— Мне надо сегодня, а не через два дня.
— Не перебивай старших, когда говорят, Сазанчик! Ему Шерхан не нравится! Он на Шерхана с «макаром». А на танк ты с «макаром» не ходил? У тебя всегда такое настроение: ах, танк на меня наехал! Подать его сюда, такого-сякого! Ща я гусеницы ему оборву! Ща я пушку ему на жопу переставлю! Ща я его из «макара» как бабахну! Валерий молчал.
— На тебя Шерхан-то наехал?
— Нет. На знакомых. Сначала на кореша моего наехал, а потом уж я сам других засветил.
— И за что ты на них пашешь, я имею в виду тех, на кого Шерхан наехал?
Валерий сидел, не шевелясь, уткнувшись взглядом в сложенные на коленях руки.
— Помогли мне люди, — сказал он, — и я должен помочь. Ссуду надо отдавать.
— Какую ссуду?
— Ссуду они мне на кооператив дали. Под залог.
— Какой залог?
— Комната. Ну, и, конечно, оборудование, которое куплю, тоже в залог.
Старик несколько мгновений молчал.
— Так, — протянул он насмешливо.
— Значит, за ссуду? Другие на этом деньги гребут лопатой, зону греют, людям помогают, а с тебя за это твою же хату берут? Да твоя квартира впятеро больше ихней ссуды стоит, а через год в сто раз подорожает! Ты-то понимаешь, что, если сдохнешь, они твою хату под себя подгребут, а бабку на улицу выкинут! Они тебя под пули подставляют! Сзади трахают! Да если я такое расскажу, то все воры в Москве глаза оборвут от смеха! Твои друзья такие беспредельщи-ки, что за ними никакой Шерхан не угонится! Это надо, чтобы вышибала еще и платил тем, за кого он шкуру кладет!
— Я не вышибала! — вскрикнул Валерий.
— Я не за бабки!
— Ах не за бабки! Он за бабки не хочет, он просто башку под электричку сует! Они, ты думаешь, тебя за это уважают? Нет, они хихикают!
Шутник встал и демонстративно отвернулся к окну.
— Придурок, — процедил вор сквозь зубы.
— Глаза бы мои на тебя не глядели, кооператор! Сколько тебе маслят нужно?
— Сколько влезет.
— Это все? — Нет, не все. Я слыхал, что тут один мужичок был, тротилом промышлял. Двойным ведром с завода вытаскивал. — А хоть «КамАЗом». Это не фраеров!
Валерий молчал.
— Ладно, — сказал Шутник, — видишь сумку? Отнесешь Кубарю, там тебе дадут, чего просишь. Иди.
Валерий покачал головой: — Не.
— То есть как это нет?
— Не понесу я этой сумки.
Шутник смотрел на Валерия. Потом щелкнул пальцами, и в дверях возникли двое быков. — Вы только посмотрите на этого парня, — сказал Шутник. — Он приходит с просьбой, большой просьбой. Его честные люди просят о маленькой любезности — отнести сумку туда, куда надо. Честные люди делают ему одолжение. И что же он говорит? Он посылает честных людей, как полагается посылать прокурора!
Быки нехорошо усмехнулись.
— Я тебя спрашиваю, Сазанчик, ты отнесешь сумку?
— Нет.
Старик отставил чашку.
— И правильно, что нет, потому что если бы ты сказал да, Сазанчик, то цена бы тебе была ровно в эту сумку, хоть она и дорогая. Однако плохо, когда у человека есть цена. А тебе, Сазанчик, цены нет. И вот за то, что тебе цены нет, я уважу твою просьбу.
***
Когда Валерий вышел из подъезда, его еще раз сфотографировали из квартиры КГБ, а также из старенького «Москвича».
— Слышь, Борик, — сказал один из парней в «Москвиче», — где-то я этого пацана уже видел.
Борик стал думать. Он был одним из тех людей, что сопровождали Рыжего во время не слишком удачного визита к Шакурову. Вообще-то Борику полагалось вспомнить «этого пацана», потому что пацан попал пяткой в Борикову рожу.
Однако Борик, при всех своих несомненных достоинствах, довольно плохо запоминал лица людей. Он неплохо стрелял, отлично трахал девок, и даже память на цифры у него была. А вот на лица — нет. Так что Борик прекрасно запомнил пятку Сазана в своих зубах, а вот лица его не запомнил.
— Точно видел, — сказал Борик, не желавший светиться этим своим пороком, — он на Рижском колеса толкал, сеструха у него, что ли, в аптеке…
В то же самое время, когда Нестеренко нанес визит вору в законе Шутнику, другой преступный элемент, Шерхан, честил на чем свет двух быков — Лешку и Мишку, тех самых, которых отправил ночью хоронить Сазана. Дело происходило на даче Шерхана, прямо во дворе, где стояла злополучная «шестерка».
Как ни странно, она почти не пострадала от кувырков, отделавшись легким ушибом крыши да расколотой фарой.
Убедившись, что они живы, и сменив камеру, Лешка и Мишка долго колесили по ночным дорогам в поисках прыткого грузовичка, а потом завалились к девкам и оттуда позвонили хозяину.
Мишка, запаниковав, свалил к брату, а Леша поехал отдуваться за обоих.
— Не могли в салоне пристрелить, — орал Шерхан, — да?
— Так ты сам приказал, — разозлился Лешка, — чтобы крови не было, ни в тачке, ни на земле, — положить в яму и…
Шерхан размахнулся, и страшный толчок под дых швырнул Лешку прямо в раскрытый багажник. Лешка ударился носом о сложенный домкрат, и из носа что-то быстро и горячо закапало.
Шерхан лапой вытянул боевика обратно. — Он тачку не хотел мыть, — ласково проговорил барин.
— Ты ее языком всю вылижешь, понятно?
Лешка выпучил глаза.
— Слышал, что я сказал? — повторил Шерхан.
— Языком. От бампера до капота.
Лешка вздохнул и, чувствуя, что легко отделался, прикоснулся языком к заляпанному грязью стеклу и начал его лизать, осторожно, как кошка — несвежую колбасу.
Шерхан захохотал, а потом махнул лапой и поднялся на веранду, где мирно сидел Рыжий.
Рыжий нахально скалился, наблюдая за сценой во дворе. По крайней мере, Шерхан тоже уделался. Это люди Рыжего съездили в офис, и, безо всякого преувеличения, их часть операции увенчалась полным успехом. Они не засветились, не напоролись на добровольных дружинников, не повстречали какого-нибудь любителя ночных прогулок, благополучно, наконец, вывезли из города довольно заметный фургончик и уже разобрали его на запчасти. Шерхан же отрядил двух своих быков с простой, как колхозная доярка, задачей: убить и закопать связанного человека.
Скрипнули ворота, и во двор въехал на сером «Фольксвагене» верный подручный Рыжего, некто Шанхайчик. Несмотря на свою обритую бошку, сливающуюся с плечами, и руки, размером и формою напоминавшие экскаваторный ковш, Шанхайчик был человеком сообразительным. После того как вчера бригада пришибла бухгалтера, его отрядили поинтересоваться дальнейшими событиями. При взгляде на Лесика, вылизывающего языком стоящую посреди двора тачку, Шанхайчик сразу сообразил, что к чему.
Это ему не очень понравилось. Дело в том, что, как помнил Шанхайчик, Шерхан всегда приказывал вывозить людей в лес живыми. Шерхан считал, что если ментовка заметет тачку с трупом, — все, считай, что банк лопнул, а если заметут живого — так в лес вывозят не тот контингент, чтобы он в ментовке распелся. Словом, Шерхан наказывал человека за свой же обычай, а это — западло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Не перебивай старших, когда говорят, Сазанчик! Ему Шерхан не нравится! Он на Шерхана с «макаром». А на танк ты с «макаром» не ходил? У тебя всегда такое настроение: ах, танк на меня наехал! Подать его сюда, такого-сякого! Ща я гусеницы ему оборву! Ща я пушку ему на жопу переставлю! Ща я его из «макара» как бабахну! Валерий молчал.
— На тебя Шерхан-то наехал?
— Нет. На знакомых. Сначала на кореша моего наехал, а потом уж я сам других засветил.
— И за что ты на них пашешь, я имею в виду тех, на кого Шерхан наехал?
Валерий сидел, не шевелясь, уткнувшись взглядом в сложенные на коленях руки.
— Помогли мне люди, — сказал он, — и я должен помочь. Ссуду надо отдавать.
— Какую ссуду?
— Ссуду они мне на кооператив дали. Под залог.
— Какой залог?
— Комната. Ну, и, конечно, оборудование, которое куплю, тоже в залог.
Старик несколько мгновений молчал.
— Так, — протянул он насмешливо.
— Значит, за ссуду? Другие на этом деньги гребут лопатой, зону греют, людям помогают, а с тебя за это твою же хату берут? Да твоя квартира впятеро больше ихней ссуды стоит, а через год в сто раз подорожает! Ты-то понимаешь, что, если сдохнешь, они твою хату под себя подгребут, а бабку на улицу выкинут! Они тебя под пули подставляют! Сзади трахают! Да если я такое расскажу, то все воры в Москве глаза оборвут от смеха! Твои друзья такие беспредельщи-ки, что за ними никакой Шерхан не угонится! Это надо, чтобы вышибала еще и платил тем, за кого он шкуру кладет!
— Я не вышибала! — вскрикнул Валерий.
— Я не за бабки!
— Ах не за бабки! Он за бабки не хочет, он просто башку под электричку сует! Они, ты думаешь, тебя за это уважают? Нет, они хихикают!
Шутник встал и демонстративно отвернулся к окну.
— Придурок, — процедил вор сквозь зубы.
— Глаза бы мои на тебя не глядели, кооператор! Сколько тебе маслят нужно?
— Сколько влезет.
— Это все? — Нет, не все. Я слыхал, что тут один мужичок был, тротилом промышлял. Двойным ведром с завода вытаскивал. — А хоть «КамАЗом». Это не фраеров!
Валерий молчал.
— Ладно, — сказал Шутник, — видишь сумку? Отнесешь Кубарю, там тебе дадут, чего просишь. Иди.
Валерий покачал головой: — Не.
— То есть как это нет?
— Не понесу я этой сумки.
Шутник смотрел на Валерия. Потом щелкнул пальцами, и в дверях возникли двое быков. — Вы только посмотрите на этого парня, — сказал Шутник. — Он приходит с просьбой, большой просьбой. Его честные люди просят о маленькой любезности — отнести сумку туда, куда надо. Честные люди делают ему одолжение. И что же он говорит? Он посылает честных людей, как полагается посылать прокурора!
Быки нехорошо усмехнулись.
— Я тебя спрашиваю, Сазанчик, ты отнесешь сумку?
— Нет.
Старик отставил чашку.
— И правильно, что нет, потому что если бы ты сказал да, Сазанчик, то цена бы тебе была ровно в эту сумку, хоть она и дорогая. Однако плохо, когда у человека есть цена. А тебе, Сазанчик, цены нет. И вот за то, что тебе цены нет, я уважу твою просьбу.
***
Когда Валерий вышел из подъезда, его еще раз сфотографировали из квартиры КГБ, а также из старенького «Москвича».
— Слышь, Борик, — сказал один из парней в «Москвиче», — где-то я этого пацана уже видел.
Борик стал думать. Он был одним из тех людей, что сопровождали Рыжего во время не слишком удачного визита к Шакурову. Вообще-то Борику полагалось вспомнить «этого пацана», потому что пацан попал пяткой в Борикову рожу.
Однако Борик, при всех своих несомненных достоинствах, довольно плохо запоминал лица людей. Он неплохо стрелял, отлично трахал девок, и даже память на цифры у него была. А вот на лица — нет. Так что Борик прекрасно запомнил пятку Сазана в своих зубах, а вот лица его не запомнил.
— Точно видел, — сказал Борик, не желавший светиться этим своим пороком, — он на Рижском колеса толкал, сеструха у него, что ли, в аптеке…
В то же самое время, когда Нестеренко нанес визит вору в законе Шутнику, другой преступный элемент, Шерхан, честил на чем свет двух быков — Лешку и Мишку, тех самых, которых отправил ночью хоронить Сазана. Дело происходило на даче Шерхана, прямо во дворе, где стояла злополучная «шестерка».
Как ни странно, она почти не пострадала от кувырков, отделавшись легким ушибом крыши да расколотой фарой.
Убедившись, что они живы, и сменив камеру, Лешка и Мишка долго колесили по ночным дорогам в поисках прыткого грузовичка, а потом завалились к девкам и оттуда позвонили хозяину.
Мишка, запаниковав, свалил к брату, а Леша поехал отдуваться за обоих.
— Не могли в салоне пристрелить, — орал Шерхан, — да?
— Так ты сам приказал, — разозлился Лешка, — чтобы крови не было, ни в тачке, ни на земле, — положить в яму и…
Шерхан размахнулся, и страшный толчок под дых швырнул Лешку прямо в раскрытый багажник. Лешка ударился носом о сложенный домкрат, и из носа что-то быстро и горячо закапало.
Шерхан лапой вытянул боевика обратно. — Он тачку не хотел мыть, — ласково проговорил барин.
— Ты ее языком всю вылижешь, понятно?
Лешка выпучил глаза.
— Слышал, что я сказал? — повторил Шерхан.
— Языком. От бампера до капота.
Лешка вздохнул и, чувствуя, что легко отделался, прикоснулся языком к заляпанному грязью стеклу и начал его лизать, осторожно, как кошка — несвежую колбасу.
Шерхан захохотал, а потом махнул лапой и поднялся на веранду, где мирно сидел Рыжий.
Рыжий нахально скалился, наблюдая за сценой во дворе. По крайней мере, Шерхан тоже уделался. Это люди Рыжего съездили в офис, и, безо всякого преувеличения, их часть операции увенчалась полным успехом. Они не засветились, не напоролись на добровольных дружинников, не повстречали какого-нибудь любителя ночных прогулок, благополучно, наконец, вывезли из города довольно заметный фургончик и уже разобрали его на запчасти. Шерхан же отрядил двух своих быков с простой, как колхозная доярка, задачей: убить и закопать связанного человека.
Скрипнули ворота, и во двор въехал на сером «Фольксвагене» верный подручный Рыжего, некто Шанхайчик. Несмотря на свою обритую бошку, сливающуюся с плечами, и руки, размером и формою напоминавшие экскаваторный ковш, Шанхайчик был человеком сообразительным. После того как вчера бригада пришибла бухгалтера, его отрядили поинтересоваться дальнейшими событиями. При взгляде на Лесика, вылизывающего языком стоящую посреди двора тачку, Шанхайчик сразу сообразил, что к чему.
Это ему не очень понравилось. Дело в том, что, как помнил Шанхайчик, Шерхан всегда приказывал вывозить людей в лес живыми. Шерхан считал, что если ментовка заметет тачку с трупом, — все, считай, что банк лопнул, а если заметут живого — так в лес вывозят не тот контингент, чтобы он в ментовке распелся. Словом, Шерхан наказывал человека за свой же обычай, а это — западло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60