С первых дней он все вечера проводил на корпусе, знакомясь с воспитанниками. Когда он вел прием или разбирался с нарушителями, в кабинете сидел Беспалов. Павлуха помогал вникать в дела коллектива. Как-никак в колонии сидят нарушители со всех зон страны. На него легла более ответственная задача: воспитывать ярых оторвил. Тихонов знал, что в стране около ста колоний несовершеннолетних и в них, вместе со следственными изоляторами, отбывают наказание около ста тысяч малолетних преступников. Из этих ста тысяч самых отъявленных отправляют в три режимные колонии: на востоке — в Нерчинск, на юге — в Георгиевск, и на севере — в Грязовец.
В первую субботу новый начальник пришел на просмотр кинофильма. Он вошел в клуб, дпнк подал команду «встать», доложил капитану, что воспитанники собраны для просмотра кинофильма. Тихонов здороваться с ребятами, как заместители и старый начальник, стоя у входа, не стал. А держа руку у козырька, проследовал стройной солдатской походкой на сцену и, встав к ребятам лицом, только тогда сказал: «Здравствуйте, товарищи воспитанники!» Дпнк все это время стоял навытяжку. Воспитанники, как никогда, громко ответили: «Здравия желаем», и начальник подал команду «вольно».
Так Тихонов стал здороваться с воспитанниками часто. Иногда, стоя у входа, отдавал команду «вольно».
Тихонов, разбирая нарушения воспитанников, наказывать их не стремился. Он убеждал нарушителя, что тот не прав, и парни иногда каялись. Оказывается, начальник верит на слово и в отличие от Павлухи, наказыватъ не торопится.
Вскоре на этап забрали кента Глаза Дениса. В отделение пришли новички.
В шестом отделении жил Губа. В драке ему рассекли верхнюю губу, и на ней остался шрам.
Губа и еще несколько человек пришли с Гаврило-Посадской колонии. Там была анархия и зону вверх дном перевернули. В колониях несовершеннолетних двух лет не проходило, чтоб парни, доведенные до отчаяния, не поднимали анархии. В зонах жгли бараки, школы, но столовые никогда не трогали. Губа, видно, в массовых беспорядках участия не принимал, и срок не добавили. До освобождения меньше года.
Придя на зону чуть позже Глаза, Губа вступил в актив и хилял с повязкой, редко делая замечания парням. У него много мелких нарушений, но Павлуха его принял в КВП — пусть будет активистом. Легче держать в узде.
Губа предложил мелким группам, что кентовались по несколько человек, объединиться в одну семью. Тогда продукты — общие, продуктов — больше и ему легче в другие отделения пулять подогревы кентам. И еще, объединяя ребят, у него была цель: набить свой кешель куревом перед отправкой на взросляк.
Теперь половина отделения кентовалась в компании Губы. Он заправлял всем. В отделении был еще авторитетный парень — активист Колесо. Но его группа осталась малочисленной — он на подхвате у Губы. В случае конфликта Колесу и его кентам-активистам роги замочили бы с ходу.
Самое примечательное — Губа объединил вокруг себя всю контру. Кроме него, в этой группировке был только один активист.
Колесо, пытаясь сковырнуть Губу, доложил Павлухе, что тот сгруппировал вокруг себя весь сброд. Павлуха побаивался, как бы Губа не организовал массовые беспорядки. Но Губа и не думал. Он просто стремился и в этой режимной колонии жить в свое удовольствие. Кентам с других отделений он посылал жратву, и они его не забывали.
Колесо, пытаясь разбить группировку Губы, не раз предлагал Павлухе объединить воспитанников по комнатам. Одно шестое отделение продолжало жить группами. Павлуха с Колесом — согласен, но как это сделать без шума, не знал и он. Большинство объединения не хотело. И Павлуха решил: когда на взросляк уйдет Губа и лидером станет Колесо, убедить ребят жить коллективно.
Вскоре на взросляк ушел Губа, и Павлуха переговорил с воспитанниками шестого отделения, почти со всеми. И решено было жить, как и вся колония, комнатами. Кенты остаются кентами.
Глаз жил в колонии седьмой месяц, и отделение за это время наполовину обновилось. Колесо за нарушение отправили на взросляк, и Глаз лег на его кровать. Медленно, очень медленно он перебирался с кровати на кровать, пока не занял воровское место в углу у печки. В зоне лучшие места на кроватях, как и в Одляне, занимали самые авторитетные. А новички ложились на кровать, стоящую у дверей. Под ней лежали веник, тряпка и тазик. Эту кровать в шестнадцатой комнате называли карантином.
В шестом отделении все еще не было постоянного воспитателя, и Павлуха с Кумом продолжали шефствовать над отделением.
9
В зоне многие ребята не любили красный цвет и красные повязки дежурного по столовой надевать не хотели. Когда такие парни шли накрывать столы, то брали из тумбочки повязки и бежали в столовую, держа их в руках. Там они совали их в карман. Дпнк или воспитатель, заходя в столовую, делали замечание, и ребята, не желая конфликта, надевали повязки. Ведь красный, противный для них цвет будет на руке всего несколько минут. Они накроют столы и повязку снимут.
В колонию пришло много армян, и один упорно игнорировал красную повязку. В ответ на требование воспитателя надеть ее, Туманян сказал:
– Повязку не надену. Можете садить в дизо.
И его посадили. Уходя, он зло процедил:
– В дизо просижу до взросляка.
И вот четвертый месяц Туманян сидел в дисциплинарном изоляторе. Он поставил начальнику условие: на зону поднимется, но повязку надевать не будет. Его условий принимать не стали, и он, досидев до восемнадцати, укатил на взросляк.
Воспитателям с армянами работать тяжко. Чекистов и вообще все красное они презирали. В зоне не было случая, чтоб армянин вступил в актив. Армяне говорили, что лучше удавятся, чем вступят.
В отделении жил Лева Назарян. В школу он ходил, но не учился: по-русски ни читать, ни писать не умел. Письма домой писал по-армянски. С первым письмом Кум не знал, как поступить. Читать по-армянски Кум не мог, а сотрудников армян в колонии нет. Посоветовавшись с начальником, переписку на армянском разрешили.
В шестом жило три армянина, и они пытались противостоять активу. Но ничего не получилось. Они атаковали активистов, так как им хотелось найти с ними общий язык, чтоб жить вольней. Но активисты с армянами на компромисс не шли. Требования для всех одинаковы.
На зоне было несколько азербайджанцев. Актив презирали. В шестнадцатой комнате жил Рафик. Если разговор заходил о коммунистах, Рафик смачно ругал первого коммуниста Азербайджана Алиева.
– Да он нам жизни не дает! Зажал, зараза, всех. Все равно его грохнут!
В зоне время от времени объединялись группировки контры. Тогда не только активу, но и Павлухе приходилось с ними считаться. Павлуха давал указания активистам внимательнее наблюдать за ними и докладывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
В первую субботу новый начальник пришел на просмотр кинофильма. Он вошел в клуб, дпнк подал команду «встать», доложил капитану, что воспитанники собраны для просмотра кинофильма. Тихонов здороваться с ребятами, как заместители и старый начальник, стоя у входа, не стал. А держа руку у козырька, проследовал стройной солдатской походкой на сцену и, встав к ребятам лицом, только тогда сказал: «Здравствуйте, товарищи воспитанники!» Дпнк все это время стоял навытяжку. Воспитанники, как никогда, громко ответили: «Здравия желаем», и начальник подал команду «вольно».
Так Тихонов стал здороваться с воспитанниками часто. Иногда, стоя у входа, отдавал команду «вольно».
Тихонов, разбирая нарушения воспитанников, наказывать их не стремился. Он убеждал нарушителя, что тот не прав, и парни иногда каялись. Оказывается, начальник верит на слово и в отличие от Павлухи, наказыватъ не торопится.
Вскоре на этап забрали кента Глаза Дениса. В отделение пришли новички.
В шестом отделении жил Губа. В драке ему рассекли верхнюю губу, и на ней остался шрам.
Губа и еще несколько человек пришли с Гаврило-Посадской колонии. Там была анархия и зону вверх дном перевернули. В колониях несовершеннолетних двух лет не проходило, чтоб парни, доведенные до отчаяния, не поднимали анархии. В зонах жгли бараки, школы, но столовые никогда не трогали. Губа, видно, в массовых беспорядках участия не принимал, и срок не добавили. До освобождения меньше года.
Придя на зону чуть позже Глаза, Губа вступил в актив и хилял с повязкой, редко делая замечания парням. У него много мелких нарушений, но Павлуха его принял в КВП — пусть будет активистом. Легче держать в узде.
Губа предложил мелким группам, что кентовались по несколько человек, объединиться в одну семью. Тогда продукты — общие, продуктов — больше и ему легче в другие отделения пулять подогревы кентам. И еще, объединяя ребят, у него была цель: набить свой кешель куревом перед отправкой на взросляк.
Теперь половина отделения кентовалась в компании Губы. Он заправлял всем. В отделении был еще авторитетный парень — активист Колесо. Но его группа осталась малочисленной — он на подхвате у Губы. В случае конфликта Колесу и его кентам-активистам роги замочили бы с ходу.
Самое примечательное — Губа объединил вокруг себя всю контру. Кроме него, в этой группировке был только один активист.
Колесо, пытаясь сковырнуть Губу, доложил Павлухе, что тот сгруппировал вокруг себя весь сброд. Павлуха побаивался, как бы Губа не организовал массовые беспорядки. Но Губа и не думал. Он просто стремился и в этой режимной колонии жить в свое удовольствие. Кентам с других отделений он посылал жратву, и они его не забывали.
Колесо, пытаясь разбить группировку Губы, не раз предлагал Павлухе объединить воспитанников по комнатам. Одно шестое отделение продолжало жить группами. Павлуха с Колесом — согласен, но как это сделать без шума, не знал и он. Большинство объединения не хотело. И Павлуха решил: когда на взросляк уйдет Губа и лидером станет Колесо, убедить ребят жить коллективно.
Вскоре на взросляк ушел Губа, и Павлуха переговорил с воспитанниками шестого отделения, почти со всеми. И решено было жить, как и вся колония, комнатами. Кенты остаются кентами.
Глаз жил в колонии седьмой месяц, и отделение за это время наполовину обновилось. Колесо за нарушение отправили на взросляк, и Глаз лег на его кровать. Медленно, очень медленно он перебирался с кровати на кровать, пока не занял воровское место в углу у печки. В зоне лучшие места на кроватях, как и в Одляне, занимали самые авторитетные. А новички ложились на кровать, стоящую у дверей. Под ней лежали веник, тряпка и тазик. Эту кровать в шестнадцатой комнате называли карантином.
В шестом отделении все еще не было постоянного воспитателя, и Павлуха с Кумом продолжали шефствовать над отделением.
9
В зоне многие ребята не любили красный цвет и красные повязки дежурного по столовой надевать не хотели. Когда такие парни шли накрывать столы, то брали из тумбочки повязки и бежали в столовую, держа их в руках. Там они совали их в карман. Дпнк или воспитатель, заходя в столовую, делали замечание, и ребята, не желая конфликта, надевали повязки. Ведь красный, противный для них цвет будет на руке всего несколько минут. Они накроют столы и повязку снимут.
В колонию пришло много армян, и один упорно игнорировал красную повязку. В ответ на требование воспитателя надеть ее, Туманян сказал:
– Повязку не надену. Можете садить в дизо.
И его посадили. Уходя, он зло процедил:
– В дизо просижу до взросляка.
И вот четвертый месяц Туманян сидел в дисциплинарном изоляторе. Он поставил начальнику условие: на зону поднимется, но повязку надевать не будет. Его условий принимать не стали, и он, досидев до восемнадцати, укатил на взросляк.
Воспитателям с армянами работать тяжко. Чекистов и вообще все красное они презирали. В зоне не было случая, чтоб армянин вступил в актив. Армяне говорили, что лучше удавятся, чем вступят.
В отделении жил Лева Назарян. В школу он ходил, но не учился: по-русски ни читать, ни писать не умел. Письма домой писал по-армянски. С первым письмом Кум не знал, как поступить. Читать по-армянски Кум не мог, а сотрудников армян в колонии нет. Посоветовавшись с начальником, переписку на армянском разрешили.
В шестом жило три армянина, и они пытались противостоять активу. Но ничего не получилось. Они атаковали активистов, так как им хотелось найти с ними общий язык, чтоб жить вольней. Но активисты с армянами на компромисс не шли. Требования для всех одинаковы.
На зоне было несколько азербайджанцев. Актив презирали. В шестнадцатой комнате жил Рафик. Если разговор заходил о коммунистах, Рафик смачно ругал первого коммуниста Азербайджана Алиева.
– Да он нам жизни не дает! Зажал, зараза, всех. Все равно его грохнут!
В зоне время от времени объединялись группировки контры. Тогда не только активу, но и Павлухе приходилось с ними считаться. Павлуха давал указания активистам внимательнее наблюдать за ними и докладывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117