Я написал Эли, что скоро буду дома. Если мы не хотим застрять здесь до следующей весны, надо уезжать на этом пароходе.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами – словно сама мысль о том, чтобы уехать из Доусона, казалась ей святотатством.
– Мы? – переспросила Аурелия, хотя прекрасно знала, что это слово означает союз двух людей и что к ней оно не относится. – Нет, я не поеду. Я буду работать в клинике. Аляске нужны врачи. И здесь никому нет дела до того, что у меня нет диплома, и до того, что я женщина.
– Неужели ты не хочешь окончить колледж? – Клейтону хотелось сказать ей о своей любви, о том, как он гордился бы женой-врачом, но слова не шли с языка.
– Хочу ли я научиться так зашивать раны, чтобы не оставалось шрамов? Или делать операции так, чтобы пациенты не умирали? Или спасать женщин от родильной горячки? Конечно, хочу!
И она снова повернулась к могилам.
– Виолетта умерла, – со вздохом сказал Клейтон. Как ему освободить Аурелию от привязи, на которой все еще держит ее сестра?
– Тем более я должна выполнить данное ей обещание. Сама сестра искупить свою вину уже не сможет.
– Да она и не думала об искуплении вины. Неужели ты не понимаешь, что это самый эгоистический поступок в жизни Виолетты – вынудить тебя дать такое обещание?
– О чем ты говоришь! Сестра всего лишь хотела избавить родителей от позора. Как можно так превратно истолковывать благородный жест?
– Благородный? Да она просто хотела, чтобы твое будущее умерло вместе с ней. Что в этом благородного?
Аурелия ошеломленно смотрела на Клейтона. У нее даже слезы на щеках высохли.
– Господи! О каком будущем ты говоришь?
– О нашем с тобой будущем. Виолетта знала, что мы любим друг друга. Не пытайся это отрицать.
– Ну знала. И что?
– А то, что она заставила тебя сделать выбор не в твою пользу, Аурелия. Подтвердить ее ложь и отвернуться от меня или признать правду и стать моей женой. Виолетта знала, что ты будешь защищать ее даже мертвую, так же как ты всегда защищала ее живую.
– Она была моей сестрой.
Клейтон в растерянности отступил на шаг. И, словно приводя последний аргумент, спросил:
– А мы? Что будет с нами? – И как же он был рад увидеть сомнение в глазах Аурелии!
Значит, еще не все потеряно. Сколько ночей провел Клейтон, с тоской думая о том, что огромная любовь, которую эта женщина в нем пробудила, обречена только на воспоминания. Как ему хотелось обнять Аурелию, поцелуями разгладить ее горестные морщинки и рассказать, как много она теперь значит в его жизни.
– Мы с тобой живы, – тихо сказала Аурелия. – И у нас у каждого свое будущее. У меня есть медицина, у тебя есть сын.
– Ты знаешь, что я не об этом.
– Я знаю, чего ты хочешь: чтобы я поскорее вернулась в Сиэтл и позволила газетам облить грязью мою сестру. Этого не будет. Я должна выполнить обещание, которое дала ей.
– Нет! – крикнул Клейтон и схватил ее за плечи, испугавшись, что Аурелия сейчас от него снова ускользнет. – А сама себе ты ничего не должна? А мне, нам ты ничего не должна?
И Клейтон наклонился и поцеловал ее, напоминая любимой о том, как чудесно им было вместе.
Губы Аурелии открылись навстречу Клейтону – она ничего не забыла. Только показалось, что его плечи стали шире, его руки – сильнее. Она прижалась к любимому, словно хотела поделиться болью, которая терзала ее все это время.
Но потом вдруг вырвалась из его объятий и побежала вниз по склону.
Клейтон понял, что потерпел поражение.
Домой, на юг! Все пароходы, которые сумели прийти в Доусон длинным северным путем, теперь отправлялись назад. Поговаривали, что река на севере уже начала замерзать. Как и все, Аурелия могла сделать одно из двух: или уехать, или остаться в Доусоне до следующей весны. Она должна была принять решение и выбрать: уехать с Клейтоном и помочь ему вернуть доброе имя или перезимовать в Доусоне и, выполнив обещание, данное Виолетте, никому не рассказывать о ее краже в банке.
Верная памяти сестры и своему слову, Аурелия решила остаться.
С тяжелым сердцем она пошла вместе со всеми в порт, чтобы проводить последний в этой навигации пароход.
У магазина ее ждали Вальдо и Эмма. Они прибыли в Доусон несколько недель назад, но уже стали известны всему городу благодаря широкому выбору своих товаров. Да еще тем, что по их магазину свободно бегают два ручных гофера. Эмма уговорила Аурелию сфотографироваться и сразу же поместила в серебряную рамку ее фотографию, которую Аурелия взяла с собой в порт.
Холодные ночи подморозили грязь на берегу, где все еще стояли палатки и железные печки, лежали вытащенные лодки. Моля Бога, чтобы он дал ей сил без слез навсегда распрощаться с Клейтоном, Аурелия подошла к сходням и окинула взглядом собравшихся на палубе людей, которые стали жертвами безумной погони за золотом и которые никогда уже больше не вернутся в Доусон.
– Двадцать минут! – прокричал человек в морской форме.
На пароходе зажгли свет, и Аурелия вдруг ощутила невыносимую тоску. Она почувствовала себя совсем одинокой и совершенно беззащитной. И тут за спиной услышала звенящий от напряжения голос Клейтона.
– У меня осталась последняя попытка. Я хочу уговорить тебя ехать со мной, – сказал он.
Едва сдерживая слезы, Аурелия отрицательно покачала головой.
– Послушай. – Клейтон уже не скрывал своего отчаяния. – У меня было время подумать. Я не могу сказать, что мне не нужны твои показания в суде. Очень нужны. Но если ты не хочешь выступить свидетелем, я могу смириться с этим. Я только не могу оставить тебя здесь, не хочу.
Аурелии было очень трудно не броситься ему на грудь. Однако она сделала усилие и сказала:
– Ничего не выйдет. Ты это знаешь не хуже меня, Клейтон. Ты никогда не простишь меня. Через месяц, может быть, через год начнешь упрекать за то зло, что тебе причинила Виолетта… Но даже если не начнешь, я все равно никогда не забуду, как ты ненавидел мою сестренку. А я, несмотря ни на что, всегда буду любить ее. – Аурелия протянула ему фотографию и выдохнула: – Как я всегда буду любить тебя.
Клейтон с тоской посмотрел на ее фотографию и обреченно, словно самому себе, заметил:
– Да, не одна Виолетта стала жертвой золотой лихорадки.
И хотя в его словах звучали боль и горечь, у Аурелии мелькнула надежда. Все-таки Клейтон уже видел в ее сестре жертву, а не просто воровку. У Аурелии стало легче на сердце.
А Клейтон уже не мог остановиться. Он говорил горячо и быстро, словно много раз произносил эти слова, но все еще боялся ошибиться:
– Виолетта меня ограбила. Она отняла не только доверенные мне деньги, но и мое доброе имя. Это, увы, ничто не может изменить. Но все не так просто, как я думал раньше. Твоя сестра тоже стала жертвой. Своей красоты, своей молодости, пустоты своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами – словно сама мысль о том, чтобы уехать из Доусона, казалась ей святотатством.
– Мы? – переспросила Аурелия, хотя прекрасно знала, что это слово означает союз двух людей и что к ней оно не относится. – Нет, я не поеду. Я буду работать в клинике. Аляске нужны врачи. И здесь никому нет дела до того, что у меня нет диплома, и до того, что я женщина.
– Неужели ты не хочешь окончить колледж? – Клейтону хотелось сказать ей о своей любви, о том, как он гордился бы женой-врачом, но слова не шли с языка.
– Хочу ли я научиться так зашивать раны, чтобы не оставалось шрамов? Или делать операции так, чтобы пациенты не умирали? Или спасать женщин от родильной горячки? Конечно, хочу!
И она снова повернулась к могилам.
– Виолетта умерла, – со вздохом сказал Клейтон. Как ему освободить Аурелию от привязи, на которой все еще держит ее сестра?
– Тем более я должна выполнить данное ей обещание. Сама сестра искупить свою вину уже не сможет.
– Да она и не думала об искуплении вины. Неужели ты не понимаешь, что это самый эгоистический поступок в жизни Виолетты – вынудить тебя дать такое обещание?
– О чем ты говоришь! Сестра всего лишь хотела избавить родителей от позора. Как можно так превратно истолковывать благородный жест?
– Благородный? Да она просто хотела, чтобы твое будущее умерло вместе с ней. Что в этом благородного?
Аурелия ошеломленно смотрела на Клейтона. У нее даже слезы на щеках высохли.
– Господи! О каком будущем ты говоришь?
– О нашем с тобой будущем. Виолетта знала, что мы любим друг друга. Не пытайся это отрицать.
– Ну знала. И что?
– А то, что она заставила тебя сделать выбор не в твою пользу, Аурелия. Подтвердить ее ложь и отвернуться от меня или признать правду и стать моей женой. Виолетта знала, что ты будешь защищать ее даже мертвую, так же как ты всегда защищала ее живую.
– Она была моей сестрой.
Клейтон в растерянности отступил на шаг. И, словно приводя последний аргумент, спросил:
– А мы? Что будет с нами? – И как же он был рад увидеть сомнение в глазах Аурелии!
Значит, еще не все потеряно. Сколько ночей провел Клейтон, с тоской думая о том, что огромная любовь, которую эта женщина в нем пробудила, обречена только на воспоминания. Как ему хотелось обнять Аурелию, поцелуями разгладить ее горестные морщинки и рассказать, как много она теперь значит в его жизни.
– Мы с тобой живы, – тихо сказала Аурелия. – И у нас у каждого свое будущее. У меня есть медицина, у тебя есть сын.
– Ты знаешь, что я не об этом.
– Я знаю, чего ты хочешь: чтобы я поскорее вернулась в Сиэтл и позволила газетам облить грязью мою сестру. Этого не будет. Я должна выполнить обещание, которое дала ей.
– Нет! – крикнул Клейтон и схватил ее за плечи, испугавшись, что Аурелия сейчас от него снова ускользнет. – А сама себе ты ничего не должна? А мне, нам ты ничего не должна?
И Клейтон наклонился и поцеловал ее, напоминая любимой о том, как чудесно им было вместе.
Губы Аурелии открылись навстречу Клейтону – она ничего не забыла. Только показалось, что его плечи стали шире, его руки – сильнее. Она прижалась к любимому, словно хотела поделиться болью, которая терзала ее все это время.
Но потом вдруг вырвалась из его объятий и побежала вниз по склону.
Клейтон понял, что потерпел поражение.
Домой, на юг! Все пароходы, которые сумели прийти в Доусон длинным северным путем, теперь отправлялись назад. Поговаривали, что река на севере уже начала замерзать. Как и все, Аурелия могла сделать одно из двух: или уехать, или остаться в Доусоне до следующей весны. Она должна была принять решение и выбрать: уехать с Клейтоном и помочь ему вернуть доброе имя или перезимовать в Доусоне и, выполнив обещание, данное Виолетте, никому не рассказывать о ее краже в банке.
Верная памяти сестры и своему слову, Аурелия решила остаться.
С тяжелым сердцем она пошла вместе со всеми в порт, чтобы проводить последний в этой навигации пароход.
У магазина ее ждали Вальдо и Эмма. Они прибыли в Доусон несколько недель назад, но уже стали известны всему городу благодаря широкому выбору своих товаров. Да еще тем, что по их магазину свободно бегают два ручных гофера. Эмма уговорила Аурелию сфотографироваться и сразу же поместила в серебряную рамку ее фотографию, которую Аурелия взяла с собой в порт.
Холодные ночи подморозили грязь на берегу, где все еще стояли палатки и железные печки, лежали вытащенные лодки. Моля Бога, чтобы он дал ей сил без слез навсегда распрощаться с Клейтоном, Аурелия подошла к сходням и окинула взглядом собравшихся на палубе людей, которые стали жертвами безумной погони за золотом и которые никогда уже больше не вернутся в Доусон.
– Двадцать минут! – прокричал человек в морской форме.
На пароходе зажгли свет, и Аурелия вдруг ощутила невыносимую тоску. Она почувствовала себя совсем одинокой и совершенно беззащитной. И тут за спиной услышала звенящий от напряжения голос Клейтона.
– У меня осталась последняя попытка. Я хочу уговорить тебя ехать со мной, – сказал он.
Едва сдерживая слезы, Аурелия отрицательно покачала головой.
– Послушай. – Клейтон уже не скрывал своего отчаяния. – У меня было время подумать. Я не могу сказать, что мне не нужны твои показания в суде. Очень нужны. Но если ты не хочешь выступить свидетелем, я могу смириться с этим. Я только не могу оставить тебя здесь, не хочу.
Аурелии было очень трудно не броситься ему на грудь. Однако она сделала усилие и сказала:
– Ничего не выйдет. Ты это знаешь не хуже меня, Клейтон. Ты никогда не простишь меня. Через месяц, может быть, через год начнешь упрекать за то зло, что тебе причинила Виолетта… Но даже если не начнешь, я все равно никогда не забуду, как ты ненавидел мою сестренку. А я, несмотря ни на что, всегда буду любить ее. – Аурелия протянула ему фотографию и выдохнула: – Как я всегда буду любить тебя.
Клейтон с тоской посмотрел на ее фотографию и обреченно, словно самому себе, заметил:
– Да, не одна Виолетта стала жертвой золотой лихорадки.
И хотя в его словах звучали боль и горечь, у Аурелии мелькнула надежда. Все-таки Клейтон уже видел в ее сестре жертву, а не просто воровку. У Аурелии стало легче на сердце.
А Клейтон уже не мог остановиться. Он говорил горячо и быстро, словно много раз произносил эти слова, но все еще боялся ошибиться:
– Виолетта меня ограбила. Она отняла не только доверенные мне деньги, но и мое доброе имя. Это, увы, ничто не может изменить. Но все не так просто, как я думал раньше. Твоя сестра тоже стала жертвой. Своей красоты, своей молодости, пустоты своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76