Служанка ласково погладила ее по спине, пытаясь утешить. Вскоре Энн успокоилась.
Иеремия захлопнул окно.
– Очевидно, мужские руки ее пугают, – сказал он Алену. – Так что давайте уж не будем ее трогать. Пусть Молли останется с ней до утра. Ник, пойди к Мэлори, и если он не спит, скажи ему, что все в порядке. Пусть дальше видит сны.
Иеремия посоветовал Алену сходить вниз и обработать царапины на щеке.
– Оказывается, наша «бедняжка» царапается не хуже дикой кошки, – комментировал иезуит, смазывая царапины мазью. – Молите Бога, чтобы шрамов не осталось.
– Она хотела покончить с собой. Выброситься из окна! – бормотал Ален.
– В предрассветные часы человек наиболее беззащитен перед происками дьявола. Однажды, поверьте, она снова придет в себя.
– Понимаю, ей пришлось пережить такое… Но неужели это основание для того, чтобы наложить на себя руки? Насколько мне помнится, у нее есть еще и брат, и отец.
– Возможно, что-то грызет ее, чего мы пока не знаем, – предположил Иеремия.
– Я готов ей помочь.
– В таком случае желаю удачи. Но она, сдается мне, не из тех, кто раскрывает душу первому встречному. А теперь давайте-ка ляжем и попытаемся еще хоть немного поспать.
Иеремия поднялся затемно и в ночной рубашке застыл на коленях перед висевшим на стене распятием. Он любил молитву и эти утренние часы, пока дом еще спал. Ногам было холодно, но он не обращал внимания. Лишь поднявшись с колен, ощутил боль в затекших мышцах, протестующих против резких движений.
Не разбудив Алена, Иеремия набросил теплый шлафрок и сунул застывшие ноги в овчинные шлепанцы. Так как экономки они не держали, а Молли оставалась с Энн Лэкстон, иезуит взял на себя утренние хлопоты. Перед тем как пойти на кухню, он тихо приоткрыл дверь спальни Алена и заглянул внутрь. Девушка еще спала. Служанка прилегла к ней, чтобы та не замерзла. Услышав скрип двери, она повернула голову.
– Не трудись, Молли, – успокоил он служанку, видя, что та собирается встать. – Я сам растоплю плиту.
Закрыв дверь, Иеремия спустился на первый этаж. Растопив очаг, он наполнил оловянную кружку водой, которую подкачал насосом из подземной емкости, и поставил на решетку над угольями. Вскипятив воду, вернулся наверх, умылся над оловянным умывальником, солью почистил зубы, после чего, прислонив зеркальце к стоявшему на столе подсвечнику, приступил к бритью. Приведя себя в порядок и одевшись, он сходил в спальню и убедился, что Ален до сих пор спит сном праведника. Иеремия довольно бесцеремонно растолкал его, но лекарь, пробормотав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок.
– Ален, давайте-ка просыпайтесь! – нетерпеливо велел пастор. – Я принес вам горячей воды. Поднимайтесь, пока она не остыла.
– А что, разве уже пора? – сонно промычал Ален. – Мы ведь только легли.
– Каждое утро одно и то же! – добродушно корил его Иеремия. – Давайте, давайте. Надо еще девушку отвести домой.
Ален вцепился пальцами в подушку, словно желая срастись с ней. Ему всегда приходилось заставлять себя вставать по утрам. Временами это выливалось в настоящую борьбу с самим собой. Но на сей раз на выручку ему пришел Иеремия. Зачерпнув пригоршню воды для умывания, он плеснул ею Алену в физиономию. Вскрикнув, тот тут же вскочил и уселся в постели.
– Да вы самый настоящий рабовладелец! – бранился он, стаскивая с себя ночную рубашку.
– Вы поторопились бы, – улыбнулся в ответ Иеремия. – Пойду приготовлю завтрак.
Завтрак состоял из буженины, хлеба, масла и кувшина подогретого пива. Вскоре появились Ален, ученик Иеремии Николас и еще один ученик, помладше, по имени Кристофер. Все уселись за дубовым столом в кухне.
– Молли с девушкой еще не готовы? – поинтересовался Ален.
– Нет, я отнес им горячей воды для мытья, но сейчас они вот-вот закончат, – ответил Иеремия, нарезая хлеб и раскладывая ломтики на решетке над огнем. – Так что вам придется сходить за ними.
Ален быстро поднялся к спальне и осторожно постучал в дверь. Обе женщины уже оделись, Молли помогала Энн убрать волосы под чепец.
Заметив багровые царапины на щеке Алена, девушка зарделась от смущения и виновато потупила взор.
– Мне очень жаль, мистер Риджуэй, – тихонько шепнула Энн, когда они спускались по лестнице. – Прямо и не знаю, что это на меня нашло ночью.
– Не казните себя. Вам столько всего выпало пережить, – великодушно ответил Ален. – Хотя, должен признаться, бритье сегодня утром оказалось занятием не из приятных.
Иеремия подал всем поджаренный хлеб, и сидевшие за столом воздали должное буженине и маслу. Перед тем как сесть завтракать, иезуит сбегал проведать Мэлори, но тот еще спал. Молли было велено накормить больного, когда он проснется.
– Если позволите, мы вас проводим домой, – после завтрака обратился Иеремия к девушке. – Наверняка констебль уже распорядился доставить тело вашей матушки в дом вашего отца. Да и вам следовало бы вернуться, а не то домашние будут беспокоиться.
В какое-то мгновение в глазах Энн промелькнуло странное выражение, очень походившее на иронию. Но девушка тут же опустила голову, и Иеремия готов был подумать, что ему просто показалось.
Когда они вышли на улицу, под яркую синеву лондонского неба, светило солнце, хотя было очень холодно. Свежевыпавший снег лежал толстым слоем и затруднял ходьбу. Иеремия, Ален и Энн шли по Патерностер-роу. Несмотря на довольно ранний час, на улице было полно извозчиков, а в дверях мастерских стояли ученики, нахваливавшие товары и завлекавшие люд. Трудно было поверить, что еще несколько месяцев назад город лежал вымершим. Про чуму не забыли, но желание жить, стремление к счастью и довольству пересиливало прошлые страхи.
Когда сворачивали на Сент-Мартин-ле-Гран, ведущую к воротам Олдерстгейт, Иеремия нарушил молчание:
– Мисс Лэкстон, я хочу помочь вам отыскать убийцу вашей матери. Для этого я должен задать вам кое-какие вопросы. Прошу вас, скажите, почему вы вышли из дома вчера вечером?
Энн неуверенно посмотрела на него.
– К нам подошел мальчишка-факельщик и сказал, что кому-то срочно понадобилась повитуха. Поэтому мы сразу же и пошли.
– Вы можете описать факельщика?
– Мальчишка как мальчишка, светловолосый, лет двенадцати.
– Он говорил, чтобы и вы тоже шли с матерью?
– Точно не помню. С ним отец разговаривал. Но я ведь всегда ходила с мамой.
– Я расспрошу об этом вашего отца.
– Только… я хотела бы вас просить вот о чем. Вы уж ему ничего не говорите о том, что произошло ночью! – с мольбой в голосе проговорила Энн.
– Хорошо, не буду, но при одном условии, – строго ответил Иеремия. – Вы тоже должны мне кое-что пообещать!
– Обещаю вам, что не буду больше делать глупостей, – твердо заявила Энн.
Еще издали они заметили у дверей дома мастера Лэкстона на Дак-лейн небольшую толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Иеремия захлопнул окно.
– Очевидно, мужские руки ее пугают, – сказал он Алену. – Так что давайте уж не будем ее трогать. Пусть Молли останется с ней до утра. Ник, пойди к Мэлори, и если он не спит, скажи ему, что все в порядке. Пусть дальше видит сны.
Иеремия посоветовал Алену сходить вниз и обработать царапины на щеке.
– Оказывается, наша «бедняжка» царапается не хуже дикой кошки, – комментировал иезуит, смазывая царапины мазью. – Молите Бога, чтобы шрамов не осталось.
– Она хотела покончить с собой. Выброситься из окна! – бормотал Ален.
– В предрассветные часы человек наиболее беззащитен перед происками дьявола. Однажды, поверьте, она снова придет в себя.
– Понимаю, ей пришлось пережить такое… Но неужели это основание для того, чтобы наложить на себя руки? Насколько мне помнится, у нее есть еще и брат, и отец.
– Возможно, что-то грызет ее, чего мы пока не знаем, – предположил Иеремия.
– Я готов ей помочь.
– В таком случае желаю удачи. Но она, сдается мне, не из тех, кто раскрывает душу первому встречному. А теперь давайте-ка ляжем и попытаемся еще хоть немного поспать.
Иеремия поднялся затемно и в ночной рубашке застыл на коленях перед висевшим на стене распятием. Он любил молитву и эти утренние часы, пока дом еще спал. Ногам было холодно, но он не обращал внимания. Лишь поднявшись с колен, ощутил боль в затекших мышцах, протестующих против резких движений.
Не разбудив Алена, Иеремия набросил теплый шлафрок и сунул застывшие ноги в овчинные шлепанцы. Так как экономки они не держали, а Молли оставалась с Энн Лэкстон, иезуит взял на себя утренние хлопоты. Перед тем как пойти на кухню, он тихо приоткрыл дверь спальни Алена и заглянул внутрь. Девушка еще спала. Служанка прилегла к ней, чтобы та не замерзла. Услышав скрип двери, она повернула голову.
– Не трудись, Молли, – успокоил он служанку, видя, что та собирается встать. – Я сам растоплю плиту.
Закрыв дверь, Иеремия спустился на первый этаж. Растопив очаг, он наполнил оловянную кружку водой, которую подкачал насосом из подземной емкости, и поставил на решетку над угольями. Вскипятив воду, вернулся наверх, умылся над оловянным умывальником, солью почистил зубы, после чего, прислонив зеркальце к стоявшему на столе подсвечнику, приступил к бритью. Приведя себя в порядок и одевшись, он сходил в спальню и убедился, что Ален до сих пор спит сном праведника. Иеремия довольно бесцеремонно растолкал его, но лекарь, пробормотав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок.
– Ален, давайте-ка просыпайтесь! – нетерпеливо велел пастор. – Я принес вам горячей воды. Поднимайтесь, пока она не остыла.
– А что, разве уже пора? – сонно промычал Ален. – Мы ведь только легли.
– Каждое утро одно и то же! – добродушно корил его Иеремия. – Давайте, давайте. Надо еще девушку отвести домой.
Ален вцепился пальцами в подушку, словно желая срастись с ней. Ему всегда приходилось заставлять себя вставать по утрам. Временами это выливалось в настоящую борьбу с самим собой. Но на сей раз на выручку ему пришел Иеремия. Зачерпнув пригоршню воды для умывания, он плеснул ею Алену в физиономию. Вскрикнув, тот тут же вскочил и уселся в постели.
– Да вы самый настоящий рабовладелец! – бранился он, стаскивая с себя ночную рубашку.
– Вы поторопились бы, – улыбнулся в ответ Иеремия. – Пойду приготовлю завтрак.
Завтрак состоял из буженины, хлеба, масла и кувшина подогретого пива. Вскоре появились Ален, ученик Иеремии Николас и еще один ученик, помладше, по имени Кристофер. Все уселись за дубовым столом в кухне.
– Молли с девушкой еще не готовы? – поинтересовался Ален.
– Нет, я отнес им горячей воды для мытья, но сейчас они вот-вот закончат, – ответил Иеремия, нарезая хлеб и раскладывая ломтики на решетке над огнем. – Так что вам придется сходить за ними.
Ален быстро поднялся к спальне и осторожно постучал в дверь. Обе женщины уже оделись, Молли помогала Энн убрать волосы под чепец.
Заметив багровые царапины на щеке Алена, девушка зарделась от смущения и виновато потупила взор.
– Мне очень жаль, мистер Риджуэй, – тихонько шепнула Энн, когда они спускались по лестнице. – Прямо и не знаю, что это на меня нашло ночью.
– Не казните себя. Вам столько всего выпало пережить, – великодушно ответил Ален. – Хотя, должен признаться, бритье сегодня утром оказалось занятием не из приятных.
Иеремия подал всем поджаренный хлеб, и сидевшие за столом воздали должное буженине и маслу. Перед тем как сесть завтракать, иезуит сбегал проведать Мэлори, но тот еще спал. Молли было велено накормить больного, когда он проснется.
– Если позволите, мы вас проводим домой, – после завтрака обратился Иеремия к девушке. – Наверняка констебль уже распорядился доставить тело вашей матушки в дом вашего отца. Да и вам следовало бы вернуться, а не то домашние будут беспокоиться.
В какое-то мгновение в глазах Энн промелькнуло странное выражение, очень походившее на иронию. Но девушка тут же опустила голову, и Иеремия готов был подумать, что ему просто показалось.
Когда они вышли на улицу, под яркую синеву лондонского неба, светило солнце, хотя было очень холодно. Свежевыпавший снег лежал толстым слоем и затруднял ходьбу. Иеремия, Ален и Энн шли по Патерностер-роу. Несмотря на довольно ранний час, на улице было полно извозчиков, а в дверях мастерских стояли ученики, нахваливавшие товары и завлекавшие люд. Трудно было поверить, что еще несколько месяцев назад город лежал вымершим. Про чуму не забыли, но желание жить, стремление к счастью и довольству пересиливало прошлые страхи.
Когда сворачивали на Сент-Мартин-ле-Гран, ведущую к воротам Олдерстгейт, Иеремия нарушил молчание:
– Мисс Лэкстон, я хочу помочь вам отыскать убийцу вашей матери. Для этого я должен задать вам кое-какие вопросы. Прошу вас, скажите, почему вы вышли из дома вчера вечером?
Энн неуверенно посмотрела на него.
– К нам подошел мальчишка-факельщик и сказал, что кому-то срочно понадобилась повитуха. Поэтому мы сразу же и пошли.
– Вы можете описать факельщика?
– Мальчишка как мальчишка, светловолосый, лет двенадцати.
– Он говорил, чтобы и вы тоже шли с матерью?
– Точно не помню. С ним отец разговаривал. Но я ведь всегда ходила с мамой.
– Я расспрошу об этом вашего отца.
– Только… я хотела бы вас просить вот о чем. Вы уж ему ничего не говорите о том, что произошло ночью! – с мольбой в голосе проговорила Энн.
– Хорошо, не буду, но при одном условии, – строго ответил Иеремия. – Вы тоже должны мне кое-что пообещать!
– Обещаю вам, что не буду больше делать глупостей, – твердо заявила Энн.
Еще издали они заметили у дверей дома мастера Лэкстона на Дак-лейн небольшую толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129