Только слиянность и способна породить исключительную борьбу за свою исключительность, безмерную, бесконечную… впрочем, именно в этом я крепко сомневаюсь, а говорю с такой уверенностью в силу врожденного, воспитанного и хорошо развитого конформизма, будь он трижды проклят! Таким образом, я глубоко самокритичен и не считаю свое слово истиной в последней инстанции. Эта моя установка проходит красной нитью по всем моим запискам.
Развиваемая в моем труде концепция паразитаризма содержит, полагаю, открытия не только государственного, но и гносеологического порядка. И дело не в том, что я обстоятельно доказываю, что рационализм тупиков губителен, что им придуманы семантические капканы, этические ловушки, коварства мнимых реальностей, какими являются прежде всего так называемый коллектив и производные от него якобы свойства личности — экстремизм, экстерроризм, эксчемпионизм и даже эксгибиционизм.
Дело не в том, что я не приемлю иррационализма, который темен и смертельно опасен, ибо прямой дорогой ведет в пропасть, откуда уже нет выхода, где можно лишь задохнуться и умереть.
И дело даже не в том, что я стою на позициях Божественного феноменализма и считаю, что только Духовный Ум и Духовное Сердце способны к поискам Истины, к Откровению, к сближению с Природой. Спросите у неба, у моря, у деревьев, у камней, у травы, у леса, когда они пребывают в радости и в любви. И они вам ответят: всегда. Это и есть вечное состояние Красоты, живой и бодрствующей: смиренной и непокорной, лишенной злобности, подделок под добро, лишенной суррогатов лжереальностей, типа коллективизации, техницизации, демократизации, химизации, провокации, национализации, интернационализации, эксдермации и популяризации! Ухищренный рационализм, разукрашенный блестками мишуры и оснащенный компьютерами и многознанием, и есть тот Дьявол, который Падшим Ангелом вошел в людскую душу, задурманив нас мнимыми красотами, лжедобром и псевдокультурой. Господь дал нам чувство прекрасного, дал способность целостно созерцать мир — в Красоте его познавать, в Любви наследовать и в Любви преумножать то, что зовется Любовью. Все это я понимал умом и даже глубинами своей души, но всякий раз что-то мешало мне добраться до конца родниковых глубин моей Любви. Я всегда трепетал от осознания того, что Любовь и есть Бог. Я, наверное, потому так сурово наказан, что постоянно предавал свою Любовь, свою Трепетность, свои Чистые Слезы. Во мне, может быть, по соседству с моей сокровенной Любовью осели темные силы Зла, увлекавшие меня притягательностью суеты, предательства, жестокости, нелюбовью к себе, к народам, к инакомыслию, жаждущие паразитаризма, личных катастроф, умерщвления всего светлого на этой земле.
Мои подсознательные силы звали пребывать постоянно в Любви, не ухудшая и не уродуя великого Бытия, не насилуя его катастрофами и ухищрениями рассудка, способными привести к еще большему потрясению, каким считаю грядущий паразитаризм . Щупальцы паразитарного бытия отрастали десятки столетий. Они невидимы, и кому как не тайной полиции применить все современные технологии, чтобы обнаружить и отсечь то, что угрожает человечеству смертью. Выворачивая вечность и целые народы наизнанку, правоохранительные органы порой наслаждались лишь умелым шантажом, хриплыми криками да своей властью, а вот спонтанное самораскрытие подследственных — этого им никогда не удавалось заполучить. И здесь я вновь возвращаюсь к главной мысли моего труда: а если подсознательная жизнь личностей и целых народов — реальность, то кому, как не органам безопасности, знать и исследовать бесценный клад психического подполья, который спрятан за баррикадами человеческих ухищрений, гримас, ловких доводов и самообманов, лжи и малодушия!
Я понимаю, насколько странными могут показаться мои вольные обращения с исторической мифологией и мифологическими заблуждениями моей души. Но поверьте, и это одно из моих важнейших открытий, без этих глубинных погружений не найти ключей к Большой Феноменологии. Душа истории, как мифы. Находясь будто бы вне нас, она соединяет Космос с волнениями нашего сердца и ума. Только таким образом рождается планетарное мышление, благодаря которому созданы эти записки. Большая Феноменология — наука будущих поколений. Она и есть биография подсознательной жизни народов, отдельных личностей. Она источник последующих пророчеств, генотипных образований, мученических деяний, евангелий…
P. S . Опасаясь преждевременной огласки некоторых зашифрованных моих данных, прошу не показывать Прахову и Хоботу мои записки, так как они могут использовать их исключительно в личных целях, то есть для укрепления паразитарной системы. Если паче чаяния записки будут обнародованы, то целесообразно имена Прахова и Хобота заменить. Нужно думать о потомстве оных: дети за отца не в ответе.
P. Р. S . В случае публикации моего труда прошу на мой гонорар издать 14 посланий Апостола Павла, чьи деяния сопровождали мою душу духовным трепетом и вселяли уверенность в окончательную гибель Паразитария, а также поставить скромный памятник из лабрадорского мрамора Сутулиной Анне Дмитриевне и ее маленькому сыну по прозвищу Топазик.
ЧАСТЬ 1. ПОКАЯННЫЙ КАНОН ПАДШАГО ИНОКА
1
Какие там к дьяволу иносказания! Все в натуральную величину! Ксавий видел проект решения о снятии моей кожи. Он, правда, не успел прочесть, какая часть покрова подлежала эксдермации — термин ввели в период вневременного и внесоциального общедемократического курса. Ксавий тут же нашел меня и, как мне показалось, с наигранным сочувствием сообщил:
— Попался ты. — Он объяснил суть приказа. Заглядывая в мои глаза, точно пытаясь определить степень моего испуга, добавил: — Они хорошо осведомлены о твоих методах анализа паразитарных систем. Особенно их возмутил перенос паразитарных отношений простейших на современную демократическую среду. Я тебе, старик, говорил, нельзя зрящно отрицать. Надо что-то и пощадить. А теперь…
— Что же делать?
— По потолку надо пройти, а добиться отмены решения.
— Как отменить?
— Зацепку надо искать. Зацепка всегда должна быть.
— Где ее найдешь?
— Приказ вступает в действие только после увольнения. Смекнул? Надо затормозить увольнение. Промедление смерти подобно. Кожа есть кожа. — Ксавий, сославшись на крайнюю занятость, улетучился.
2
Я и раньше думал, что обречен на муку. Я вырос под знаком беды. Я не сетовал: приговоренность — примета времени. Все приговорены, и все терпеливо ждут своей участи. Я всматривался в лица прохожих. Улавливал едва заметный, невербальный контур ожидания смерти. Ощущал усталую обреченность, конец духа. Я считывал с человеческих лиц временные границы тайной агонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Развиваемая в моем труде концепция паразитаризма содержит, полагаю, открытия не только государственного, но и гносеологического порядка. И дело не в том, что я обстоятельно доказываю, что рационализм тупиков губителен, что им придуманы семантические капканы, этические ловушки, коварства мнимых реальностей, какими являются прежде всего так называемый коллектив и производные от него якобы свойства личности — экстремизм, экстерроризм, эксчемпионизм и даже эксгибиционизм.
Дело не в том, что я не приемлю иррационализма, который темен и смертельно опасен, ибо прямой дорогой ведет в пропасть, откуда уже нет выхода, где можно лишь задохнуться и умереть.
И дело даже не в том, что я стою на позициях Божественного феноменализма и считаю, что только Духовный Ум и Духовное Сердце способны к поискам Истины, к Откровению, к сближению с Природой. Спросите у неба, у моря, у деревьев, у камней, у травы, у леса, когда они пребывают в радости и в любви. И они вам ответят: всегда. Это и есть вечное состояние Красоты, живой и бодрствующей: смиренной и непокорной, лишенной злобности, подделок под добро, лишенной суррогатов лжереальностей, типа коллективизации, техницизации, демократизации, химизации, провокации, национализации, интернационализации, эксдермации и популяризации! Ухищренный рационализм, разукрашенный блестками мишуры и оснащенный компьютерами и многознанием, и есть тот Дьявол, который Падшим Ангелом вошел в людскую душу, задурманив нас мнимыми красотами, лжедобром и псевдокультурой. Господь дал нам чувство прекрасного, дал способность целостно созерцать мир — в Красоте его познавать, в Любви наследовать и в Любви преумножать то, что зовется Любовью. Все это я понимал умом и даже глубинами своей души, но всякий раз что-то мешало мне добраться до конца родниковых глубин моей Любви. Я всегда трепетал от осознания того, что Любовь и есть Бог. Я, наверное, потому так сурово наказан, что постоянно предавал свою Любовь, свою Трепетность, свои Чистые Слезы. Во мне, может быть, по соседству с моей сокровенной Любовью осели темные силы Зла, увлекавшие меня притягательностью суеты, предательства, жестокости, нелюбовью к себе, к народам, к инакомыслию, жаждущие паразитаризма, личных катастроф, умерщвления всего светлого на этой земле.
Мои подсознательные силы звали пребывать постоянно в Любви, не ухудшая и не уродуя великого Бытия, не насилуя его катастрофами и ухищрениями рассудка, способными привести к еще большему потрясению, каким считаю грядущий паразитаризм . Щупальцы паразитарного бытия отрастали десятки столетий. Они невидимы, и кому как не тайной полиции применить все современные технологии, чтобы обнаружить и отсечь то, что угрожает человечеству смертью. Выворачивая вечность и целые народы наизнанку, правоохранительные органы порой наслаждались лишь умелым шантажом, хриплыми криками да своей властью, а вот спонтанное самораскрытие подследственных — этого им никогда не удавалось заполучить. И здесь я вновь возвращаюсь к главной мысли моего труда: а если подсознательная жизнь личностей и целых народов — реальность, то кому, как не органам безопасности, знать и исследовать бесценный клад психического подполья, который спрятан за баррикадами человеческих ухищрений, гримас, ловких доводов и самообманов, лжи и малодушия!
Я понимаю, насколько странными могут показаться мои вольные обращения с исторической мифологией и мифологическими заблуждениями моей души. Но поверьте, и это одно из моих важнейших открытий, без этих глубинных погружений не найти ключей к Большой Феноменологии. Душа истории, как мифы. Находясь будто бы вне нас, она соединяет Космос с волнениями нашего сердца и ума. Только таким образом рождается планетарное мышление, благодаря которому созданы эти записки. Большая Феноменология — наука будущих поколений. Она и есть биография подсознательной жизни народов, отдельных личностей. Она источник последующих пророчеств, генотипных образований, мученических деяний, евангелий…
P. S . Опасаясь преждевременной огласки некоторых зашифрованных моих данных, прошу не показывать Прахову и Хоботу мои записки, так как они могут использовать их исключительно в личных целях, то есть для укрепления паразитарной системы. Если паче чаяния записки будут обнародованы, то целесообразно имена Прахова и Хобота заменить. Нужно думать о потомстве оных: дети за отца не в ответе.
P. Р. S . В случае публикации моего труда прошу на мой гонорар издать 14 посланий Апостола Павла, чьи деяния сопровождали мою душу духовным трепетом и вселяли уверенность в окончательную гибель Паразитария, а также поставить скромный памятник из лабрадорского мрамора Сутулиной Анне Дмитриевне и ее маленькому сыну по прозвищу Топазик.
ЧАСТЬ 1. ПОКАЯННЫЙ КАНОН ПАДШАГО ИНОКА
1
Какие там к дьяволу иносказания! Все в натуральную величину! Ксавий видел проект решения о снятии моей кожи. Он, правда, не успел прочесть, какая часть покрова подлежала эксдермации — термин ввели в период вневременного и внесоциального общедемократического курса. Ксавий тут же нашел меня и, как мне показалось, с наигранным сочувствием сообщил:
— Попался ты. — Он объяснил суть приказа. Заглядывая в мои глаза, точно пытаясь определить степень моего испуга, добавил: — Они хорошо осведомлены о твоих методах анализа паразитарных систем. Особенно их возмутил перенос паразитарных отношений простейших на современную демократическую среду. Я тебе, старик, говорил, нельзя зрящно отрицать. Надо что-то и пощадить. А теперь…
— Что же делать?
— По потолку надо пройти, а добиться отмены решения.
— Как отменить?
— Зацепку надо искать. Зацепка всегда должна быть.
— Где ее найдешь?
— Приказ вступает в действие только после увольнения. Смекнул? Надо затормозить увольнение. Промедление смерти подобно. Кожа есть кожа. — Ксавий, сославшись на крайнюю занятость, улетучился.
2
Я и раньше думал, что обречен на муку. Я вырос под знаком беды. Я не сетовал: приговоренность — примета времени. Все приговорены, и все терпеливо ждут своей участи. Я всматривался в лица прохожих. Улавливал едва заметный, невербальный контур ожидания смерти. Ощущал усталую обреченность, конец духа. Я считывал с человеческих лиц временные границы тайной агонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172