Завтракал Мэтью в одиночестве. Он съел тарелку омлета с ветчиной, запив ее чашкой крепкого чая. Потом он вышел из дому на серьезное дело: он собирался встретиться с крысоловом в его отлично прибранном гнезде.
Утро было теплым и солнечным, хотя вереница белых облаков плыла по небу. На улице Трудолюбия Мэтью прибавил шагу, минуя стоянку Исхода Иерусалима, но там не было видно ни самого проповедника, ни его родственников. Вскоре Мэтью дошел до поля, где встали лагерем комедианты, возле дома Гамильтонов. Несколько актеров сидели возле костра, над которым висели три котла. Грузный, похожий на Фальстафа человек с длинной трубкой в зубах что-то говорил своим коллегам, сопровождая слова театральными жестами. Женщина такой же, если не более мощной комплекции орудовала иголкой с ниткой, зашивая шляпу с красным пером, а женщина более изящная была занята чисткой сапог. Мэтью мало что было известно об актерском ремесле, хотя он знал, что все актеры — мужчины, а поэтому женщины при них — очевидно, жены участников труппы.
— Добрый день, молодой человек! — приветствовал его поднятой рукой один из актеров.
— Добрый день и вам! — кивнул в ответ Мэтью.
Через несколько минут он вошел в мрачную область погибающих садов. Очень подходяще здесь выбрали место для казни Рэйчел, потому что такая пародия на правосудие сама по себе уродлива. Он посмотрел на голое коричневое поле, посреди которого воздвигся свежевытесанный столб для казни. У его основания, окруженного камнями, лежали большая груда сосновых бревен и связанные пучки веток. В двадцати ярдах находилась еще одна куча дров. Поле было выбрано для того, чтобы разместились все радостные горожане и чтобы ни одна шальная искра не долетела до крыш.
С первым светом утра понедельника Рэйчел привезут сюда в фургоне и привяжут к столбу. Произойдет какая-нибудь отвратительная церемония, которую будет вести Бидвелл. Потом, когда пламя толпы будет достаточно раздуто, факелами подожгут кучу дров. Еще станут подносить дрова из соседней кучи, поддерживая жар. Мэтью никогда не видел казни на огне, но полагал, что дело это медленное, грязное и мучительное. Волосы и одежда Рэйчел могут загореться, плоть зажариться, но если температура не будет достаточно адской, то полное сожжение должно занять часы. На целый день растянется, потому что Мэтью подозревал, что даже бешеному огню трудно будет сгрызть человеческое тело до костей.
Когда Рэйчел потеряет сознание, он не знал. Пусть даже она желает умереть с достоинством и подготовит себя к этому испытанию, насколько такое в человеческих силах, крики ее будут слышны от края до края Фаунт-Рояла. Вероятно, что она погибнет от удушья до того, как ее сжарит огонь. Если она будет в сознании, то сможет ускорить смерть, вдыхая огонь и обильный дым. Но кто в такой мучительный момент способен на что-нибудь другое, как не выть от муки и не извиваться как в аду?
Мэтью предположил, что огонь будут поддерживать всю ночь, а горожане радостно станут смотреть, как ведьма превращается в размазанную тень себя прежней. Сам столб тоже обгорит, но его будут поливать водой, чтобы держался подольше. Утром вторника, когда не останется ничего, кроме золы и почерневших костей, кто-нибудь — наверное, Сет Хейзелтон — придет с деревянным молотом раздробить череп и обгорелый скелет на мелкие куски. И тут Мэтью представил себе, как Лукреция Воган, вооружившись ведрами, бутылками и коробками, жадно собирает угли и кости, которые можно потом продавать как амулеты против зла. Он понял, что ее ум и жадность подскажут ей объединиться в нечестивом союзе с Бидвеллом и Иерусалимом — с первым ради финансов и тары для этой мерзости, со вторым — чтобы распространять ее по городам и деревням всего побережья.
Пришлось отогнать эти мысли, чтобы они не ослабили веру в то, что ответ удастся найти до этого страшного утра понедельника.
Он шел дальше по улице Трудолюбия. Вскоре показался клуб белого дыма из трубы дома Линча. Повелитель крыс готовил себе завтрак.
Ставни были широко открыты. Линч явно не ожидал посетителей. Мэтью подошел к двери, под висящие крысиные скелеты, и без колебаний постучал.
Прошло несколько секунд. Вдруг ставни ближайшего окна закрылись — не поспешно или громко, но вполне целенаправленно. Мэтью постучал снова, требовательнее.
— Кто там? — раздался настороженный голос Линча.
Мэтью слегка улыбнулся, понимая, что Линч вполне мог выглянуть из окна посмотреть.
— Мэтью Корбетт. Можно мне с вами поговорить?
— Завтракаю. И некогда мне трепаться по утрам.
— Это только одна минута.
— Нет у меня минуты. Пошел вон.
— Мистер Линч, — сказал Мэтью, — мне всерьез нужно с вами поговорить. Если не сейчас, то мне придется быть настойчивым.
— Настаивай куда хочешь. А мне плевать.
Раздался звук шагов, удаляющихся от двери. Ставни второго окна тоже закрылись, за ними ставни третьего. И наконец закрылось последнее окно с презрительным стуком.
Мэтью знал, что есть лишь один верный способ заставить Линча открыть дверь, хотя это было рискованно. Он решил рискнуть.
— Мистер Линч! — сказал Мэтью, стоя вплотную к двери. — Что вас так сильно интересует в культуре Египта?
Внутри зазвенела упавшая на пол кастрюля.
Мэтью отступил на несколько шагов. Он ждал, сцепив руки за спиной. С яростной силой сдвинулась щеколда. Но дверь не слетела с петель, открываясь, как ожидал Мэтью. Наоборот, наступила пауза.
Контроль, подумал Мэтью. Контроль — религия Линча, и он сейчас молится своему богу.
Дверь открылась — медленно.
Но только чуть-чуть, щелкой.
— Культура Египта? О чем ты лепечешь, пацан?
— Вы меня поняли. О книге у вас в столе.
И снова пауза. На этот раз зловещая.
— А, так это ты залез в мой дом и копался в вещах? — Дверь открылась шире, и чистое, хотя небритое лицо Линча показалось в проеме. Светлые, льдисто-серые глаза смотрели на Мэтью, как два дула, зубы оскалились в усмешке. — Грязь от подошвы осталась на полу. И сундук ты не закрыл. Только слепой бы не заметил щель в четверть дюйма.
— Вы очень наблюдательны. Это от охоты на крыс?
— От нее. Только я, кажется, просмотрел блядскую двуногую крысу, которая заползла грызть мой сыр.
— И сыр тоже интересный, — сказал Мэтью, сохраняя дистанцию между собой и дверью. — Никогда бы не подумал, что вы... как бы это сказать?.. живете в столь добродетельной упорядоченности, судя по тому, до чего вы запустили свой дом снаружи. И никогда бы не предположил, что вы изучаете Древний Египет.
— Есть закон, — сказал Линч, так же скалясь и так же не сводя прицельного взгляда с Мэтью, — насчет вторжения в жилище без приглашения. Кажется, в этом городе за такие дела дают десять плетей. Ты сам скажешь Бидвеллу или мне сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210