Их было по меньшей мере полсотни, сгорбившихся, чернокожих – правда, цвет их кожи едва угадывался под песчаной пылью; лишь сверкающие белки глаз выделялись, как агаты, на фоне общей темной массы. Мухи роились над их обнаженными, покрытыми язвами телами, и все они, как мужчины, так и женщины, были связаны друг с другом цепями. Они глядели на нас своими запавшими глазами с таким же изумлением, как и мы на них. Их сопровождало полдюжины арабов с кнутами и ружьями. Рабы!
Надсмотрщики, как и их жертвы, припали к земле, несомненно озадаченные звуками выстрелов. Ашраф крикнул им что-то по-арабски, и в ответ они разразились взволнованным сумбурным диалогом. Спустя какое-то время он понимающе кивнул.
– Спускаясь по Нилу, они увидели французов. Зная, что Бонапарт обычно грабил караваны и освобождал рабов, они отошли сюда, чтобы дождаться ухода Дезе с его отрядами. Потом услышали нашу стрельбу и теперь в замешательстве.
– Что же нам делать?
Вместо ответа Ашраф поднял свой мушкет и спокойно выстрелил прямо в грудь главному надсмотрщику. Даже не охнув, потрясенный работорговец начал заваливаться на спину, и не успел он рухнуть на землю, как мамелюк мгновенно выхватил из-за пояса еще два пистолета и выстрелил из обоих стволов, попав второму погонщику в лицо, а третьему – в плечо.
– Стреляй же, – крикнул мой спутник.
Четвертый погонщик вытащил пистолет, но я, машинально вскинув винтовку, уложил его на месте. Тем временем Ашраф, уже обнажив саблю, бросился в атаку. Спустя пару мгновений лишился жизни подстреленный им пятый погонщик, а шестой улепетывал от нас во все лопатки.
Меня ошеломила внезапная жестокость друга.
Быстро подойдя к главному работорговцу, Ашраф вытер саблю о его одежду и, склонившись, осмотрел труп. Когда он выпрямился, в его руке я увидел связку ключей.
– Эти работорговцы настоящие мерзавцы, – сказал он. – Они добывают рабов не в сражениях, а покупают за гроши и богатеют на их несчастье. Они заслужили смерть. Заряди-ка все ружья, пока я сниму кандалы с этих бедолаг.
Взволнованные чернокожие, отпихивая друг друга, с криками бросились к нему, запутавшись в собственных цепях. Ашраф нашел пару человек, говоривших по-арабски, и отрывисто приказал им что-то. Они кивнули и заорали на своих спутников на их родном наречии. Группа более или менее успокоилась, позволив нам освободить их, а потом они послушно взяли перезаряженные мной ружья арабов и камни.
Ашраф улыбнулся мне.
– Теперь у нас есть своя маленькая армия. Я говорил тебе, что у богов свои виды на наши судьбы.
Жестами мы направили наших союзников обратно к краю соседнего ущелья. Компания преследователей, должно быть, остановилась, услышав стрельбу и странные крики, но сейчас они вновь ползли наверх, таща за собой упирающихся верблюдов. Мы с Ашрафом выступили на край, позволив им заметить нас, и прихвостни бин Садра торжествующе заорали, словно увидели подстреленного оленя, предназначенного для пирушки. Должно быть, видок у нашей парочки был довольно жалкий.
– Отдай медальон, и я обещаю не причинять вам вреда! – крикнул бин Садр по-французски.
– Такая перспектива меня уже не прельщает, – тихо проворчал я.
– Лучше сам проси о пощаде, или я сожгу тебя так же, как ты сжег моего брата! – крикнул в ответ Ашраф.
И тогда полсотни освобожденных нами людей выстроились на краю рядом с нами. Бедуины остановились, ошеломленные, не понимая еще, что попали в ловушку. Ашраф отдал приказ, и чернокожие тут же издали воинственный клич. Воздух заполнился камнями и обрывками цепей. Мы с Ашрафом выстрелили, и бин Садр и еще один бандит покатились вниз. Бывшие рабы передали нам ружья мертвых погонщиков, и мы продолжили стрельбу. Бедуины, встреченные градом камней и снятых оков, прижались к склону, крича и завывая от возмущения и ужаса. Вместе с лавиной камней наши преследователи скатились вниз по крутому склону, из удачливых охотников они вдруг превратились в преследуемую дичь. Камни лупили по ним, словно метеоритный ливень рухнувших надежд. За время их беспорядочного отступления нам удалось убить и ранить еще нескольких человек, и когда горстка уцелевших собралась на дне ущелья, они уставились на нас с выражением побитых собак.
Бин Садр держался за плечо.
– Этот негодяй дьявольски живуч, – проворчал я. – Я только ранил его.
– Ладно, будем молиться, чтобы его рана загноилась, – бросил Ашраф.
– Гейдж! – взревел бин Садр. – Лучше отдай медальон! Ты ведь даже не знаешь, для чего он нужен!
– Передай Силано, пусть катится ко всем чертям! – крикнул я в ответ.
Наши слова эхом разнеслись по ущелью.
– Мы отдадим тебе женщину!
– Передай Силано, что я сам приду за ней!
Эхо затихло вдали. У нас по-прежнему было меньше ружей, чем у этих бандитов, и я сомневался, стоит ли вовлекать освобожденных рабов в битву на крутом склоне. Бин Садр, разумеется, также оценивал наши позиции. После некоторых раздумий он с болезненной гримасой забрался на верблюда. Оставшиеся головорезы последовали его примеру.
Медленно следуя к выходу из ущелья, он внезапно развернул своего верблюда и глянул на меня.
– Хотелось бы мне, чтобы ты услышал, – крикнул он, – как вопил твой дружок Тальма, перед тем как принять смерть!
Гулкое эхо размножило его злорадное восклицание.
Он отъехал уже слишком далеко, но я еще видел его. Мой яростный, но бесполезный выстрел лишь взбил песок в сотне шагов от него. Зловещий хохот мерзавца взмыл по голым склонам ущелья, и остатки его шайки, развернувшись, быстро поскакали восвояси.
– Ты тоже будешь вопить перед смертью, – процедил я. – Не сомневайся.
* * *
Потеряв лошадей, мы забрали себе двух верблюдов, принадлежавших работорговцам, а остальных отдали освобожденным чернокожим. С имеющимися запасами еды их отряд вполне мог начать долгое путешествие в родные края, и мы также отдали им захваченные ружья, чтобы в дороге они могли охотиться и отгонять других работорговцев, которые наверняка опять попытаются захватить их. Мы научили бывших рабов заряжать ружья и производить выстрелы, и они быстро усвоили наши уроки. В порыве благодарности они долго не отпускали нас, цепляясь за наши ноги, так что нам пришлось угрозами отогнать их. С одной стороны, мы действительно стали их спасителями, но и они спасли нас. Ашраф в общих чертах рассказал, как им лучше проходить через пустыню, держась подальше от Нила, пока они не доберутся до первого порога. После этого мы простились с ними и пошли своим путем.
Мне впервые предстояло сесть на верблюда, весьма уродливую, беспокойную и своенравную тварь с ее личной компанией блох и прочих насекомых. Однако это животное в богатой и красочной упряжи оказалось хорошо воспитанным и достаточно понятливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128