Нет, подобные находки не являются счастливой случайностью – кто-то из постановщиков точно знал, чего добивается. Двенадцати-тринадцатилетние девочки уже женщины, но мальчики все еще по-детски двуполы, и это придает новый поворот сюжету пьесы, где крепкие бабы работают на своих мужиков-слабаков.
Позади Кеннета сидела симпатичная молодая мамаша. Сначала он обратил внимание на ее смех – легкие раскаты завершались резким, отрывистым вскриком. Потом, повернувшись лицом к Гретхен, краем глаза он разглядел соседку – та свирепо щурилась в его сторону. Каштановые волосы подстрижены коротко, словно у лесбиянки, но теперь и матери семейств стригутся «практично», чуть ли не под машинку.
Кем бы ни была эта женщина, во время овации после «Как не любить моего парня» она вдруг подалась вперед и прошептала с притворным, утрированным прононсом:
– Если вздумаете написать об этом – а уж вы-то вздумаете, – будьте поласковее!
И откинулась на спинку кресла, весело хихикая.
3
Во время первого акта, за кулисами, Фрэнк Ирп весь обратился в зрение и слух, словно его спектакль – мираж, который исчезнет, стоит дервишу сморгнуть. Все его тело было напряжено, мускулы дергались в такт нервам. «Равенал», тупой и красивый, как и следует Равеналу, забежал на несколько страниц вперед, но Фрэнк вместе с Кармен – юная ассистентка стояла с ним рядом, держа перед глазами раскрытый сценарий – зашикали и заставили его вернуться. Зато «Магнолия» держалась, словно профессионал, даже не поморщилась. А потом Тони, «Джой», спел «Старик-Река» так же нежно, как на репетиции. Фрэнк поспешно опустил занавес, и первый акт закончился.
«Магнолия», «Джой» и все прочие тут же вновь превратились в подростков. Они слегка одурели – хихикали, скакали, взметая пыль за кулисами, выглядывали в коридор.
– Ребята! Остыньте! – прикрикнул на них Фрэнк. – Вы отлично справились, но у нас второй акт впереди.
Он не пытался разыгрывать из себя сурового школьного учителя. Незачем брать на себя роль миссис Андерсон – она преподавала музыку, а Фрэнк вообще не состоял в штате, его наняли для постановки школьного спектакля. Прежде ему не доводилось работать с детьми. Но они ничем не отличаются от взрослых актеров, разве что ростом не вышли.
Пока спектакль идет как по маслу. Ни один актер не застыл на сцене с раскрытым ртом, ни одну реплику не исказили до безобразия. Слегка пощекотали публике нервы «ниггерами». Поначалу Фрэнк удивлялся выбору миссис Андерсон – старое либретто, без цензуры, – но оказалось, старая, консервативная с виду учительница не обделена отвагой и чувством юмора. Сегодня – премьера, завтра – последняя ночь. Вроде бы, нелепо трудиться шесть недель ради зрелища, которое продлится всего два дня, но эта нелепость по-детски наивна и даже трогательна, в ней есть смысл. И вновь его завертела та адреналиновая карусель, которая помогала Фрэнку продержаться во время спектакля, когда он сам еще пытался стать актером.
– Меня в этом деле интересуют только «зелененькие», – шутил он с друзьями. Госшкола отвалила две тысячи долларов. В сумеречные часы, в пору «меж волка и собаки», Фрэнк думал: грязную шутку мы играем с детьми – даем отведать сладкого плода, по которому они будут томиться всю жизнь.
Фрэнк Ирп приехал в Нью-Йорк десять лет тому назад, закончив колледж в штате Теннесси. Воображал, что станет актером, свяжет свою жизнь с театром. Ничего не получилось. Десять лет в странствующих труппах, в провинциальных театрах, на выходах, на заменах. Год назад Фрэнк нашел себе нормальную работу, стал менеджером. Наконец-то постоянный заработок. Наконец-то он распрощался с актерством. Однако оставалось свободное время и место в душе для таких вот мероприятий. Кроме того, Фрэнк организовал труппу из бывших соседей по квартире (сам он теперь снимал отдельное жилье в Хобокене), и они собирались поставить несколько скетчей у себя на Западной Сто Четвертой. Курам на смех – ставить почти одновременно два спектакля, один с детьми, другой – со взрослыми (хотя разве актеры – взрослые?), и это после того, как он принял окончательное решение – к черту театр! Разом густо, разом пусто. Но ведь теперь это хобби, а не профессия. Так-то лучше. Остается время, чтобы жить, если жизнь – это деньги, отдых, любовь.
Он сразу же заметил среди зрителей Джесси Дойл. Сперва услышал ее смех – резкий, пронзительный, будто птица верещит, – потом разглядел в полумраке зала широкую, кривую усмешку. Какое счастье – она пришла! Мысль о ней слегка отвлекала от действия на сцене, и это было приятно. Так на двойном киносеансе слегка щекочет ожидание: что-то еще покажут?
Фрэнк вышел в коридор и поискал глазами миссис Андерсон – хотел уточнить, все ли идет по плану. Она разрешала называть себя «Хэрриет», но эта леди былых времен излучала столь царственную уверенность в себе, что мысленно Фрэнк продолжал именовать ее «миссис Андерсон».
Он нашел ее возле фонтанчика с питьевой водой.
– Ну как, Хэрриет? Справимся?
Она окинула его мудрым взглядом огромных, все повидавших глаз:
– О, они будут счастливы, что бы ни выкинули их драгоценные крошки, – сказала учительница. – Но я веселюсь от души. А вы?
Фрэнк рассмеялся. Правильный подход к театру, отличный подход! Миссис Андерсон давно достигла возраста мудрости, и он привык учиться у нее.
– Если вам весело, то и мне тоже, – подхватил он. – До скорого.
Кармен нетерпеливо дожидалась его за кулисами.
– Догадайтесь, кто пришел, Фрэнк! В жизни не догадаетесь. В жизни!
– Ну, так скажи мне, сладенькая. Дел по горло, некогда гадать.
Двенадцатилетняя Кармен обращалась с Фрэнком по-дружески свысока, словно старшая сестра. Немного влюблена – ничего страшного, понарошку. Это же не Лолита, а просто умненькая девочка в детском комбинезоне и с серьгами в ушах, которой не терпится стать взрослой.
– «Таймс»! – возвестила Кармен.
– Иди ты! Не может быть!
– Честное слово! Не Бик, а второй, Прагер.
Да уж, детки из Виллидж назубок знают иерархию «Таймс».
– Само собой. Он – отец Розалинды. – Розалинда наивно проговорилась об этом еще в начале репетиций: «Мой папа говорит, что проблема современного театра заключается в том…» – А папа кто? – «Кеннет Прагер из "Досуга и Культуры"».
Кармен, похоже, разочарована. Фрэнк понадеялся, что на том разговору и конец, но когда труппа возвращалась из коридора и туалетов, «Капитан Энди» шепнул «Магнолии»: «Слышала? "Таймс!"», и Тони, его чудный «Джой» с ангельским голосом мальчика из церковного хора, подошел к нему и спросил:
– Это правда, мистер Ирп? К нам пришел репортер из «Таймс»?
– Это папа Розалинды, черт побери! Веселей, ребята! – Фрэнк резко хлопнул в ладоши. – Тащите свои задницы за кулисы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Позади Кеннета сидела симпатичная молодая мамаша. Сначала он обратил внимание на ее смех – легкие раскаты завершались резким, отрывистым вскриком. Потом, повернувшись лицом к Гретхен, краем глаза он разглядел соседку – та свирепо щурилась в его сторону. Каштановые волосы подстрижены коротко, словно у лесбиянки, но теперь и матери семейств стригутся «практично», чуть ли не под машинку.
Кем бы ни была эта женщина, во время овации после «Как не любить моего парня» она вдруг подалась вперед и прошептала с притворным, утрированным прононсом:
– Если вздумаете написать об этом – а уж вы-то вздумаете, – будьте поласковее!
И откинулась на спинку кресла, весело хихикая.
3
Во время первого акта, за кулисами, Фрэнк Ирп весь обратился в зрение и слух, словно его спектакль – мираж, который исчезнет, стоит дервишу сморгнуть. Все его тело было напряжено, мускулы дергались в такт нервам. «Равенал», тупой и красивый, как и следует Равеналу, забежал на несколько страниц вперед, но Фрэнк вместе с Кармен – юная ассистентка стояла с ним рядом, держа перед глазами раскрытый сценарий – зашикали и заставили его вернуться. Зато «Магнолия» держалась, словно профессионал, даже не поморщилась. А потом Тони, «Джой», спел «Старик-Река» так же нежно, как на репетиции. Фрэнк поспешно опустил занавес, и первый акт закончился.
«Магнолия», «Джой» и все прочие тут же вновь превратились в подростков. Они слегка одурели – хихикали, скакали, взметая пыль за кулисами, выглядывали в коридор.
– Ребята! Остыньте! – прикрикнул на них Фрэнк. – Вы отлично справились, но у нас второй акт впереди.
Он не пытался разыгрывать из себя сурового школьного учителя. Незачем брать на себя роль миссис Андерсон – она преподавала музыку, а Фрэнк вообще не состоял в штате, его наняли для постановки школьного спектакля. Прежде ему не доводилось работать с детьми. Но они ничем не отличаются от взрослых актеров, разве что ростом не вышли.
Пока спектакль идет как по маслу. Ни один актер не застыл на сцене с раскрытым ртом, ни одну реплику не исказили до безобразия. Слегка пощекотали публике нервы «ниггерами». Поначалу Фрэнк удивлялся выбору миссис Андерсон – старое либретто, без цензуры, – но оказалось, старая, консервативная с виду учительница не обделена отвагой и чувством юмора. Сегодня – премьера, завтра – последняя ночь. Вроде бы, нелепо трудиться шесть недель ради зрелища, которое продлится всего два дня, но эта нелепость по-детски наивна и даже трогательна, в ней есть смысл. И вновь его завертела та адреналиновая карусель, которая помогала Фрэнку продержаться во время спектакля, когда он сам еще пытался стать актером.
– Меня в этом деле интересуют только «зелененькие», – шутил он с друзьями. Госшкола отвалила две тысячи долларов. В сумеречные часы, в пору «меж волка и собаки», Фрэнк думал: грязную шутку мы играем с детьми – даем отведать сладкого плода, по которому они будут томиться всю жизнь.
Фрэнк Ирп приехал в Нью-Йорк десять лет тому назад, закончив колледж в штате Теннесси. Воображал, что станет актером, свяжет свою жизнь с театром. Ничего не получилось. Десять лет в странствующих труппах, в провинциальных театрах, на выходах, на заменах. Год назад Фрэнк нашел себе нормальную работу, стал менеджером. Наконец-то постоянный заработок. Наконец-то он распрощался с актерством. Однако оставалось свободное время и место в душе для таких вот мероприятий. Кроме того, Фрэнк организовал труппу из бывших соседей по квартире (сам он теперь снимал отдельное жилье в Хобокене), и они собирались поставить несколько скетчей у себя на Западной Сто Четвертой. Курам на смех – ставить почти одновременно два спектакля, один с детьми, другой – со взрослыми (хотя разве актеры – взрослые?), и это после того, как он принял окончательное решение – к черту театр! Разом густо, разом пусто. Но ведь теперь это хобби, а не профессия. Так-то лучше. Остается время, чтобы жить, если жизнь – это деньги, отдых, любовь.
Он сразу же заметил среди зрителей Джесси Дойл. Сперва услышал ее смех – резкий, пронзительный, будто птица верещит, – потом разглядел в полумраке зала широкую, кривую усмешку. Какое счастье – она пришла! Мысль о ней слегка отвлекала от действия на сцене, и это было приятно. Так на двойном киносеансе слегка щекочет ожидание: что-то еще покажут?
Фрэнк вышел в коридор и поискал глазами миссис Андерсон – хотел уточнить, все ли идет по плану. Она разрешала называть себя «Хэрриет», но эта леди былых времен излучала столь царственную уверенность в себе, что мысленно Фрэнк продолжал именовать ее «миссис Андерсон».
Он нашел ее возле фонтанчика с питьевой водой.
– Ну как, Хэрриет? Справимся?
Она окинула его мудрым взглядом огромных, все повидавших глаз:
– О, они будут счастливы, что бы ни выкинули их драгоценные крошки, – сказала учительница. – Но я веселюсь от души. А вы?
Фрэнк рассмеялся. Правильный подход к театру, отличный подход! Миссис Андерсон давно достигла возраста мудрости, и он привык учиться у нее.
– Если вам весело, то и мне тоже, – подхватил он. – До скорого.
Кармен нетерпеливо дожидалась его за кулисами.
– Догадайтесь, кто пришел, Фрэнк! В жизни не догадаетесь. В жизни!
– Ну, так скажи мне, сладенькая. Дел по горло, некогда гадать.
Двенадцатилетняя Кармен обращалась с Фрэнком по-дружески свысока, словно старшая сестра. Немного влюблена – ничего страшного, понарошку. Это же не Лолита, а просто умненькая девочка в детском комбинезоне и с серьгами в ушах, которой не терпится стать взрослой.
– «Таймс»! – возвестила Кармен.
– Иди ты! Не может быть!
– Честное слово! Не Бик, а второй, Прагер.
Да уж, детки из Виллидж назубок знают иерархию «Таймс».
– Само собой. Он – отец Розалинды. – Розалинда наивно проговорилась об этом еще в начале репетиций: «Мой папа говорит, что проблема современного театра заключается в том…» – А папа кто? – «Кеннет Прагер из "Досуга и Культуры"».
Кармен, похоже, разочарована. Фрэнк понадеялся, что на том разговору и конец, но когда труппа возвращалась из коридора и туалетов, «Капитан Энди» шепнул «Магнолии»: «Слышала? "Таймс!"», и Тони, его чудный «Джой» с ангельским голосом мальчика из церковного хора, подошел к нему и спросил:
– Это правда, мистер Ирп? К нам пришел репортер из «Таймс»?
– Это папа Розалинды, черт побери! Веселей, ребята! – Фрэнк резко хлопнул в ладоши. – Тащите свои задницы за кулисы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90