Тот взял свое ведро и продолжил раздачу похлебки.
— Я видел эту улику, — подтвердил Рональд, когда Уильям отошел на достаточное расстояние. — Она находится в доме преподобного Матера.
— Должно быть, я повинна в том, что нарушила в чем-то Божью волю, — сказала Элизабет. — Я могла бы признаться в этом, если бы знала, в чем именно я согрешила. Но я не ведьма, и я совершенно точно знаю, что не подвергала мучениям тех молодых женщин, которые свидетельствовали против меня.
— Признайся хотя бы для того, чтобы получить отсрочку исполнения приговора, — умолял Рональд. — Я хочу спасти твою жизнь.
— Я не могу спасти свою жизнь, одновременно погубив свою душу, — упорствовала Элизабет. — Если я оговорю себя, то этим послужу на пользу дьявола. Я же уверена в том, что не знаю ни одной ведьмы и не могу оклеветать невинного человека, даже ради спасения своей жизни.
— Ты должна признаться! — закричал Рональд. — Если ты не признаешься, я отрекусь от тебя.
— Ты сделаешь так, как подскажет тебе твоя совесть, — проговорила Элизабет. — Я не стану признаваться в колдовстве.
— Я прошу тебя, — сменил тактику Рональд, — ради наших детей.
— Будем уповать на Господа, — твердо ответила Элизабет.
— Он покинул нас, — простонал Рональд. По его запыленным щекам потекли слезы, которые он не пытался сдерживать.
Элизабет с трудом подняла свои закованные в кандалы руки и положила их на плечи Рональду.
— Мужайся, мой любимый супруг. Пути Господни неисповедимы.
Не владея более собой, Рональд вскочил на ноги и бросился вон из тюрьмы.
Вторник, 19 июля 1692 года
Рональд в тревоге переминался с ноги на ногу, стоя на обочине Призон-лейн, невдалеке от тюремных ворот. Лоб его под широкополой шляпой был влажен от выступившего обильного пота. Стоял жаркий туманный, сырой день. Гнетущая атмосфера становилась еще более удушливой от той противоестественной тишины, которая опустилась на городок, несмотря на толпу народа, ожидавшую казни. Притихли даже морские чайки. Все ждали, когда из тюремных ворот выедет повозка. Мысли Рональда были окутаны ломкой пеленой смятения, в душе его царили страх, скорбь и растерянность. Он никак не мог понять, что именно содеяли они с Элизабет, чтобы накликать на свои головы такую беду. По приказу магистрата со вчерашнего дня ему запретили доступ в тюрьму. Вчера он последний раз пытался склонить Элизабет к покорности. Но все было тщетно, никакие мольбы, никакие хитрости и угрозы не смогли поколебать ее решимость. Нет, она не станет ни в чем признаваться…
С крытого тюремного двора послышался скрежет железных ободьев о гранитные камни, которыми был вымощен двор. Почти сразу же в воротах тюрьмы показалась арестантская повозка. У заднего борта ее, тесно сбившись в кучку и прижавшись друг к другу, стояли пять женщин. Все они были закованы в кандалы. За повозкой бодро вышагивал Уильям Даунтон. Он широко улыбался в предвкушении того момента, когда передаст свои полномочия палачу.
В толпе зрителей раздались шум и веселые выкрики, придавшие действию вид гнусного фарса. В этом взрыве всеобщего веселья дети затеяли свои обычные игры, а взрослые бодро похлопывали друг друга по плечам и спинам. Как и большинство дней, когда совершались публичные казни, этот день обещал стать днем веселья и пирушек. Рональд, так же как члены семей и друзья других осужденных, испытывал в этот момент совершенно противоположные чувства.
Предупрежденный преподобным Матером, Рональд не удивился и ни на что не понадеялся, не увидев в первой пятерке осужденных Элизабет. Священник сказал ему, что Элизабет будет казнена последней, после того как толпа насытится кровью первых пяти жертв. Это делалось для того, чтобы ослабить то воздействие, которое могло оказать на толпу лицезрение той, имя которой было окружено всякими слухами и связано с некой таинственной уликой.
Когда повозка поравнялась с Рональдом, он поднял глаза и всмотрелся в лица осужденных. Они были безучастны и казались сломленными жестоким обращением и ожидавшей их участью. Он узнал только двух — Ребекку Нерс и Сару Гуд. Обе — жительницы Салема. Другие осужденные были родом из близлежащих городков. Глядя на Ребекку Нерс и зная о ее благочестивости, Рональд вспомнил суровое предупреждение преподобного Матера о том, что дело о колдовстве в Салеме вот-вот может выйти из-под контроля.
Повозка достигла Эссекс-стрит и повернула на запад. Толпа двинулась следом. Единственным верховым в этой толпе был преподобный Коттон Матер, который, казалось, еще больше возвышался над толпой, так как привстал на стременах.
Прошло почти полчаса, прежде чем Рональд вновь услышал скрежет металла по брусчатке тюремного двора. Через мгновение в воротах появилась вторая повозка. В задней части ее, склонив голову, сидела Элизабет. Из-за тяжести цепей, которыми были скованы ее руки и ноги, она не могла встать. Когда повозка проезжала мимо Рональда, Элизабет не подняла глаз, чтобы посмотреть на мужа, а он не окликнул ее, да и что они могли сказать друг другу. Все уже было сказано.
Рональд шел вслед за повозкой, все происходящее казалось ему кошмарным сновидением. Он чувствовал, что раздваивается. А нужно ли ему присутствовать здесь? Ему хотелось бежать, спрятаться от мира, но в то же время он чувствовал, что должен остаться с Элизабет до конца.
Пересекши городской мост у западной окраины городка Салем, повозка свернула с главной дороги и начала подниматься на Висельный холм. Петлявшая среди зарослей терновника дорога, добравшись до вершины, заканчивалась неприветливой каменистой площадкой, по окружности которой росло несколько дубов и акаций. Повозку, в которой везли Элизабет, поставили рядом с другой, уже пустой.
Вытерев пот со лба, Рональд обогнул повозки и вышел на площадку. Горожане шумной толпой окружили один из высоких раскидистых дубов. Над толпой возвышался сидящий верхом на коне Коттон Матер. Осужденные стояли у подножия дерева. Палач в глухом черном капюшоне, доставленный накануне из Бостона, перекидывал через толстый сук веревку. Один конец ее он привязал к древесному стволу, другой же, выполненный в виде скользящей петли, надел на шею Сары Гуд, которая, с трудом сохраняя равновесие, стояла на верхней перекладине лестницы, прислоненной к дубу.
Рональд разглядел, как к осужденной приблизился преподобный Нойс, священник Салемской городской церкви. В руке он сжимал Библию.
— Покайся, ведьма! — закричал преподобный.
— Я не больше ведьма, чем ты колдун! — крикнула в ответ осужденная. Она начала поносить священника, но Рональд не мог разобрать слов, так как в толпе поднялся ропот, люди стали кричать палачу, чтобы он делал свое дело. Тот послушно столкнул Сару Гуд с лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Я видел эту улику, — подтвердил Рональд, когда Уильям отошел на достаточное расстояние. — Она находится в доме преподобного Матера.
— Должно быть, я повинна в том, что нарушила в чем-то Божью волю, — сказала Элизабет. — Я могла бы признаться в этом, если бы знала, в чем именно я согрешила. Но я не ведьма, и я совершенно точно знаю, что не подвергала мучениям тех молодых женщин, которые свидетельствовали против меня.
— Признайся хотя бы для того, чтобы получить отсрочку исполнения приговора, — умолял Рональд. — Я хочу спасти твою жизнь.
— Я не могу спасти свою жизнь, одновременно погубив свою душу, — упорствовала Элизабет. — Если я оговорю себя, то этим послужу на пользу дьявола. Я же уверена в том, что не знаю ни одной ведьмы и не могу оклеветать невинного человека, даже ради спасения своей жизни.
— Ты должна признаться! — закричал Рональд. — Если ты не признаешься, я отрекусь от тебя.
— Ты сделаешь так, как подскажет тебе твоя совесть, — проговорила Элизабет. — Я не стану признаваться в колдовстве.
— Я прошу тебя, — сменил тактику Рональд, — ради наших детей.
— Будем уповать на Господа, — твердо ответила Элизабет.
— Он покинул нас, — простонал Рональд. По его запыленным щекам потекли слезы, которые он не пытался сдерживать.
Элизабет с трудом подняла свои закованные в кандалы руки и положила их на плечи Рональду.
— Мужайся, мой любимый супруг. Пути Господни неисповедимы.
Не владея более собой, Рональд вскочил на ноги и бросился вон из тюрьмы.
Вторник, 19 июля 1692 года
Рональд в тревоге переминался с ноги на ногу, стоя на обочине Призон-лейн, невдалеке от тюремных ворот. Лоб его под широкополой шляпой был влажен от выступившего обильного пота. Стоял жаркий туманный, сырой день. Гнетущая атмосфера становилась еще более удушливой от той противоестественной тишины, которая опустилась на городок, несмотря на толпу народа, ожидавшую казни. Притихли даже морские чайки. Все ждали, когда из тюремных ворот выедет повозка. Мысли Рональда были окутаны ломкой пеленой смятения, в душе его царили страх, скорбь и растерянность. Он никак не мог понять, что именно содеяли они с Элизабет, чтобы накликать на свои головы такую беду. По приказу магистрата со вчерашнего дня ему запретили доступ в тюрьму. Вчера он последний раз пытался склонить Элизабет к покорности. Но все было тщетно, никакие мольбы, никакие хитрости и угрозы не смогли поколебать ее решимость. Нет, она не станет ни в чем признаваться…
С крытого тюремного двора послышался скрежет железных ободьев о гранитные камни, которыми был вымощен двор. Почти сразу же в воротах тюрьмы показалась арестантская повозка. У заднего борта ее, тесно сбившись в кучку и прижавшись друг к другу, стояли пять женщин. Все они были закованы в кандалы. За повозкой бодро вышагивал Уильям Даунтон. Он широко улыбался в предвкушении того момента, когда передаст свои полномочия палачу.
В толпе зрителей раздались шум и веселые выкрики, придавшие действию вид гнусного фарса. В этом взрыве всеобщего веселья дети затеяли свои обычные игры, а взрослые бодро похлопывали друг друга по плечам и спинам. Как и большинство дней, когда совершались публичные казни, этот день обещал стать днем веселья и пирушек. Рональд, так же как члены семей и друзья других осужденных, испытывал в этот момент совершенно противоположные чувства.
Предупрежденный преподобным Матером, Рональд не удивился и ни на что не понадеялся, не увидев в первой пятерке осужденных Элизабет. Священник сказал ему, что Элизабет будет казнена последней, после того как толпа насытится кровью первых пяти жертв. Это делалось для того, чтобы ослабить то воздействие, которое могло оказать на толпу лицезрение той, имя которой было окружено всякими слухами и связано с некой таинственной уликой.
Когда повозка поравнялась с Рональдом, он поднял глаза и всмотрелся в лица осужденных. Они были безучастны и казались сломленными жестоким обращением и ожидавшей их участью. Он узнал только двух — Ребекку Нерс и Сару Гуд. Обе — жительницы Салема. Другие осужденные были родом из близлежащих городков. Глядя на Ребекку Нерс и зная о ее благочестивости, Рональд вспомнил суровое предупреждение преподобного Матера о том, что дело о колдовстве в Салеме вот-вот может выйти из-под контроля.
Повозка достигла Эссекс-стрит и повернула на запад. Толпа двинулась следом. Единственным верховым в этой толпе был преподобный Коттон Матер, который, казалось, еще больше возвышался над толпой, так как привстал на стременах.
Прошло почти полчаса, прежде чем Рональд вновь услышал скрежет металла по брусчатке тюремного двора. Через мгновение в воротах появилась вторая повозка. В задней части ее, склонив голову, сидела Элизабет. Из-за тяжести цепей, которыми были скованы ее руки и ноги, она не могла встать. Когда повозка проезжала мимо Рональда, Элизабет не подняла глаз, чтобы посмотреть на мужа, а он не окликнул ее, да и что они могли сказать друг другу. Все уже было сказано.
Рональд шел вслед за повозкой, все происходящее казалось ему кошмарным сновидением. Он чувствовал, что раздваивается. А нужно ли ему присутствовать здесь? Ему хотелось бежать, спрятаться от мира, но в то же время он чувствовал, что должен остаться с Элизабет до конца.
Пересекши городской мост у западной окраины городка Салем, повозка свернула с главной дороги и начала подниматься на Висельный холм. Петлявшая среди зарослей терновника дорога, добравшись до вершины, заканчивалась неприветливой каменистой площадкой, по окружности которой росло несколько дубов и акаций. Повозку, в которой везли Элизабет, поставили рядом с другой, уже пустой.
Вытерев пот со лба, Рональд обогнул повозки и вышел на площадку. Горожане шумной толпой окружили один из высоких раскидистых дубов. Над толпой возвышался сидящий верхом на коне Коттон Матер. Осужденные стояли у подножия дерева. Палач в глухом черном капюшоне, доставленный накануне из Бостона, перекидывал через толстый сук веревку. Один конец ее он привязал к древесному стволу, другой же, выполненный в виде скользящей петли, надел на шею Сары Гуд, которая, с трудом сохраняя равновесие, стояла на верхней перекладине лестницы, прислоненной к дубу.
Рональд разглядел, как к осужденной приблизился преподобный Нойс, священник Салемской городской церкви. В руке он сжимал Библию.
— Покайся, ведьма! — закричал преподобный.
— Я не больше ведьма, чем ты колдун! — крикнула в ответ осужденная. Она начала поносить священника, но Рональд не мог разобрать слов, так как в толпе поднялся ропот, люди стали кричать палачу, чтобы он делал свое дело. Тот послушно столкнул Сару Гуд с лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122