Вот почему у него, при всех его миллиардах, нет ни кошки в доме, ни собаки, ни пичужки малой? Все дело в голоде, который навсегда вьелся в его кости, в его биографию, в его память… Давно он обменял его на аппетит, а голода не знает, но до сих пор не путает. Разницу между аппетитом и голодом самым верным образом определяет наличие в доме несъедобных домашних животных, которые в свою очередь, как ни горько это понимать по опыту поколений, не просто маленькие наши друзья, а и съедобные домашние резервы. Простой человек не имеет об этом представления, а Сигорд, во дни былые, не раз и не два заглядывался на упитанных левреток… На крыс пытался охотиться… Об этом стыде никому не расскажешь, так что теперь — ничего и никогда! Не честно было бы заводить зверушку, думая о ней, как о потенциальной… Вот если бы на природе, иметь свой заповедник, где все свободны и веселы… В городе — даже и лимузин с шофером не ограждает тебя от остального муравейника. Сын смеялся, конечно, вспоминая поездку в народ, ругань и толчки, а охранник Анджело — тот испереживался: а ну как босс вообразит, что он плоховато справляется со своими обязанностями? Да чтобы эту толпу отсечь-отпихнуть от сиятельного тела — целая рота телохранителей надобна, и той мало будет, когда толпа в час пик попрет на перроны! Сдержи, попробуй! Сам бы Анджело ни за какие коврижки не поменял бы лимузин с шофером на подземку! Опаздывать Сигорд не любит, видите ли!.. Никто не любит, а всякое бывает, в том числе и пробки. Сиди себе на заднем сидении, спи, телевизор смотри, дела — по телефону решай. Надо будет — Яблонски обед прямо к мотору принесет, в пробку. Неймется старому, опаздывал он… Однако, вроде, не рассердился на то, как Анджело справлялся в метро, и сказал, что впредь в эту вонь и грязь не полезет, лучше в моторе переждет. Это разумно. Анджело коротко глянул в зеркальце — смирно сидит хозяин, глаза прикрыл… Может, дремлет… Но уже и не ерзает, не предлагает подземным транспортом… Эта пробка — не пробка, через минуты три-четыре пересекут они Замковый мост, сразу же налево — и поедут, а не поползут…
— Остановись здесь. Вот что, Энджи, ты припаркуйся где-нибудь тут, развернись, если надо, и жди. Я сказал: жди. Уж наверное, мои слова и я сам — поважнее твоих инструкций, тем более, что нарушать закон, в отличие от инструкций, никто тебя не подталкивает.
— Но господин Сигорд…
— Что? — Сигорд замер с полуоткрытым ртом, словно бы приготовился слушать возражения, глаза кротко устремлены в пространство, чуть вверх и в сторону от Анджело… Не-ет, братишки, все назад и рты задраить: опять старикан не в том настроении, чтобы ему перечить…
— Я все готов сделать как скажете, но район-то больно уж трущобный.
— Я знаю этот район. Кроме того, у меня трубка, я тебя кликну в случае чего: либо позову, либо просто звонком. Если сигнал от меня поступит — немедленно выдвигайся вон туда, за угол, там будет пустырь. На пустыре заброшенный двухэтажный дом. Знаешь, какие до войны еще строили, или даже раньше? Вот, в районе этого дома я и буду. Либо в нем самом, он небольшой, увидишь и сообразишь. Ты понял?
— Да понять-то понял… Вот там, да? — Анджело рукой уточнил направление и Сигорд молча кивнул.
— А… могу я вас просто сопровождать, издалека, в пределах прямой видимости?
— Не советую. Просто жди.
— Я готов. — Анджело покорно рухнул за руль. От судьбы не уйдешь, в любом случае эта работа у него не вечная. Вот только чем и как он будет оправдываться, если со стариком действительно приключится беда? Да Рик его с дерьмом съест! Но подглядывать он все равно не станет, ибо служилый человек знает самую святую истину на свете: нет ничего хуже бездумного выполнения приказов, кроме проявленной инициативы снизу. При всех прочих равных условиях, лучше он пострадает за послушание, нежели за самодеятельность.
Сидеть. В трубку добавить громкость и вибровызов, положить ее на приборную панель, «беретту» к пупку поближе — и никакого радио. И сечь, хотя бы вдоль улицы, подступы к углу. Все что он может — он делает. Сигорд ушел, а Анджело остался наблюдать и развлекать себя мысленным составлением рапорта «про эпизод».
Пустырь словно бы осел и ужался за эти годы… Раньше он Сигорду казался огромным, просторным, с высоченными грудами щебня и иного мусора… Да еще сорняки лезли едва ли не по грудь, поверх скудной почвы… Двухэтажный дом с чердаком — тоже воспринимался большим, особенно в сумерках… А сейчас, весенним полднем, пустырь открылся обычным городским пространством, трущобным, кое-где с новой мелкой зеленью, так, невысокие руины посреди забытой свалки. Разве что подъездные пути из песка и глины разворочены множеством колес и гусениц — явно, что грузовая техника елозила на этом месте. Но никаких следов деятельности этой техники Сигорд не обнаружил. Сигорду вспомнилось, как он пришел сюда в прошлый раз, потерянный, разоренный, едва ли не в стельку пьяный, но не от выпивки, а от упавших на его голову несчастий. И до этого, как он жил здесь, бомжевал на чердаке, собирал утиль, пластмассу… Бутылки, ботинки, сумки… Нет, сумки с ботинками были чуть попозже, когда он задышал, помаленечку потихонечку стал возвращать себе человеческий облик. Надо же: а ведь он с тех пор ни разу не выпил! Ни пива, ни вина, ни кофе с коньяком… Даже не пригубил ни разу. Может быть… теперь-то чего бояться? Хорошего виски, к примеру. Не сопьется же он по новой. Да и сопьется — всех денег не пропить, хоть из ванны лакай. Сигорд представил, как он берет в руки тяжеленный стакан, на треть… на четверть наполненный шотландским виски, серебряными щипцами сам кладет туда пару кубиков льда… Все вокруг так и делают, все, кроме него. Они не спиваются, а он, видите ли… Он же не мальчик уже, шесть десятков наменял. Сигорд поймал себя на том, что кадык у него ходит ходуном, а пальцы мелко-мелко трясутся…
— Нет, моя прекрасная Сударыня! Сигорд слова не нарушит. Ведь я Тебе клялся!
Словно серебряные колокольчики рассыпались над пустырем в октябрьском небе — что это?! Сигорд задрал голову — послышался ему смех Весны, или это клин журавлиный? Без очков смотри не смотри… Может, трубка? Сигорд вынул трубку, посмотрел на экран — тихо.
— Сударыня! Госпожа моя, не смею Тебя просить… Но… Я так хотел бы взглянуть еще раз и… и…
Сигорд опомнился, запихнул трубку в карман пальто, обеими ладонями отер слезинки с глаз. Шмыгнул носом, раз, да другой. Что ж, чудеса на то и чудеса, чтобы не повторяться. Боже мой, какая здесь грязь и вонь, как это он раньше не замечал. В трех шагах валялся ком шерсти, именно он издавал зловоние: небольшое животное подохло этой, видать, зимой, а теперь труп оттаял. Кошка или маленькая собака. Сигорд заторопился к дому, стараясь ставить штиблеты на сухие участки поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107