Помню, я обещала провести вечер с тобой, но не получается. Надо кое-что подготовить для Генри.
– Сейчас почти девять. Работаешь двадцать четыре часа в сутки.
– Срочное дело. Извини. Генри – моя работа.
Как же он разозлился, обиделся и разозлился – сам не ожидал.
– Встречаюсь с ним в городе после его спектакля, – пояснила Джесси. – Не знаю, надолго ли задержусь. Надеюсь, не очень. Послушай, давай потом сходим в «Мону Лизу». Около одиннадцати тебя устроит?
– В прошлый раз мы договорились, а ты не пришла.
– Не по своей вине. Генри надо было выговориться, я не могла бросить его одного. Ну же, Фрэнк, за тот раз я уже извинялась. Ладно, – уступила она, – давай приеду в Хобокен, как только освобожусь.
Это означало – на всю ночь, исполнение всех желаний. Вот только противно заниматься любовью с Джесси, когда голова у нее забита Генри Льюсом.
Нет, – отрезал он. – Слишком поздно. Не стоит. Завтра спозаранку у меня репетиция пьесы Дуайта и Аллегры.
Она всмотрелась в него – робко, с недоверием.
– Ты не собирался пригласить меня на ночь?
– Не знаю. Может быть. Если б не так поздно. – Разумеется, собирался, но теперь – ни за что!
– Господи, Фрэнк! – нахмурилась она. – Ну что ты! Не смей ревновать к Генри – это же работа, и только!
– Я не ревную. С какой стати?
– Он голубой, – напомнила Джесси.
– Знаю. – Он помнил также, что Льюсу давно перевалило за пятьдесят, но дело не в сексе, не в физической близости. – Я не ревную, – повторил он. – Полагаю, он на тебя и внимания-то не обращает.
– Ну уж нет, – окрысилась Джесси. – Еще как обращает, можешь мне поверить. Без меня он как без рук. В искусстве он велик, а в жизни – беспомощен.
С минуту они молчали, пытаясь подавить в себе гнев.
– Завтра днем? – предложила она.
– Я же говорил: завтра репетируем тот, другой спектакль. Премьера на следующей неделе. – Не стоит заходить слишком далеко, решил Фрэнк, боясь отпугнуть Джессику. – Как насчет воскресенья?
– К сожалению, мы с Калебом в воскресенье у мамы, – закатила глаза, скривила верхнюю губу.
Фрэнк ответно закатил глаза – «ох уж эти матери», сказали они друг другу без слов, и на том примирились.
– Вот видишь? – не удержалась Джессика. – Не у меня одной хлопот полон рот. У тебя тоже. На неделе созвонимся. В пятницу идешь со мной к Калебу на день рождения?
– Наверное. – Он принял приглашение, но страх так и не преодолел – столько знаменитых актеров там соберется!
– До тех пор еще созвонимся, – повторила Джесси; – Спокойной ночи. – И еще раз клюнула его в щеку. – Все было замечательно, Фрэнк. Честное слово. Тебе надо стать режиссером.
– Я ставлю пьесу Дуайта и Аллегры.
– Нет, по-настоящему. На полную ставку.
– Предложения пока не сыплются.
– А сам ты не ищешь.
Фрэнк глубоко вздохнул. Не стоит ввязываться в этот спор сегодня.
Мимо прошагал долговязый мужчина, сутулое пугало.
– Хорошая работа! – каркнул он и скрылся в толпе.
– Господи Боже! – прошептала Джесси. – Знаешь, кто это? Прагер! Стервятник!
Оглянувшись, Фрэнк разглядел только выпуклую спину в сером пиджаке.
Джесси крепко схватила его за руку.
– Он сказал – хорошая работа. Ушам своим не верю! Ого-го! Ты рад?
– Ну-у… – протянул Фрэнк, хотя в глубине души был доволен. Счастье его стало бы полным и окончательным, если бы Джесси, услышав эту краткую похвалу, изменила свои планы и забыла на сегодня о своем работодателе. С другой стороны, Фрэнку хотелось, чтобы девушка любила его таким, каков он есть, а не за то, что чертова «Нью-Йорк Таймс» похлопала его по плечу.
– Что ж, созвонимся, – кивнул он, на прощание притронувшись к локотку Джесси. – Мне придется вернуться за кулисы, присмотреть, чтобы все убрали. Доброй ночи. – Он помахал ей рукой, словно все было в порядке, и пошел обратно в зал.
Джесси тоже махнула рукой – слегка повернула запястье, точно королева Елизавета, – сунула кейс подмышку и была такова.
Фрэнк переступил порог актового зала. Пусто, актеры давно покинули сцену. Как он и думал, повсюду валяются разбросанные плащи и шляпы. Чуть было не пнул одну из шляп ногой, однако сдержался, наклонился, подобрал все костюмы, сложил на столе. Всеобщая мамочка, бесполая и беспомощная. Зачем, зачем он отказался, когда Джесси предложила заглянуть к нему на ночь? Вот зачем? По крайней мере, переспали бы. Разве нормальный мужик откажется от секса? Только влюбленный дурак на такое способен. Вроде бы для мужчин любовь – повод потрахаться, а Фрэнк отказался от секса – ради любви. Или все дело в гордыне?
Может, он и не влюблен. Только хочет влюбиться. И с какой стати? Джессика – мигрень, а не женщина. Она любит театр, Фрэнк любит в ней любовь к театру, но сам-то он ушел из театра. А она любит театр не так, как он, не как искусство, а как больной свое лекарство, тут слишком много личного. Начать с брата – известный сценарист. А теперь еще Генри Льюс – великий Генри Льюс, бывшая звезда Королевского Шекспировского театра, лучший Гамлет своего поколения, бла-бла-бла, сегодня на Бродвее. Фрэнку наплевать, а Джесси с ума сходит. Предана ему всецело. Льюс гей – это всем известно, это часть его славы, – а значит, Джесси влюблена безответно, платонически. Но что она может в нем любить? Актера? Славу? Успех?
Брат ее тоже голубой, но и вполовину не столь знаменит, тем более после провала новой пьесы. Тут есть какая-то связь, но вникать неохота. Подружка геев? Это ничего не объясняет, он и сам окружен гомиками, и задушевный друг Дуайт (тоже голубой) называл Фрэнка другом голубых. В надежде сблизиться с Джесси Фрэнк пригласил нового партнера Калеба Дойла играть в своей пьесе. Тоби не так уж плох, но в разгар репетиций из партнера Калеба он превратился в бывшего дружка, а заменить его некем.
Из-за кулис выглянула Кармен.
– Ой, Фрэнк, я все уберу! – смутилась она. – Вы бы поговорили с родителями.
– Пусть болтают со своими звездочками. Твоя мама пришла?
– Да, разговаривает с нашей соседкой, перемывают косточки домовладельцу. Давайте помогу.
– Спасибо, лапонька.
Она подняла с пола плащ «капитана Энди» и отнесла на вешалку.
– Вот свиньи эти актеры!
– Добро пожаловать в театр! – откликнулся Фрэнк. – Тут есть актеры, а есть – все остальные. Наше дело – убирать за актерами. – Он легонько подтолкнул Кармен бедром, она подтолкнула его в ответ, и оба засмеялись.
5
Джесси покачивалась в вагоне метро, в многоцветном тумане, ругая себя, что опять подвела Фрэнка. Хочешь – не хочешь – она виновата. Фрэнк ей нравился – вроде нравился, – но не так, как она ему. Сегодня, когда она увидела отражение его таланта в работе этих способных подростков, Джесси прониклась к Фрэнку – на пару часов. Но почему Фрэнк зарывает талант в землю? Он бы добился успеха, если б только захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Сейчас почти девять. Работаешь двадцать четыре часа в сутки.
– Срочное дело. Извини. Генри – моя работа.
Как же он разозлился, обиделся и разозлился – сам не ожидал.
– Встречаюсь с ним в городе после его спектакля, – пояснила Джесси. – Не знаю, надолго ли задержусь. Надеюсь, не очень. Послушай, давай потом сходим в «Мону Лизу». Около одиннадцати тебя устроит?
– В прошлый раз мы договорились, а ты не пришла.
– Не по своей вине. Генри надо было выговориться, я не могла бросить его одного. Ну же, Фрэнк, за тот раз я уже извинялась. Ладно, – уступила она, – давай приеду в Хобокен, как только освобожусь.
Это означало – на всю ночь, исполнение всех желаний. Вот только противно заниматься любовью с Джесси, когда голова у нее забита Генри Льюсом.
Нет, – отрезал он. – Слишком поздно. Не стоит. Завтра спозаранку у меня репетиция пьесы Дуайта и Аллегры.
Она всмотрелась в него – робко, с недоверием.
– Ты не собирался пригласить меня на ночь?
– Не знаю. Может быть. Если б не так поздно. – Разумеется, собирался, но теперь – ни за что!
– Господи, Фрэнк! – нахмурилась она. – Ну что ты! Не смей ревновать к Генри – это же работа, и только!
– Я не ревную. С какой стати?
– Он голубой, – напомнила Джесси.
– Знаю. – Он помнил также, что Льюсу давно перевалило за пятьдесят, но дело не в сексе, не в физической близости. – Я не ревную, – повторил он. – Полагаю, он на тебя и внимания-то не обращает.
– Ну уж нет, – окрысилась Джесси. – Еще как обращает, можешь мне поверить. Без меня он как без рук. В искусстве он велик, а в жизни – беспомощен.
С минуту они молчали, пытаясь подавить в себе гнев.
– Завтра днем? – предложила она.
– Я же говорил: завтра репетируем тот, другой спектакль. Премьера на следующей неделе. – Не стоит заходить слишком далеко, решил Фрэнк, боясь отпугнуть Джессику. – Как насчет воскресенья?
– К сожалению, мы с Калебом в воскресенье у мамы, – закатила глаза, скривила верхнюю губу.
Фрэнк ответно закатил глаза – «ох уж эти матери», сказали они друг другу без слов, и на том примирились.
– Вот видишь? – не удержалась Джессика. – Не у меня одной хлопот полон рот. У тебя тоже. На неделе созвонимся. В пятницу идешь со мной к Калебу на день рождения?
– Наверное. – Он принял приглашение, но страх так и не преодолел – столько знаменитых актеров там соберется!
– До тех пор еще созвонимся, – повторила Джесси; – Спокойной ночи. – И еще раз клюнула его в щеку. – Все было замечательно, Фрэнк. Честное слово. Тебе надо стать режиссером.
– Я ставлю пьесу Дуайта и Аллегры.
– Нет, по-настоящему. На полную ставку.
– Предложения пока не сыплются.
– А сам ты не ищешь.
Фрэнк глубоко вздохнул. Не стоит ввязываться в этот спор сегодня.
Мимо прошагал долговязый мужчина, сутулое пугало.
– Хорошая работа! – каркнул он и скрылся в толпе.
– Господи Боже! – прошептала Джесси. – Знаешь, кто это? Прагер! Стервятник!
Оглянувшись, Фрэнк разглядел только выпуклую спину в сером пиджаке.
Джесси крепко схватила его за руку.
– Он сказал – хорошая работа. Ушам своим не верю! Ого-го! Ты рад?
– Ну-у… – протянул Фрэнк, хотя в глубине души был доволен. Счастье его стало бы полным и окончательным, если бы Джесси, услышав эту краткую похвалу, изменила свои планы и забыла на сегодня о своем работодателе. С другой стороны, Фрэнку хотелось, чтобы девушка любила его таким, каков он есть, а не за то, что чертова «Нью-Йорк Таймс» похлопала его по плечу.
– Что ж, созвонимся, – кивнул он, на прощание притронувшись к локотку Джесси. – Мне придется вернуться за кулисы, присмотреть, чтобы все убрали. Доброй ночи. – Он помахал ей рукой, словно все было в порядке, и пошел обратно в зал.
Джесси тоже махнула рукой – слегка повернула запястье, точно королева Елизавета, – сунула кейс подмышку и была такова.
Фрэнк переступил порог актового зала. Пусто, актеры давно покинули сцену. Как он и думал, повсюду валяются разбросанные плащи и шляпы. Чуть было не пнул одну из шляп ногой, однако сдержался, наклонился, подобрал все костюмы, сложил на столе. Всеобщая мамочка, бесполая и беспомощная. Зачем, зачем он отказался, когда Джесси предложила заглянуть к нему на ночь? Вот зачем? По крайней мере, переспали бы. Разве нормальный мужик откажется от секса? Только влюбленный дурак на такое способен. Вроде бы для мужчин любовь – повод потрахаться, а Фрэнк отказался от секса – ради любви. Или все дело в гордыне?
Может, он и не влюблен. Только хочет влюбиться. И с какой стати? Джессика – мигрень, а не женщина. Она любит театр, Фрэнк любит в ней любовь к театру, но сам-то он ушел из театра. А она любит театр не так, как он, не как искусство, а как больной свое лекарство, тут слишком много личного. Начать с брата – известный сценарист. А теперь еще Генри Льюс – великий Генри Льюс, бывшая звезда Королевского Шекспировского театра, лучший Гамлет своего поколения, бла-бла-бла, сегодня на Бродвее. Фрэнку наплевать, а Джесси с ума сходит. Предана ему всецело. Льюс гей – это всем известно, это часть его славы, – а значит, Джесси влюблена безответно, платонически. Но что она может в нем любить? Актера? Славу? Успех?
Брат ее тоже голубой, но и вполовину не столь знаменит, тем более после провала новой пьесы. Тут есть какая-то связь, но вникать неохота. Подружка геев? Это ничего не объясняет, он и сам окружен гомиками, и задушевный друг Дуайт (тоже голубой) называл Фрэнка другом голубых. В надежде сблизиться с Джесси Фрэнк пригласил нового партнера Калеба Дойла играть в своей пьесе. Тоби не так уж плох, но в разгар репетиций из партнера Калеба он превратился в бывшего дружка, а заменить его некем.
Из-за кулис выглянула Кармен.
– Ой, Фрэнк, я все уберу! – смутилась она. – Вы бы поговорили с родителями.
– Пусть болтают со своими звездочками. Твоя мама пришла?
– Да, разговаривает с нашей соседкой, перемывают косточки домовладельцу. Давайте помогу.
– Спасибо, лапонька.
Она подняла с пола плащ «капитана Энди» и отнесла на вешалку.
– Вот свиньи эти актеры!
– Добро пожаловать в театр! – откликнулся Фрэнк. – Тут есть актеры, а есть – все остальные. Наше дело – убирать за актерами. – Он легонько подтолкнул Кармен бедром, она подтолкнула его в ответ, и оба засмеялись.
5
Джесси покачивалась в вагоне метро, в многоцветном тумане, ругая себя, что опять подвела Фрэнка. Хочешь – не хочешь – она виновата. Фрэнк ей нравился – вроде нравился, – но не так, как она ему. Сегодня, когда она увидела отражение его таланта в работе этих способных подростков, Джесси прониклась к Фрэнку – на пару часов. Но почему Фрэнк зарывает талант в землю? Он бы добился успеха, если б только захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90