго, тревожными кругами ходил вокруг стола: наверное, из любопытства, чем сердце успокоится, смотрел на несерьезные картонки с изображениями, которые игроки припечатывали к столу. И когда ожидание стало невозможным для чувствительного собачьего сердца, а картонки по-прежнему мелькали, Малыш подошел к Ивану и, добросовестно обнюхав со всех сторон, доверил свою великолепную львиную голову его коленям.
- Это не по правилам, - сказал Шкарубо, но уже не так эмоционально размахивал руками.
Маша перегнулась через стол и потрепала Малыша за ухом. Не меняя положения - животом на столе, - она и скинула последнюю карту, пиковую девятку.
- Сдаюсь, - объявил Шкарубо, сгребая в охапку дочь и собаку.
Маша будила соседей восторженным визгом:
- Ура! Я выиграла! Малыш, ты наша собака!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64