Пока Сара Гуд билась в конвульсиях, отчаянно пытаясь освободиться от петли, перехлестнувшей ее горло, толпа громко скандировала: «Умри, ведьма!» Лицо несчастной побагровело и начало чугунно чернеть. Когда Сара перестала двигаться, палач проделал то же с остальными осужденными.
С каждой последующей жертвой возбуждение толпы все больше и больше иссякало. Когда пятая женщина повисла в петле, а казненных до этого уже срезали с веревок, толпа утратила интерес к экзекуции. Хотя некоторые зеваки протиснулись к братской могиле, куда сваливали тела казненных, большинство направились в город, где веселье должно было продолжиться.
Как раз в этот момент Элизабет передали в руки палача. Ему пришлось помочь ей взойти на лестницу. Сама она была не в состоянии сделать это из-за тяжелых цепей.
Рональд судорожно сглотнул. Ноги его подкашивались, ему хотелось кричать от подступившей к горлу ярости, молить о пощаде. Но он не сдвинулся с места. Тело и душа не повиновались ему более.
Увидев Рональда, преподобный Матер подъехал к нему.
— Такова воля Божья, — проговорил он, стараясь успокоить коня, которому передалось смятение Рональда.
Тот не отрывал глаз от Элизабет. Он рванулся вперед, желая убить палача.
— Помните, что совершила Элизабет, помните, что она сделала! — гремел преподобный Матер. — Вам надлежит благодарить Господа за то, что смертью вашей жены он спас наш Сион. Помните, что вы видели свидетельство своими собственными глазами.
Не помня себя, Рональд кивнул, тщетно стараясь сдержать слезы. Да, он видел это злосчастное свидетельство. Ясно, что это дело рук дьявола.
— Но за что? — внезапно громко воскликнул Рональд. — За что, Элизабет?
На короткое мгновение их взгляды встретились. Губы ее разжались, словно она собиралась что-то сказать, но она не успела произнести ни звука — палач столкнул ее с лестницы. На этот раз он не так закрепил веревку, как в предыдущих случаях. С шеи Элизабет она свободной петлей свисала вниз. Сорвавшись с лестницы, Элизабет пролетела несколько футов, пока натянувшаяся веревка не остановила ее падение последним смертельным рывком. Смерть была милостива к Элизабет, она умерла мгновенно. Не было конвульсий, лицо ее не почернело и не исказилось от мук.
Закрыв лицо руками, Рональд зарыдал.
1
Вторник, 12 июля 1994 года
Выходя через турникет станции метро «Гарвард-сквер» в Кембридже, Кимберли Стюарт взглянула на часы. До семи оставалось всего несколько минут. Сообразив, что успеет вовремя, а если и опоздает, то очень ненамного, она все же решила поспешить. Протолкавшись сквозь толпу, клубившуюся около газетного киоска посередине площади, она почти бегом преодолела несколько десятков метров по Массачусетс-авеню и свернула на Холиок-стрит.
Переводя дух, Кимберли несколько минут постояла перед клубом «Заварной пудинг», разглядывая здание, в котором он располагался. Об этом привилегированном гарвардском клубе она знала только то, что здесь ежегодно вручались премии актерам и актрисам. Дом сложен из красного кирпича, оконные проемы окаймлены белой кладкой, как в большинстве зданий Гарварда. Внутри она ни разу не была, хотя тут находился общедоступный ресторан под названием «Верхом на пудинге». Что ж, теперь она побывает здесь.
Немного отдышавшись, Ким открыла дверь, вошла и увидела несколько внушительных лестничных маршей. Пока искала распорядителя, снова успела запыхаться. Надо привести себя в порядок, решила она и спросила у женщины-распорядительницы, где находится дамская комната.
Пока Ким боролась со своими черными, цвета воронова крыла, волосами, которые не желали ей подчиняться, она уговаривала себя, что нет абсолютно никаких причин нервничать. В конце концов, Стентон Льюис — ее близкий родственник, можно сказать, член семьи. Проблема заключалась в том, что раньше он никогда не звонил ей в последний момент и не говорил, что ей просто необходимо быть сегодня на обеде и что это — ее присутствие — не терпит никакого отлагательства.
Оставив тщетные попытки призвать к порядку волосы, Ким совершенно успокоилась и вновь предстала перед распорядительницей, сообщив ей, что она пришла на встречу с господином и госпожой Стентон Льюис.
— Почти все участники вашего вечера уже здесь, — ответила ей женщина.
Пока Ким шла вслед за распорядительницей через зал ресторана, она снова разволновалась. Ей не нравилось само слово «вечер». Она лихорадочно соображала, кто еще будет среди приглашенных.
Распорядительница провела Ким на обрамленную ажурной решеткой террасу, заполненную посетителями. В углу за столиком, накрытым на четверых, сидели Стентон и его жена Кэндис.
— Прошу прощения за опоздание, — сказала Ким, подойдя к столу.
— Ты нисколько не опоздала, — заверил Стентон.
Он поднялся и с картинным радушием обнял Ким. Объятие было таким крепким, что она едва не опрокинулась на спину. Она даже слегка покраснела, испытав сильное смущение, ей казалось, что все присутствующие внимательно смотрят исключительно на них. Как только ей удалось освободиться от медвежьей хватки Стентона, она быстро уселась на услужливо подставленный распорядительницей стул и постаралась поплотнее вжаться в него.
В присутствии Стентона Ким обычно испытывала неловкость. Хотя они приходились друг другу двоюродными братом и сестрой, Ким всегда рассматривала его как свою полную противоположность. В то время, как себя она считала немного застенчивой, временами даже неуклюжей, Стентон в ее глазах был эталоном уверенности в себе, прожженным, агрессивно-напористым урбанистом. Стентон был высок, прям и сложен, как первоклассный лыжник. Он представлял собой образчик современного предпринимателя. Даже его жена Кэндис, несмотря на ее скромную улыбку, заставляла Ким чувствовать себя социально неполноценной.
Ким опасливо оглянулась по сторонам, нечаянно толкнув при этом распорядительницу, которая как раз в этот момент пыталась положить салфетку ей на колени. Обе одновременно начали смущенно извиняться.
— Сестричка, расслабься, — проговорил Стентон, как только распорядительница отошла. Он потянулся через стол и налил Ким бокал белого вина. — Ты, как всегда, напряжена, словно гитарная струна.
— Когда ты говоришь «расслабься», я начинаю нервничать еще больше, — возразила Ким, отхлебнув немного вина.
— Странная ты девушка, — игриво заметил Стентон. — Я никогда не смогу понять, почему ты так застенчива, особенно сейчас, когда сидишь с близкими родственниками в зале, где полно людей, которых ты видишь первый и последний раз в жизни. Дай своим волосам спокойно улечься, они же у тебя дыбом стоят.
— Мои волосы меня никогда не слушаются. Они сами знают, что и когда им делать, — пошутила Ким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122