— У самолета нет крыльев.
Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.
— Мне кажется, что самолет глубже погрузился в воду, — сказал Второв.
Он нисколько не удивился неожиданной “фамильярности” Мельникова. Ему казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по имени. Только почему он не делал этого раньше?..
— А мне не кажется, — ответил Мельников. — Я в этом уверен. Его затягивает песок.
Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивавшийся вопрос, что будет, когда самолет целиком уйдет под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.
Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолета.
Потянулись часы ожидания.
Кабина медленно, но неуклонно погружалась все глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков еще больше вдавливала самолет в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух — значило пустить в кабину воду. Ее уровень был на несколько сантиметров выше борта.
— Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, — сказал Мельников.
Когда прояснялось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трех сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними настоящие деревья — гигантские представители растительного мира. Листва была ярко-оранжевой.
За стенками кабины сильный порыв ветра пронесся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.
— Как не похожа эта картина на пейзаж острова, — сказал Второв. — Там мертвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.
— Посмотри на листву. — Мельников протянув руку к берегу. — Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?
— Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
— Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть. Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Еще один—два грозовых фронта — и поверхность залива сомкнется над ними.
— Кажется, самый раз прийти подводной лодке, — заметил Второв.
— Придет в свое время.
На панели приемника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку. Вызывал Топорков.
— Как положение? — спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
— Без особых перемен, — поспешно сказал он.
— Погружение?
— Идет нормально. Ничего угрожающего.
— Я уже давно не имею связи с лодкой, — сказал Топорков. — Где они?
— Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
— Мы одень тревожимся за вас.
— Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
— Зачем вы их обманываете? — спросил Второв. — Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
— По личному опыту, — медленно заговорил он, — я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
— Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
— Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
Мельников улыбнулся:
— Ты сам знаешь “милый” характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чем не уверен. Все же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.
— А если бы радиостанция не заработала?
— Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении.
Последний час ожидания был самым тягостным.
Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолет, — подводная лодка шла прямо на него.
Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в нем не было больше никакой нужды.
— Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, — весело сказал Второв.
Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
— Зиновий Серапионович!
— Слышу.
— Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
— Ну, держись, Геннадий! — сказал Мельников. — Это последнее и самое серьезное испытание.
Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза пройдет, они уже “с головой” окажутся в воде.
Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в своем положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока “вдавливала” самолет, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
— В чем тут дело? — озадаченно спросил Второв.
— Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, — подводная лодка находилась где-то близко.
— Вы были правы, Борис Николаевич, — сказал Второв. — Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
— Запомни, Геннадий! — ответил Мельников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.
— Мне кажется, что самолет глубже погрузился в воду, — сказал Второв.
Он нисколько не удивился неожиданной “фамильярности” Мельникова. Ему казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по имени. Только почему он не делал этого раньше?..
— А мне не кажется, — ответил Мельников. — Я в этом уверен. Его затягивает песок.
Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивавшийся вопрос, что будет, когда самолет целиком уйдет под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.
Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолета.
Потянулись часы ожидания.
Кабина медленно, но неуклонно погружалась все глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков еще больше вдавливала самолет в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух — значило пустить в кабину воду. Ее уровень был на несколько сантиметров выше борта.
— Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, — сказал Мельников.
Когда прояснялось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трех сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними настоящие деревья — гигантские представители растительного мира. Листва была ярко-оранжевой.
За стенками кабины сильный порыв ветра пронесся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.
— Как не похожа эта картина на пейзаж острова, — сказал Второв. — Там мертвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.
— Посмотри на листву. — Мельников протянув руку к берегу. — Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?
— Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
— Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть. Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Еще один—два грозовых фронта — и поверхность залива сомкнется над ними.
— Кажется, самый раз прийти подводной лодке, — заметил Второв.
— Придет в свое время.
На панели приемника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку. Вызывал Топорков.
— Как положение? — спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
— Без особых перемен, — поспешно сказал он.
— Погружение?
— Идет нормально. Ничего угрожающего.
— Я уже давно не имею связи с лодкой, — сказал Топорков. — Где они?
— Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
— Мы одень тревожимся за вас.
— Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
— Зачем вы их обманываете? — спросил Второв. — Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
— По личному опыту, — медленно заговорил он, — я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
— Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
— Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
Мельников улыбнулся:
— Ты сам знаешь “милый” характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чем не уверен. Все же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.
— А если бы радиостанция не заработала?
— Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении.
Последний час ожидания был самым тягостным.
Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолет, — подводная лодка шла прямо на него.
Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в нем не было больше никакой нужды.
— Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, — весело сказал Второв.
Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
— Зиновий Серапионович!
— Слышу.
— Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
— Ну, держись, Геннадий! — сказал Мельников. — Это последнее и самое серьезное испытание.
Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза пройдет, они уже “с головой” окажутся в воде.
Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в своем положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока “вдавливала” самолет, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
— В чем тут дело? — озадаченно спросил Второв.
— Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, — подводная лодка находилась где-то близко.
— Вы были правы, Борис Николаевич, — сказал Второв. — Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
— Запомни, Геннадий! — ответил Мельников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187