Нет, вы глубоко ошибаетесь! Шоу Бенни Хилла я вам
здесь показывать не намерен! - зал рукоплескал. Второй
представитель республики Ангола сделал изящную улыбку и показал
первому представителю республики Южная Корея свои изящные белые
зубы. - Таким поведением вы позорите прежде всего себя, а не
меня. Наберитесь хотя бы такта и выслушайте до конца мой
доклад.
- Какого конца? - кто-то крикнул из зала.
- Звери! - рыдал Хрущев.
Но никто его уже не слушал: яйца, помидоры, пустые банки
из-под пива, бутылки, остатки сарделек и сосисок летели к
трибуне. Никита Сергеевич чувствовал себя полным идиотом и
гневно вспоминал Штирлица. В конце концов он решил, что пора
сматываться и на прощание, сняв башмак фирмы "Salamandra",
стукнул им по грязному полу и громко бросил в зал свою
историческую фразу:
- Ну я вам еще покажу Кузькину мать!
Мелкий пакостник, стоявший на оконной перекладине
тридцатого этажа здания ООН потирал руки. Прошедший день можно
было считать удачным. Борман, раскрыв парашют, прыгнул вниз и
полетел куда-то на северо-восток, где его ждал Штирлиц.
ГЛАВА 16. ВЕЛИКОЕ ПРИЗНАНИЕ ГИТЛЕРА
Холод, проникающий в полумрак Бутырской тюрьмы не был бы
сильно ощутимым, если бы окно камеры Гитлера было нормальным,
вместо этого на месте окна виднелась безобразная дыра, в
которую проникали все атмосферные осадки, наблюдавшиеся в
январе одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.
Адольф высунул свою изнуренную мордашку в эту дыру и
увидел мрачные улицы чуждого ему города. Стало скучно и
невыносимо, проступили еще несколько закругленных седин.
Внезапно в камеру вошел надзиратель. Злополучная баланда,
которой пичкали несчастного фюрера, была поставлена на парашу.
- А твой друг, как его - Борман, уже на свободе! Один
ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.
"Es ist kalt!" - подумал Гитлер, а вслух сказал: - Как
вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.
- Гитлер капут! - c издевкой сказал надзиратель. -
Послушайте, товарищ фюрер, когда вас будут расстреливать, вас
спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы
мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила,
фашистская?
- Хорошо... - прошептал Адольф Гитлер и принялся за
баланду.
- Приятного аппетита! - C пренебрежением пожелал
Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в
чан c дерьмом. - Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я
смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту
войну?
Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало
пожирающего баланду.
Делать было нечего, но настроение было хорошее и
располагало к беседе.
- Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно,
наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь делать
больше нечего? Ублюдкина-то знаете?
- Какого еще там Ублюдкина? - жуя хрен c сыром, спросил
фюрер.
- Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
- А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
- Ну так вот, - c хохотом произнес Петька, - теперь он
живет как раз против своего дома.
Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c
дерьмом:
- Как, и его забрали?
- Забрали!
- За что же?
- За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я c
тобой здесь треплюсь? Того и гляди еще и меня засадят в этот
сортир...
Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и унылую
тоску. Гитлер доел баланду и вновь посмотрел на улицу. Ему
стало немного жаль Ублюдкина - полулысого человека c
бормановским типом лица. "Скотина, хоть бы пива дал! Вот
интересно, что бы по поводу этого Ублюдкина сказал
Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:
Вечер зимний, вьюга воет,
Снег безжалостный идет...
Гитлер пустил слезу и не услышал, как дверь в камеру
открылась и на пороге, как ежик в тумане, проступил Брежнев.
Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:
Непогода важно стонет,
Песни зимние поет.
Гитлер заморгал глазками и вытер слезу. Леонид Ильич
подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при
этом:
- Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.
- Как? Уже?
- А вы как думали? Церемониться c вами что ли? Товарищ
Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!
Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".
- К стенке, скотина! - крикнул он, прислоняя фюрера к
параше.
- O, mein God! - всплакнул Адольф Гитлер и затряс
коленками.
Рукомойников принялся налаживать пулемет. Когда все было
готово, в камеру вошел пастор Шлаг; посмотрев на фюрера, он
прошептал:
- Мужайтесь, сын мой, все кончено, Господь, надеюсь,
простит вас за все грехи, что совершил ты, скотина, на этой
грешной земле.
- Спасибо, отец мой! - ответил Гитлер и вытер слезу.
Рукомойников дернул затвор, Леонид Ильич поднял руку и
приказал:
- Готовьсь! Целься! Огонь!
Прозвучала беспорядочная стрельба. Камера наполнилась
густым дымом, завоняло порохом.
- Черт! - заругался Рукомойников, заставив
перекреститься пастора Шлага. - Опять заело! Наверное, патроны
сырые!
- Вечно вы, товарищ, подводите меня, - сказал дорогой
Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.
Гитлер пришел в себя и попытался понять, где это он - в
аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где
же черт?" - подумал Адольф Гитлер, разглядывая среди густого
дыма прислужника дьявола; вместо этого, постепенно
вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.
- Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.
- O, mein God! Только не надо меня больше щиссен! Bitte!
Я прошу вас!
- Хорошо, хорошо! А теперь, мой фюрер, слушайте меня
внимательно. Чтобы спасти вашу жалкую шкуренцию, вы должны
подписать этот документ.
Гитлер взял листок бумаги на котором по-немецки c
баварским акцентом было написано:
Объяснительная
Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в
здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю,
что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской
России в период c 1933 по 1945 год c подпольной кличкой
"Лысый".
А. Гитлер
Январь 1964 года.
- А чего тут подписывать, это и так правда!
- Как? - изумился Брежнев.
- А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу,
что вы в политике недавно, - сказал Гитлер и подписал
документ.
За окном шел снег.
ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!
Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и
занимался одновременно пятью делами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
здесь показывать не намерен! - зал рукоплескал. Второй
представитель республики Ангола сделал изящную улыбку и показал
первому представителю республики Южная Корея свои изящные белые
зубы. - Таким поведением вы позорите прежде всего себя, а не
меня. Наберитесь хотя бы такта и выслушайте до конца мой
доклад.
- Какого конца? - кто-то крикнул из зала.
- Звери! - рыдал Хрущев.
Но никто его уже не слушал: яйца, помидоры, пустые банки
из-под пива, бутылки, остатки сарделек и сосисок летели к
трибуне. Никита Сергеевич чувствовал себя полным идиотом и
гневно вспоминал Штирлица. В конце концов он решил, что пора
сматываться и на прощание, сняв башмак фирмы "Salamandra",
стукнул им по грязному полу и громко бросил в зал свою
историческую фразу:
- Ну я вам еще покажу Кузькину мать!
Мелкий пакостник, стоявший на оконной перекладине
тридцатого этажа здания ООН потирал руки. Прошедший день можно
было считать удачным. Борман, раскрыв парашют, прыгнул вниз и
полетел куда-то на северо-восток, где его ждал Штирлиц.
ГЛАВА 16. ВЕЛИКОЕ ПРИЗНАНИЕ ГИТЛЕРА
Холод, проникающий в полумрак Бутырской тюрьмы не был бы
сильно ощутимым, если бы окно камеры Гитлера было нормальным,
вместо этого на месте окна виднелась безобразная дыра, в
которую проникали все атмосферные осадки, наблюдавшиеся в
январе одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.
Адольф высунул свою изнуренную мордашку в эту дыру и
увидел мрачные улицы чуждого ему города. Стало скучно и
невыносимо, проступили еще несколько закругленных седин.
Внезапно в камеру вошел надзиратель. Злополучная баланда,
которой пичкали несчастного фюрера, была поставлена на парашу.
- А твой друг, как его - Борман, уже на свободе! Один
ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.
"Es ist kalt!" - подумал Гитлер, а вслух сказал: - Как
вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.
- Гитлер капут! - c издевкой сказал надзиратель. -
Послушайте, товарищ фюрер, когда вас будут расстреливать, вас
спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы
мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила,
фашистская?
- Хорошо... - прошептал Адольф Гитлер и принялся за
баланду.
- Приятного аппетита! - C пренебрежением пожелал
Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в
чан c дерьмом. - Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я
смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту
войну?
Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало
пожирающего баланду.
Делать было нечего, но настроение было хорошее и
располагало к беседе.
- Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно,
наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь делать
больше нечего? Ублюдкина-то знаете?
- Какого еще там Ублюдкина? - жуя хрен c сыром, спросил
фюрер.
- Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
- А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
- Ну так вот, - c хохотом произнес Петька, - теперь он
живет как раз против своего дома.
Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c
дерьмом:
- Как, и его забрали?
- Забрали!
- За что же?
- За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я c
тобой здесь треплюсь? Того и гляди еще и меня засадят в этот
сортир...
Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и унылую
тоску. Гитлер доел баланду и вновь посмотрел на улицу. Ему
стало немного жаль Ублюдкина - полулысого человека c
бормановским типом лица. "Скотина, хоть бы пива дал! Вот
интересно, что бы по поводу этого Ублюдкина сказал
Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:
Вечер зимний, вьюга воет,
Снег безжалостный идет...
Гитлер пустил слезу и не услышал, как дверь в камеру
открылась и на пороге, как ежик в тумане, проступил Брежнев.
Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:
Непогода важно стонет,
Песни зимние поет.
Гитлер заморгал глазками и вытер слезу. Леонид Ильич
подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при
этом:
- Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.
- Как? Уже?
- А вы как думали? Церемониться c вами что ли? Товарищ
Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!
Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".
- К стенке, скотина! - крикнул он, прислоняя фюрера к
параше.
- O, mein God! - всплакнул Адольф Гитлер и затряс
коленками.
Рукомойников принялся налаживать пулемет. Когда все было
готово, в камеру вошел пастор Шлаг; посмотрев на фюрера, он
прошептал:
- Мужайтесь, сын мой, все кончено, Господь, надеюсь,
простит вас за все грехи, что совершил ты, скотина, на этой
грешной земле.
- Спасибо, отец мой! - ответил Гитлер и вытер слезу.
Рукомойников дернул затвор, Леонид Ильич поднял руку и
приказал:
- Готовьсь! Целься! Огонь!
Прозвучала беспорядочная стрельба. Камера наполнилась
густым дымом, завоняло порохом.
- Черт! - заругался Рукомойников, заставив
перекреститься пастора Шлага. - Опять заело! Наверное, патроны
сырые!
- Вечно вы, товарищ, подводите меня, - сказал дорогой
Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.
Гитлер пришел в себя и попытался понять, где это он - в
аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где
же черт?" - подумал Адольф Гитлер, разглядывая среди густого
дыма прислужника дьявола; вместо этого, постепенно
вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.
- Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.
- O, mein God! Только не надо меня больше щиссен! Bitte!
Я прошу вас!
- Хорошо, хорошо! А теперь, мой фюрер, слушайте меня
внимательно. Чтобы спасти вашу жалкую шкуренцию, вы должны
подписать этот документ.
Гитлер взял листок бумаги на котором по-немецки c
баварским акцентом было написано:
Объяснительная
Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в
здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю,
что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской
России в период c 1933 по 1945 год c подпольной кличкой
"Лысый".
А. Гитлер
Январь 1964 года.
- А чего тут подписывать, это и так правда!
- Как? - изумился Брежнев.
- А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу,
что вы в политике недавно, - сказал Гитлер и подписал
документ.
За окном шел снег.
ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!
Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и
занимался одновременно пятью делами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58