— По первому впечатлению это действительно так. Но если вспомнить некоторые факты… Ты на меня сердишься? — неожиданно перебил он сам себя.
Второв покраснел.
— Вы были правы, — сказал он. — Я действительно трус, и мне не место на звездолетах.
Мельников обнял товарища.
— Чепуха, Геннадий! Когда-то меня поражало спокойствие Камова. Это дело опыта и привычки к опасностям. Забудь мои слова. Это было не более как лекарство.
— Оно подействовало, — улыбнулся Второв. — Теперь я спокойно встречу смерть.
— Ну вот, опять смерть. Я умирать не собираюсь. Нужно бороться. А что касается воздуха…
Внезапно резким движением Мельников отстегнул герметические крепления и снял с себя шлем.
Второв замер. Он смотрел на своего товарища, ожидая увидеть признаки удушья.
Мельников дышал глубоко. В первый момент ему показалось, что воздух корабля фаэтонцев как-то странно плотен, как будто находится под повышенным давлением. Потом это ощущение прошло. Как он и ожидал, кислорода было вполне достаточно.
— Вот видишь! — сказал он.
— Как вы могли на это решиться?
— Нетрудно. Я был уверен, что мы можем дышать этим воздухом. Все, что мне известно о фаэтонцах, говорит об этом. Неужели ты не догадываешься, на чем основана моя уверенность?
— Не могу догадаться. Вы могли задохнуться.
— Не сейчас, так через шесть часов, все равно нам пришлось бы снять шлемы и проверить, пригоден ли для нас воздух звездолета. Лучше сделать это сразу. Теперь мы знаем, что в нашем распоряжении гораздо больше чем шесть часов. Запасы кислорода здесь не ограничены.
— Почему вы так думаете? — изумленно спросил Второв.
Подобно Мельникову, он снял с себя шлем и не испытал никакого затруднения в дыхании. Воздух был чист и, если не считать слабого незнакомого запаха, который они и раньше чувствовали сквозь фильтр, не отличался от земного.
— К такому выводу приводит простая логика, — ответил Мельников. — Вспомни картину фаэтонцев. И на Марсе и на Венере они ходили в костюмах, подобных нашим. Как и нам, воздух Венеры был для них непригоден. Вспомни их внешний облик, — они в точности такие же, как мы. Значит, им, как и нам, необходим кислород. Они пробыли на Венере очень много лет. Значит, добывали кислород. Но в атмосфере Венеры его очень мало. Откуда же они его брали? Несомненно, синтезировали из атомных частиц. Можно быть уверенным, что и сейчас неведомые нам аппараты возобновляют кислород в воздухе, уничтожают углекислоту и другие вредные примеси. Мы с тобой впустили сюда воздух Венеры. А сейчас? Ты слышишь запах формальдегида? Его нет, он уже уничтожен. Не надо забывать, что наука фаэтонцев далеко обогнала земную.
— Вы правы, Борис Николаевич. Но все же здесь есть что-то незнакомое. Запах. Мы можем заразиться неизвестной болезнью. Микробы и бактерии Фаэтона не могут быть такими же, как на Земле.
Мельников засмеялся,
— Всего пять минут тому назад ты говорил о неизбежной смерти. А сейчас боишься какой-то болезни. Совершенство в технике должно идти параллельно с другими науками. У фаэтонцев безусловно была высоко развита и медицина. Я думаю, что на их корабле и не было ни одной бактерии. Они должны были принимать меры против бактерий Венеры, а заодно уничтожить и свои. Это более чем вероятно, это несомненно.
— Значит, по-вашему, мы обеспечены воздухом? А как вы думаете насчет питания? У нас нет ничего.
— Вот это верно. Голод нам угрожает. Что ж, потерпим.
— Не надо терять время, — сказал Второв. — Мы с вами разговариваем, а время идет.
— Тоже верно. Но, прежде чем искать спасения, мне хотелось успокоить тебя, чтобы ты мог рассуждать хладнокровно. Мы потеряли несколько минут. Это не так важно. Все равно, даже если мы поймем, как надо управлять звездолетом, пройдет много времени, прежде чем можно будет вернуться на Венеру или лететь на Землю. Мало понять, надо приобрести навыки.
— Ну, на Землю-то мы никак не сможем лететь, — заметил Второв. — Умрем с голоду.
— Там видно будет. Ну, а теперь повторяю свой первый вопрос: как ты думаешь, во сколько раз была увеличена сила тяжести при взлете?
— Полагаю, что раза в три.
— Мне показалось, что меньше. В два раза. Но ты, пожалуй, прав. Возьмем два с половиной… Ускорение продолжалось тринадцать минут, и за это время мы пролетели около десяти тысяч километров. Потом полетели по инерции. С какой же скоростью мы летим?
— Это нетрудно высчитать.
— Знаю, что нетрудно. Сейчас… Приблизительно двадцать пять километров в секунду. Вычислять точно нет смысла. Все равно мы не знаем точной цифры ускорения. Самое главное известно — звездолет фаэтонцев летит значительно медленнее “СССР-КС3”. Если они нас увидят, то легко догонят.
— Если увидят, — вздохнул Второв.
— Но ждать “КС3”, сидеть сложа руки, мы не будем, — продолжал Мельников. — Займемся основным вопросом. Вспомни в мельчайших подробностях все свои движения перед взлетом.
— Не лучше ли мне отойти от пульта? — спросил Второв.
Мельников вздрогнул. Его товарищ все еще находился перед таинственными гранями, в глубине которых продолжали искриться разноцветные огоньки.
Непростительный промах! Как он мог забыть об этом! Кто знает, может быть, не только взлет, но и маневры корабля совершаются тем же непонятным способом…
— Конечно, — сказал он. — Давно пора.
Второв соскользнул с кресла, и они “отошли” подальше от того, что казалось им пультом управления. Оба заметили, что искрение крохотных огоньков сразу усилилось. Пока Второв находился прямо напротив одной из граней, огоньки в ней были почти неподвижны. Молодой инженер подумал, что вряд ли они поймут, в чем тут дело. Слишком далеким от земного было все это.
— Мне кажется, что я не делал никаких движений, — ответил он на вопрос Мельникова. — Вы сами запретили мне шевелиться. Я сидел неподвижно.
— Но ведь нельзя сомневаться, что именно ты пустил в ход двигатели корабля. Ты помнишь, перед тем как войти в это помещение, мы видели синий круг с желтыми линиями? Такой же круг появился перед тобой, когда ты сел в это кресло. Это было предупреждающим сигналом. В первом случае он был адресован нам обоим, во втором — только тебе.
— Да, это как будто так, — согласился Второв. — Но я хорошо помню, что не делал никаких движений.
— Выходит, что звездолет взлетел потому, что ты сказал о взлете. Но этого не может быть. Я допускаю, что автомат может быть настроен на звуки, но ведь фаэтонцы не могли знать русского языка. Кроме того, звуки их речи совсем не похожи на наши.
— Это конечно. Я сказал — хорошо помню, что вот я делаю нужное движение и звездолет… звездолет… Борис Николаевич, у меня мелькнула сейчас дикая мысль! И двери! Понимаете, двери!
— Какие двери?
— Двери на корабле. Пятиугольные контуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187