Тогда же, раннею весной, Сигорд чуть было не столкнулся нос к носу с Титусом и Розой. Только было собрался он выходить из мотора — по пути на биржу остановился курева купить в случайной лавчонке — как именно оттуда выходят они, Роза вперевалочку и Титус — ей по пояс, в тележке на колесиках. О чем с ними говорить, какими словами радоваться? Сигорд подался назад инстинктивно, даже не успев обдумать, зачем и от кого он прячется… Никакого страха или брезгливости, а просто это мог быть лишний шелест слов, никому не нужный перевод времени. Они ему обязаны чем-нибудь? Нет. И он им ничем не обязан, кроме старой дружбы, которой на самом деле не было, которая не успела сложиться. Они ему будут завидовать, он перед ними комплексовать, изображать из себя прежнего рубаху-парня… Вообще говоря, он и в прежнем своем состоянии не был таким парнем, всегда соблюдал с людьми определенную дистанцию… Но ясно одно: в гости к ним он не пойдет и к себе приглашать не рвется. У него дома только сын и бывает, ну так это сын. Яблонски, естественно, Яблонски свой человек, не родственник, но и не гость из посторонних. И еще женщины периодически, но их визиты трудно приравнять к гостевым. Скорее, это деловые взаимовыгодные встречи разнополых партнеров, иногда откровенные сделки.
Титус и Роза его не заметили, мимо прошли; еще бы: поглазеть, полюбопытствовать на фары, да на блестящий бампер с колесами они могут, а заглядывать внутрь, за стекла — им и в голову такое не придет, чего там искать, кого смотреть?
— Господин Яблонски, а, господин Яблонски…
— Да-да! Что-то я… Разомлел к концу рабочего дня. Но я не сплю!
— А я никого и не укоряю. Как ты думаешь — какова рыночная цена «Дома ремесел»?
— Номинальная — та же, что и прежде. Десять тысяч талеров, а рыночная… отсутствует. Кто о нас знает? Никто ведь не знает — что мы, кто мы, что у нас на балансе… Чужими бумагами торгуем, свои — в чулке храним.
— Это верно, но я о другом. Если бы мы раскрыли закрома для взоров каждого любопытствующего бухгалтера, счетовода, еще кого, умеющего видеть и считать — сколько бы они насчитали?
— То есть, вы хотите сказать — какова была бы формальная стоимость наших активов, буде нашелся бы на нее точный и беспристрастный покупатель? Без учета ноу-хау, клиентуры, наработок, репутации? Голое «мясо»?
— Именно.
— Я, честно говоря, не прикидывал давно… в отличие от вас. Это больше, нежели десять миллионов, больше, чем двадцать… Хм… Намного больше… Ну и сколько?
— Пятьдесят. Не очень точно, грубо, туда-сюда с пенсами, но — весьма близко. В свою очередь, это означает, что ты у нас миллионер, господин Ян Яблонски, с чем я тебя и поздравляю.
Яблонски часто-часто заморгал глазками, но нашел в себе силы не взволноваться и фыркнул презрительно:
— Талерный! Если бы это были вражеские фунты, или хотя бы доллары — тогда да, тогда это бы звучало и выглядело весомо. А так — миллион талеров, подумаешь! Итого, примерно, двести тысяч долларов. Как говаривала жена Гаспара Кадрусса, Карконта: «это деньги, но еще не богатство».
— Кто таков Кадрусс?
— Никто, персонаж одной европейской повести. А вот вас, Сигорд, вполне можно поздравить, ибо вы даже в фунтовом выражении весите более пяти миллионов, прощу извинения за неловкий каламбур насчет веса и фунтов.
— Ой, ой, нашел с чем поздравлять… Да это все «бумажно-расчетные» миллионы, или, как ты выражаешься — виртуальные. Только сказать и погордиться. Твоя же доля — да, настоящий миллион. Если ты захочешь выйти из дела, я реально тебе его выплачу и немедленно…
— Конечно, конечно, Сигорд, абсолютно с вами солидарен: ваши пятьдесят — фантом, миф, мираж на песке, мой один — который двухпроцентная плоть от плоти ваших — сама реальность, оазис посреди пустыни. — Ладошка у Яблонски розовая, узенькая, и как в такую, интересно бы знать, Изольдины пышности помещались?
— Именно. Что ты руками-то перед носом машешь, драться с кем-то собрался?
— Но я пока не собираюсь ниоткуда выходить… И драться не хочу.
— И правильно, что не собираешься, я этому рад. А мне мои полсотни, о которых ты с таким жаром кричишь, никак будет не вынуть без значительных потерь, хотя бы потому, что мы с тобой закрытое акционерное общество, а не открытое. Это ему, юридическому лицу деньги принадлежат, не нам с тобой, хилым и ущербным «физикам». Пока закроешь, пока изымешь, пока рассчитаешься со всей бюджетной гидрой… Плюс минусующие налоги для физлиц… «Плюс минусующие» — это я в ответ на твой каламбур откаламбурился.
— Ну что ж, не жадничайте: и то, что есть на сегодняшний день — вовсе не плохо. Помните, как мы с вами спорили на тему: мелочь мы, или не мелочь с нашими двумя миллионами?
— Помню. Из сегодняшнего дня ответ очевиден: если уж мы нынешние — не из крупных окуни, то тогда точно мелочью были.
— Как это «не из крупных»??? Десять миллионов долларов работающих активов, собственных активов фирмы, замечу, — это не из крупных?
— Да, именно — это не из крупных. Десять миллионов долларов оборотных средств — ведь наши активы суть оборотные средства… Да среди брокерских компаний мы среди первой тысячи — девятисотые с гаком! Все наши козыри против других — это то, что мы никак и ни с кем не связаны вассальными отношениями и не обязаны ни перед кем из кредиторов и инвесторов отчитываться за принимаемые решения, разве только перед законом; мы не должны никого подмазывать, чтобы добыть оборотные средствА, не должны платить проценты по взятым кредитам… Мы вообще никому ничего не должны — вот наша сильная сторона. Во всем остальном — мы мелкие хищники, чаще падальщики, нежели убивцы. Тем более мелкие в глазах окружающих, для кого мы якобы орудуем клиентскими деньгами, каковых нам доверили не более, чем жалких пятьдесят миллионов талеров.
— Угу. А сами, минуту назад, говорили — миллионеры… И к чему тогда весь этот ваш разговор?
— Вот к чему. Понимаешь… Только ты даже маме не полощи языком. Дело странное и серьезное. Гюнтер по моей просьбе — а он, надо сказать, замаялся воплощать на компьютере мои просьбы, даже где-то жаль парня — создает для меня всякие графики, таблицы, программы…
— Ну и что? Полезное дело, я и сам иной раз их с удовольствием смотрю: наглядно, четко, интересно… В цвете. Принтер-то у нас — «струйник» цветной.
— Да, согласен. Но однажды, в одной милой программке, чертящей графики, я случайно заметил одну закономерность. Знаешь, как бывает такая пульсация острых пичек на кардиограммах?
— Еще бы! Кардиограммы я хорошо знаю, навидался. Мамочкины дважды в месяц изучаю, а случается, что и собственные…
— Ну вот, смотрю день, смотрю неделю, да потом другую… Интересная закономерность проклюнулась… Полюбуйся…
Сигорд достал из шкафа и раскрыл толстенную папку из старомодного картона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107