— Я пришел к вам прямо из офиса шефа Джентри. Я хорошо знаком с Биллом Джентри, мистер Шейни, и уважаю его как старательного и довольно толкового полицейского. Но, с другой стороны, он человек ограниченный. Дважды два для Билла Джентри всегда будет равно четырем. В его сознании просто не укладывается, что дважды два в некоторых случаях может равняться трем или пяти.
Шейни попытался без улыбки выслушать такую характеристику Билла Джентри. Это было точное описание характера Билла, но суть-то была в том, что дважды два все-таки четыре!
— В комнате остались две записки, мистер Армбрюстер,— мягко сказал Шейни.— Вы их читали?
— Да, Джентри показал их мне. Кто их написал, Шейни? Моя дочь этого не писала. Заметьте себе, что она не оставила после себя никаких записок.
— Во всяком случае, не оставила в этой квартире,— согласился Шейни,— но, может быть, она оставила записку у себя дома, для мужа?
— Он говорит, что никакой записки не было.
— В таких случаях, как этот,— возразил Шейни,— муж часто отрицает существование записки. Это единственная. защитная реакция... Нежелание, чтобы кто-то рылся в грязном белье.
— Мистер Шейни, если бы Эльза оставила такую записку, уверяю вас, Пол Натан сразу бы предоставил ее как доказательство своей непричастности к убийству. Было бы ошибкой считать, что он несчастный обманутый муж, потерявший жену. Уверяю вас, сэр, сейчас он втайне смеется у нас за спиной. Этот человек очень ловко сделал свое дело. Он одним ударом избавился от нелюбимой жены и стал наследником многомиллионного состояния.
Горячность, с какой были произнесены эти слова, почти убедила Шейни, но он по инерции продолжал спорить с Армбрюстером.
— Боюсь, сэр, что вы приписываете Полу Натану сверхчеловеческую силу. Мне, конечно, ничего не известно о его отношениях
с женой и о том, желал ли он ее смерти, но ведь картина совершенно ясна. Я был на месте...
— Вот это точно,— старик с жадностью ухватился за слово Шейни.— Как раз это я и доказывал Биллу Джентри. Абсолютно ясная картина, при виде ее не возникает никаких вопросов. Дважды два должно быть равно четырем — это ясно как день, поэтому никакого настоящего расследования не проводится. Естественно, что же тут расследовать? Достаточно создать видимость и вскоре закрыть дело, чтобы успокоить чувства старого Эли Армбрюстера. А теперь скажите мне, мистер Шейни, насколько я знаю, вы были там на месте. Проводилось ли действительно настоящее, тщательное расследование? Что было сделано, чтобы обнаружить доказательство того, что, возможно... Возможно, существует нечто, отличающееся от совершенно очевидной картины двойного самоубийства. Пойдем дальше,— продолжал он, внимательно глядя на колеблющегося Шейни.— Вам приходилось иметь дело со множеством расследований по убийствам. Попробуйте дать немного свободы своему воображению. Допустите на мгновение, что на месте преступления не оказалось бы этих двух посмертных записок. Тогда картина уже не была бы такой очевидной, так ведь? Возникли бы вопросы, на которые полиции пришлось бы искать ответ. Я знаю, что у Джентри очень хорошая криминалистическая лаборатория. Скажите, на ту квартиру приезжали эксперты, чтобы провести тщательные исследования, которые наверняка провели бы при менее очевидных обстоятельствах?
— Нет,— задумчиво ответил Шейни.— Видимо, в этом случае им показалось, что нет нужды в тщательной экспертизе.
— Конечно, экспертиза не нужна, когда все очевидно. А теперь... Что это за человек, который подписался Роберт Ламберт?
— Я пока не знаю, что удалось выяснить о нем полиции.
— Ровно ничего! — торжествующе сказал Армбрюстер, указывая на Шейни тонким пальцем.— Они до сих пор не выяснили ничего, что позволило бы его идентифицировать. А почему? Я вам скажу, почему. Потому, что они по-настоящему не пытались этого сделать! Какое это имеет значение в конце концов, дело-то закрыто! Человек по имени Роберт Ламберт мертв, и моя дочь тоже мертва. А они наверняка знают, что Ламберт сам писал эти записки. А может быть, это ловкая подделка? Можно ли сказать наверняка, что моя дочь действительно часто бывала у него? А может быть, вчера ее просто заманили на эту квартиру?
— И заставили выпить коктейль с цианистым калием против ее воли? — Шейни постарался, чтобы в его голосе не звучала насмешка, потому что старик ему нравился и детектива восхищала твердость духа этого человека, который отказывался признать очевидное. Но, видно, это ему не совсем удалось, потому что щеки Армбрюстера вспыхнули и проницательные голубые глаза сердито блеснули.
— Я был о вас лучшего мнения, Шейни. О вас много говорят в Майами. Люди считают, что вы человек с воображением, способный применять нестандартные методы. Благодаря этому вы добивались больших результатов и раскрывали загадки, которые полиция
считала, неразрешимыми. Я слышал, что какой-то писатель даже сделал о вашей работе несколько романов и теперь продает их миллионными тиражами. Да, черт возьми, мистер Шейни, мне совсем не кажется невероятным, что Эльзу заманили вчера вечером на эту квартиру и заставили выпить коктейль с цианистым калием против ее воли. Или, по крайней мере, она не знала, что пьет. У моей дочери был очень своеобразный вкус. Ее любимым напитком был смешанный в равных частях крепкий темный ром и мятный ликер. Вам приходилось пробовать такую смесь? Шейни слегка передернуло.
— Нет, не припомню такого,— покачал он головой.
— Рекомендую вам попробовать, тогда поймете, о чем я говорю. Тогда наверное вы согласитесь со мной, что к этому напитку можно было бы добавить смертельную дозу цианистого калия или любого другого яда и что человек бы ничего не заметил. Вы начинаете уже понимать, Шейни, куда я клоню? Попробуйте посмотреть на это непредвзято. Вы видите, что любое обстоятельство этого вроде бы очевидного самоубийства можно трактовать по-другому.
Шейни сделал глубокую затяжку и постарался стать на позицию Эли Армбрюстера. Это оказалось очень трудным. Шейни видел очевидное, черт возьми, а Армбрюстер не видел.
— Мне очень жаль,— медленно сказал детектив,— но, как вы, наверное, знаете, я был в квартире этажом ниже, когда это случилось. Услышав выстрел из дробовика, я тут же побежал наверх и взломал закрытую на цепочку дверь.
— Это я знаю. Это одна из причин, по которой я пришел именно к вам. Попробуйте минутку помолчать и подумать, Шейни. Сколько прошло времени с того момента, как вы, услышали выстрел, и до того, как вы взломали дверь?
Шейни тщательно обдумал ответ.
— Примерно три или четыре минуты. Во всяком случае, не больше пяти.
— А-а-а,— удовлетворенно проворчал Эли Армбрюстер.— Значит, по собственному признанию, с момента, когда выстрелил дробовик, до тех пор, как первый человек вошел в квартиру, прошло от трех до пяти минут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37