Строение земной атмосферы не вполне изучено. Не приходится удивляться неточности наших знаний. На обсерватории корабля другие условия. Атмосферы здесь нет. Удалось получить более полные, более широкие спектры. По ним обнаружили то, что ускользнуло на Земле. Мы узнали больше, а это позволило сделать выводы.
— Какие? — спросил я.
— В том вопросе, который вас интересует, — ответил Белопольский, — то есть в вопросе о Венере. Арсен Георгиевич установил чрезвычайно важный факт, а именно, что в ее атмосфере не только есть кислород, но что его даже довольно много, и можно сделать вывод, что на поверхности Венеры имеется растительный покров, так как наличие свободного кислорода трудно объяснить чем-нибудь другим. А это, в свою очередь, доказывает наличие жизни.
— Растительной, — сказал Камов.
— Вы хотите сказать, что животной жизни там нет? — спросил я.
— Я хочу только подчеркнуть, что слова Константина Евгеньевича о наличии жизни на Венере не надо понимать так, что на ней существует такая же жизнь, как на Земле, — ответил Камов.
— Но могут же там существовать самые первобытные существа, например в океанах?
— Могут, но не обязательно должны. Наука считает, что если где-нибудь существуют условия, благоприятствующие возникновению жизни, то жизнь там, тем или иным путем, и возникнет. На Венере такие условия существуют и, как можно теперь с уверенностью сказать, уже привели к возникновению жизни в форме растений, но приняла ли эта жизнь другие известные нам формы, — сказать, конечно, нельзя.
— Но если там есть эти формы, сможем ли мы обнаружить их?
— Зависит от Сергея Александровича и от вас, — ответил Пайчадзе. — Чем более приблизится корабль к поверхности планеты, чем лучше зафиксируете на фотопластинке все виденное, тем легче будет ответить на ваш вопрос.
Я поинтересовался, сколько времени мы пробудем в атмосфере Венеры.
— Не более десяти, двенадцати часов, — ответил Камов. — Я думаю, — обратился он к Белопольскому, — направить корабль так, чтобы войти в атмосферу на линии терминатора и пролететь через всю дневную половину . Если вращение планеты действительно так медленно, как предполагают, то на это понадобится не более десяти часов. Может случится, что облака доходят до самой поверхности планеты, и мы, таким образом окажемся в густом тумане. Тогда мы продержимся в атмосфере Венеры ровно столько, сколько понадобится Борису Николаевичу на его снимки. Вам, — снова обратился он ко мне, — надо быть готовым к такой обстановке. Придется снимать в инфракрасных лучах, а я постараюсь, чтобы слой тумана, отделяющий нас от поверхности, был как можно тоньше.
— В тумане легко налететь на какие-нибудь горы, — заметил Белопольский.
Риск, конечно, есть, но не такой уж большой. Я надеюсь, что радиопрожектор предупредит о препятствии достаточно заблаговременно.
“ЗВЕЗДНЫЙ КАПИТАН”
Ральф Бейсон, сотрудник газеты “Нью-Йорк Таймс” вбежал в кабинет Чарльза Хепгуда, задыхаясь от волнения. Он не сел, а упал в кресло у письменного стола хозяина и, тяжело дыша, произнес только одно слово:
— Улетели!..
Хепгуд положил перо и, сдвинув брови, пристально посмотрел на Бейсона.
— Как вы сказали? — медленно спросил он.
— Они улетели. Я только что услышал по радио. Сегодня в десять часов по московскому времени звездолет Камова взял старт!
Хепгуд вынул платок и вытер лоб.
— Куда? — спросил он чуть хриплым голосом.
— На Марс. Нас опередили.
— На Марс? — Хепгуд несколько секунд смотрел на Бейсона, что-то соображая.
— Это странно, Ральф! — сказал он. — Что Камов собирался на Марс, я знаю, но эта планета сейчас в неудобном положении для полета на нее с той скоростью, которую должен иметь, по-моему, звездолет Камова. Тут что-то не так! А не было сказано, когда они думают вернуться?
— В начале февраля будущего года и даже более точно — 11 февраля. Кроме того, передавали, что Камов намерен осмотреть по пути Венеру.
Хепгуд поднял брови:
— Вот как! Даже Венеру?.. Посмотрим! Он взял лист бумаги, разложил его на столе и, вооружившись циркулем и логарифмической линейкой, стал чертить схему солнечной системы. Бейсон, встав из кресла, следил за его рукой.
— Вот положение Земли, Марса и Венеры на сегодняшний день, — сказал Хепгуд. — А вот здесь, смотрите Ральф, будет находиться Земля в день их возвращения, то есть 11 февраля. Оставив пока в стороне вопрос о скорости их звездолета, можно предположить такую наиболее экономичную, траекторию полета. — Хепгуд провел на листе пунктирную линию. — А отсюда следует…
Он замолчал и погрузился в вычисления.
Бейсон терпеливо ждал результатов. Чтобы не мешать Хепгуду, он опять сел в кресло и взял в руки только что сделанный чертеж. Лишенный воображения, он не мог представить себе всю грандиозную величину того, что было изображено на этом небольшом листе бумаги. Ему казалось не очень трудным совершить путь, начерченный тонкой пунктирной линией, по которому, с каждой секундой удаляясь от Земли, летит сейчас русский звездолет. Он вспомнил услышанную по радио фамилию журналиста, участвующего в полете, — Мельников, — и с трудом удержал желание разорвать чертеж.
Все пропало… Все планы рухнули… Деньги и слава, которые были, казалось, твердо обеспечены, безвозвратно потеряны.
Он смотрел на белый лист, не подозревая, что держит в руках почти точную копию рисунка, сделанного Камовым два месяца назад в Москве. Прошло полтора часа.
— Отсюда следует, — сказал Хепгуд, продолжая фразу, как будто не было никакого перерыва, — что их скорость должна быть не менее двадцати восьми километров в секунду, при условии — не спускаться на поверхность Венеры или Марса. Иначе их маршрут осуществить нельзя, а другого я не могу себе представить. Не думал, что они сумеют добиться такой скорости.
— Вы многого не думали, Чарльз! — Бейсон не скрывал злобы. — Камов не в первый раз щелкнул вас по носу.
— Не расстраивайтесь, Ральф! Еще не все потеряно. Мы еще можем бороться с ними. Еще есть надежда!
— Какая? Я ее не вижу. Ваш звездолет, скорость которого меньше…
— Двадцать четыре километра. — Не сможет догнать Камова, — докончил Бейсон. — Догнать не сможет, — спокойно сказал Хепгуд, — но перегнать, я думаю, сможет.
Бейсон растерянно посмотрел на него:
— Я вас не понимаю!
— А вместе с тем это очень просто, — ответил Хепгуд. — Двигатель моего корабля может работать десять минут и при ускорении сорок метров в секунду дает нам скорость в двадцать четыре километра, точнее — двадцать три и восемь десятых. Увеличив ускорение при взлете до пятидесяти метров, мы получим конечную скорость в двадцать девять с половиной километров. А этого вполне достаточно, чтобы перегнать Камова, тем более, что мы не будем делать крюк для осмотра Венеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Какие? — спросил я.
— В том вопросе, который вас интересует, — ответил Белопольский, — то есть в вопросе о Венере. Арсен Георгиевич установил чрезвычайно важный факт, а именно, что в ее атмосфере не только есть кислород, но что его даже довольно много, и можно сделать вывод, что на поверхности Венеры имеется растительный покров, так как наличие свободного кислорода трудно объяснить чем-нибудь другим. А это, в свою очередь, доказывает наличие жизни.
— Растительной, — сказал Камов.
— Вы хотите сказать, что животной жизни там нет? — спросил я.
— Я хочу только подчеркнуть, что слова Константина Евгеньевича о наличии жизни на Венере не надо понимать так, что на ней существует такая же жизнь, как на Земле, — ответил Камов.
— Но могут же там существовать самые первобытные существа, например в океанах?
— Могут, но не обязательно должны. Наука считает, что если где-нибудь существуют условия, благоприятствующие возникновению жизни, то жизнь там, тем или иным путем, и возникнет. На Венере такие условия существуют и, как можно теперь с уверенностью сказать, уже привели к возникновению жизни в форме растений, но приняла ли эта жизнь другие известные нам формы, — сказать, конечно, нельзя.
— Но если там есть эти формы, сможем ли мы обнаружить их?
— Зависит от Сергея Александровича и от вас, — ответил Пайчадзе. — Чем более приблизится корабль к поверхности планеты, чем лучше зафиксируете на фотопластинке все виденное, тем легче будет ответить на ваш вопрос.
Я поинтересовался, сколько времени мы пробудем в атмосфере Венеры.
— Не более десяти, двенадцати часов, — ответил Камов. — Я думаю, — обратился он к Белопольскому, — направить корабль так, чтобы войти в атмосферу на линии терминатора и пролететь через всю дневную половину . Если вращение планеты действительно так медленно, как предполагают, то на это понадобится не более десяти часов. Может случится, что облака доходят до самой поверхности планеты, и мы, таким образом окажемся в густом тумане. Тогда мы продержимся в атмосфере Венеры ровно столько, сколько понадобится Борису Николаевичу на его снимки. Вам, — снова обратился он ко мне, — надо быть готовым к такой обстановке. Придется снимать в инфракрасных лучах, а я постараюсь, чтобы слой тумана, отделяющий нас от поверхности, был как можно тоньше.
— В тумане легко налететь на какие-нибудь горы, — заметил Белопольский.
Риск, конечно, есть, но не такой уж большой. Я надеюсь, что радиопрожектор предупредит о препятствии достаточно заблаговременно.
“ЗВЕЗДНЫЙ КАПИТАН”
Ральф Бейсон, сотрудник газеты “Нью-Йорк Таймс” вбежал в кабинет Чарльза Хепгуда, задыхаясь от волнения. Он не сел, а упал в кресло у письменного стола хозяина и, тяжело дыша, произнес только одно слово:
— Улетели!..
Хепгуд положил перо и, сдвинув брови, пристально посмотрел на Бейсона.
— Как вы сказали? — медленно спросил он.
— Они улетели. Я только что услышал по радио. Сегодня в десять часов по московскому времени звездолет Камова взял старт!
Хепгуд вынул платок и вытер лоб.
— Куда? — спросил он чуть хриплым голосом.
— На Марс. Нас опередили.
— На Марс? — Хепгуд несколько секунд смотрел на Бейсона, что-то соображая.
— Это странно, Ральф! — сказал он. — Что Камов собирался на Марс, я знаю, но эта планета сейчас в неудобном положении для полета на нее с той скоростью, которую должен иметь, по-моему, звездолет Камова. Тут что-то не так! А не было сказано, когда они думают вернуться?
— В начале февраля будущего года и даже более точно — 11 февраля. Кроме того, передавали, что Камов намерен осмотреть по пути Венеру.
Хепгуд поднял брови:
— Вот как! Даже Венеру?.. Посмотрим! Он взял лист бумаги, разложил его на столе и, вооружившись циркулем и логарифмической линейкой, стал чертить схему солнечной системы. Бейсон, встав из кресла, следил за его рукой.
— Вот положение Земли, Марса и Венеры на сегодняшний день, — сказал Хепгуд. — А вот здесь, смотрите Ральф, будет находиться Земля в день их возвращения, то есть 11 февраля. Оставив пока в стороне вопрос о скорости их звездолета, можно предположить такую наиболее экономичную, траекторию полета. — Хепгуд провел на листе пунктирную линию. — А отсюда следует…
Он замолчал и погрузился в вычисления.
Бейсон терпеливо ждал результатов. Чтобы не мешать Хепгуду, он опять сел в кресло и взял в руки только что сделанный чертеж. Лишенный воображения, он не мог представить себе всю грандиозную величину того, что было изображено на этом небольшом листе бумаги. Ему казалось не очень трудным совершить путь, начерченный тонкой пунктирной линией, по которому, с каждой секундой удаляясь от Земли, летит сейчас русский звездолет. Он вспомнил услышанную по радио фамилию журналиста, участвующего в полете, — Мельников, — и с трудом удержал желание разорвать чертеж.
Все пропало… Все планы рухнули… Деньги и слава, которые были, казалось, твердо обеспечены, безвозвратно потеряны.
Он смотрел на белый лист, не подозревая, что держит в руках почти точную копию рисунка, сделанного Камовым два месяца назад в Москве. Прошло полтора часа.
— Отсюда следует, — сказал Хепгуд, продолжая фразу, как будто не было никакого перерыва, — что их скорость должна быть не менее двадцати восьми километров в секунду, при условии — не спускаться на поверхность Венеры или Марса. Иначе их маршрут осуществить нельзя, а другого я не могу себе представить. Не думал, что они сумеют добиться такой скорости.
— Вы многого не думали, Чарльз! — Бейсон не скрывал злобы. — Камов не в первый раз щелкнул вас по носу.
— Не расстраивайтесь, Ральф! Еще не все потеряно. Мы еще можем бороться с ними. Еще есть надежда!
— Какая? Я ее не вижу. Ваш звездолет, скорость которого меньше…
— Двадцать четыре километра. — Не сможет догнать Камова, — докончил Бейсон. — Догнать не сможет, — спокойно сказал Хепгуд, — но перегнать, я думаю, сможет.
Бейсон растерянно посмотрел на него:
— Я вас не понимаю!
— А вместе с тем это очень просто, — ответил Хепгуд. — Двигатель моего корабля может работать десять минут и при ускорении сорок метров в секунду дает нам скорость в двадцать четыре километра, точнее — двадцать три и восемь десятых. Увеличив ускорение при взлете до пятидесяти метров, мы получим конечную скорость в двадцать девять с половиной километров. А этого вполне достаточно, чтобы перегнать Камова, тем более, что мы не будем делать крюк для осмотра Венеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187