Казарин положил трубку.
В двадцати километрах, в кабинете директора Космического института, Камов сделал то же.
— Это не они, — сказал он. — Успокойся! Непонятное тело имеет форму диска более двухсот метров в диаметре. Это твердо установлено.
— А ошибки не может быть? — Ольга с тревогой взглянула в глаза отца.
— Нет. Раз Казарин говорит определенно, значит, он уверен.
— Я так измучилась!
— Теперь можешь успокоиться. Они на Венере и вернутся на Землю в срок, то есть через полтора месяца.
— После смерти Орлова я ни в чем не уверена, — сказала Ольга. — Пока Борис не вернется…
— Он вернется. — Камов говорил, глядя прямо в глаза дочери, твердо и уверенно. — За сплошными туманами планеты они даже не видят, не знают о существовании этого загадочного тела. Смешно беспокоиться из-за этого.
— Ты сам беспокоился.
— Да, до тех пор, пока можно было подозревать в нем “СССР-КС3”. Теперь это отпадает.
— Что же это такое?
— Пока неизвестно, но скоро выяснится.
В тоне Камова звучало нетерпение. Ольга уловила знакомую нотку в его голосе. Он всегда был такой. Она встала.
— Постараюсь не думать о “загадке”, — сказала она и, поцеловав отца, направилась к двери.
Камов сочувственно посмотрел ей вслед. Он хорошо понимал состояние дочери.
“Тяжело быть женой звездоплавателя, — вспомнил он слова как-то сказанные его собственной женой. — Что ни говори, а ни одна почти экспедиция не обошлась без жертв. Звездоплаванию не везет на первых шагах”.
Он вспомнил Хепгуда, останки которого сам хоронил на Марсе, гибель Орлова на Арсене и, наконец, последнюю жертву науки — английского ученого Брейли, погибшего на Марсе. Экспедиция Уильяма Дженкинса недавно вернулась на Землю и доставила тело молодого ученого. Как и Хепгуд, Брейли стал жертвой “прыгающей ящерицы” во время опасной ночной охоты на хищника. Две “ящерицы” были пойманы тогда и живьем доставлены на Землю, но цена, уплаченная за них, была слишком высока.
Когда Камов узнал о появлении возле Венеры загадочного блестящего тела, он сразу подумал, что это может быть, “СССР-КС3”, покинувший Венеру задолго до назначенного срока, а когда познакомился со странным поведением “загадки”, ему пришло в голову то же самое, о чем Казарин говорил сегодня Субботину, — Белопольский и Мельников погибли, звездолетом управляет кто-то другой.
Теперь и это отпадало. “СССР-КС3” имеет форму сигары, а не диска. “Если бы можно было сообщить Белопольскому о появлении “загадки”, думал Камов. — Они могли бы вылететь с Венеры и рассмотреть вблизи этот странный предмет. Он стоит того, чтобы изменить ради него намеченную программу”.
Звонок прервал его мысли. Звонил телефон прямой связи с радиостанцией Камовска, где непрерывно велось дежурство.
— Слушаю!
— Радиограмма с борта “СССР-КС3”.
— Что?!
Камов не поверил своему слуху.
— Радиограмма с борта “СССР-КС3”, — невозмутимо повторил радист.
— Читайте!
— Только одна фраза: “Готовьтесь к приему в обычное время. Пайчадзе. “СССР-КСЗ”.
— Кто передал?
— Топорков.
— Откуда передана?
— Неизвестно. Фраза повторена три раза. На вызовы ответа не последовало.
— Выезжаю к вам.
Камов положил трубку. Глубокая морщина прорезала его лоб; густые, нависшие брови сдвинулись.
Что там случилось? Неужели замеченное тело все-таки является звездолетом Белопольского? Неужели те, кто определял форму “загадки”, ошиблись? Кораблем командует Пайчадзе, радиограмма подписана им, а не Белопольским или Мельниковым. Страшное предположение, что начальник экспедиции и его заместитель погибли, как будто подтверждалось.
Несколько минут Камов неподвижно стоял у стола, бессознательно сжимая трубку телефона. “Оля! Что я скажу ей после того, как только что убеждал, что все в порядке, и Борис вернется?”
Два лица — одно покрытое глубокими морщинами, другое еще молодое, со шрамом на лбу, со спокойным взглядом зеленовато-серых глаз — возникли перед ним так явственно, что он вздрогнул всем телом.
Погибли!..
Все говорило за это. С поверхности Венеры радиопередача невозможна. Значит, звездолет покинул планету. Что могло побудить его к этому? Только одно — трагедия, гибель обоих командиров корабля. Что оставалось делать участникам экспедиции, из которых ни один не знаком с техникой управления? Только одно — немедленно вылетать на Землю. Пайчадзе в общих чертах знает устройство пульта и знаком с автопилотом. Замеченное астрономами странное поведение звездолета можно объяснить именно тем, что его новый командир учится управлению.
Все как будто совпадало, подтверждая догадку о катастрофе. Все, кроме одного — утверждения Субботина, что неизвестное тело — диск. Но это могло быть ошибкой. Точно определить форму такого маленького тела на подобном расстоянии очень трудно…
Машина мчалась по Ленинградскому шоссе. Сидя рядом с шофером, Камов напряженно думал.
Почему радиограмма отправлена только сегодня, а не три дня назад? “СССР-КС3” был замечен восьмого, а сегодня уже одиннадцатое. Три дня он находится в полете. Почему же они молчали до сих пор?
Гибель Белопольского и Мельникова, только что казавшаяся несомненной, начинала представляться сомнительной. Может быть, они тяжело ранены, но живы и Пайчадзе производит различные маневры, пользуясь их консультацией? Но этот вопрос выяснится очень скоро. Обычное время радиосвязи — это час дня, а сейчас уже половина двенадцатого. Надо подумать о другом. Может ли неопытный человек, используя автопилот, благополучно привести корабль на Землю?
В мельчайших подробностях вспоминая устройство пульта управления “СССР-КС3”, Камов приходил к выводу, что Пайчадзе сможет это сделать. Нужно только дать автопилоту исходные данные — и корабль сам долетит до Земли. Что касается спуска, очень трудного маневра, то Арсен Георгиевич отлично владеет искусством пилотажа реактивных самолетов. Он сможет опустить звездолет не на землю, а на воду любою из океанов. Это гораздо легче.
В общем, были все основания полагать, что даже без Белопольского и Мельникова экспедиция благополучно вернется.
“Благополучно! Три жертвы в одном рейсе!” — горько подумал Камов.
Перед отъездом из института он позвонил председателю правительственной комиссии по организации межпланетных перелетов академику Волошину и не удивился, когда, подъезжая к зданию радиостанции, увидел его машину. Волошин умудрялся приехать раньше.
Сорок минут ожидания показались всем очень долгими.
Но, наконец, стрелка часов достигла нужной точки. Час дня! Не думали они, что придется принимать сообщение раньше 28 сентября.
— Сколько времени будет идти радиограмма? — спросил Волошин.
— Четыре минуты, — ответил Камов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187