Как ты поступил, Антон? Да он мной подстраховался на случай, если ему не поверят. И ему не поверили. И призвали меня, чтоб я подтвердил. Но что я мог сделать, Господи, что? Теперь мне — толчок, ему — больничка. Меня — ушибать, а он будет балдеть на белых простынях и радоваться, что обхитрил все начальство».
Спал Глаз плохо. Часто просыпался. И снился ему кровавый сон. Кровавые отблески кровавого бытия кровавыми сполохами кроваво высвечивали кровавую эпоху. Кровавый цвет везде. Он залил всю долину Одляна. Кровавыми стоят две вершины, между которыми, как говорит предание, проезжал Емельян Пугачев. Течет кровавая вода в реке Миасс. Начальник колонии — кровавый майор,— мерно ступая по обледенелой бетонке, припорошенной снегом, подходит к толчку, где его ждет начальник седьмого отряда. Хозяин выпятил пузо, сунул папиросу в рот и ждет не дождется, когда Глаза поведут на толчок. Но вот его привели. Из толчка — крики, и вот она — кровь Глаза, кровь тысяч малолеток устремляется в двери, сносит их я вырывается на простор. Начальник колонии бросает папиросу, пригоршнями зачерпывает кровь, пьет и обмывает ею лицо, словно родниковой водой, и блаженствует. Криков из туалета не слышно. Майор и капитан медленно удаляются в сторону вахты. На обледенелой бетонке остаются их кровавые следы.
«Это хорошо, что ты попал в Одлян, это хорошо, что тебя поведут на толчок»,— услышал Глаз голос.
«Сильно изобьют?»
«Этого я не скажу. Ждать осталось немного. Утром тебя поведут. Но я тебя помню».
«Неужели не заберут на этап?»
«Из Одляна ты вырвешься…»
Утром Глаз, заправляя кровать, вспомнил кровавый сон и разговор с невидимым. «Да это же мне во сне приснилось», — подумал он и услышал окрик помогальника:
– Глаз, что ты копаешься, давай быстрей.
Помогальник — это с ним при Махе борзонул Глаз — торопил его на толчок.
Из отряда они вышли вдвоем. Глаз нес ведро и старенький веник. Мозырь шел с крепкой палкой. «Это хорошо, что он ведет меня один. Все-таки один бить будет, — думал Глаз. — Неужели, сука, сильно отдуплит меня? Вон какую палку взял. Не скоро сломается».
Был выходной. Около толчка — никого. Глаз шел впереди Мозыря по кровавому пятачку. Здесь всегда дубасили пацанов.
– Ну, Глаз,— сказал Мозырь и ударил его палкой по богонельке.
В этот момент со стороны третьего отряда раздался окрик:
– Мозырь, подожди!
К толчку спешили два вора: Голубь и Компот.
– За что Глаза на толчок? — спросил на ходу Компот.
– Да этот, Раб КПСС, иголки проглотил, а Глаз видел и не помешал.
Компот встал рядом с Мозырем и, глядя ему в глаза, произнес:
– Ну, Раб проглотил, а Глазу — толчок? Раба и ведите.
– Раба еще вчера в больничку отправили, а Кирка Глазу наряд выписал.
– И ты будешь его дуплить?
– Кирка приказал.
– Мозырь, хочешь, я сейчас возьму у тебя палку и расщепаю ее о твой шарабан? — спросил Компот.
Мозырь посмотрел на Компота, потом на Голубя, который все молча стоял и курил.
– Пусть Глаз подметет толчок, а ты, Мозырь, его не тронь. Усек?
– Ладно,— ответил Мозырь.
Глаз пошел подметать толчок. Голубь не спеша тронул в отряд, а Компот остался с Мозырем.
Все воры хорошо знали Глаза, он не раз к ним ходил с поручениями от Маха.
В отделении букварей жил хлеборез Дима. Когда Глаз пришел на зону, Дима был забитым пацаном и Томильца, тогда помогальника, пуще огня боялся. Но вот в столовой освободилось место хлебореза, воры и актив протолкнули туда Диму. И он, работая в столовой, воров и актив седьмого отряда мазево подогревал. Самых авторитетных мяском баловал. Половину мяса съедали воры и роги. А для пацанов оставалась одна баланда.
Дима за полгода в столовой обшустрился и, кроме рога отряда и Томильца, никого не кнокал. Дима был здоровенный парень, около двух метров, и обладал недюжинной силой. И вот как-то активисты решили повеселиться и четвертую часть отряда загнали в ленинскую комнату, сказав, что за двойки дуплить будут.
В ленинскую комнату, в окружении актива, улыбаясь, зашел Дима. На руках — шубенки.
– Построились, — крикнул Птица, и ребята встали по два. — Сегодня вас Дима будет отоваривать. Всего по одной моргушке. Кто первый?
Пацаны стояли и смотрели на Диму. Никто первый выходить не хотел.
– Пирамида, — сказал Птица, — выходи. Пирамида вышел и встал перед дверью. Дима подошел к нему и, размахнувшись, ударил правой рукой, одетой в шубенку, по левой жевалке. Пирамиду как ветром сдуло. Он вылетел в двери. Активисты, да и все ребята, кого сейчас Дима бить будет, засмеялись.
– Следующий!
И парни выходили к Диме, и тот длинными, мощными маховиками вышибал всех в двери. Если б на его руках не было шубенок, он бы не одного пацана зашиб.
Зону облетела новость: бугор букварей с седьмого отряда, Томилец, опетушил новичка. Недолго думая новичок пошел и заложил Томильца начальнику отряда.
Кирка доложил начальнику колонии, и Томильца, а следом и новичка, вызвал хозяин. Новичок рассказал, как Томилец пригласил его в каптерку, избил и изнасиловал.
– Если вы не привлекете его,— сказал новичок хозяину,— то ко мне через несколько дней приезжают родители. Я им пожалуюсь. Мой папа — профессор медицинского института, мама — второй секретарь райкома партии.
Челидзе не захотел усложнять дело и дал команду, чтоб председателя совета воспитанников двадцать пятого отделения привлечь за мужеложство к уголовной ответственности, а новичка чтоб никто и пальцем не трогал.
Томильца увели в дисциплинарный изолятор и с первым этапом отправили в златоустовскую тюрьму.
Новичка за то, что он заложил Томильца, невзлюбил весь отряд. Невиданное дело на зоне — идти и заложить активиста. Новичок, взлелеянный папой и мамой, воровских законов принимать не хотел и, поняв, что на зоне жить ему придется тяжко, при первом же случае фуганул на бугра, надеясь, что после этого его никто бить не будет. И он не просчитался. Ударить его после запрета хозяина никто не мог. Над ним лишь зло смеялись.
Глаз был хозяйкой, но лычки пока не носил. Но скоро ему вручат остроконечный четырехугольный ромб с красной полоской у нижнего конца, и он должен его надеть на грудь. По телу Глаза проходит дрожь. Он, которого каждый день долбят, должен носить знак с кровавой полоской. Эту красную лычку ненавидят большинство воспитанников, и лишь актив, добиваясь досрочки, носит ее на груди. Красный цвет приносит одни страдания пацанам. Их бьют активисты, нанося удары рукой, на которой красная повязка. Начальники отрядов с красными околышами на фуражках подписывают им чуть ли не смертные приговоры на толчок.
Во многих тюрьмах на малолетке, если одежда у пацана красная, ее выбрасывают в парашу. Если родители принесли сигареты в красных пачках, все сигареты летят в парашу, даже когда подсос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117