– Представление уже началось?
– О да! – отвечала Аллегра. – Минут пять назад.
Это был Прагер из «Таймс». Он заглянул в комнату, сощурившись, ничего не различая со света.
– А где же идет спектакль?
Кое-кто захихикал.
– Здесь, – сказала Аллегра. – Вы уже в нем.
Публика разразилась громким смехом, и Генри – заодно с остальными. Старейший театральный прием, метафизическая шутка, когда искусство смешивается с реальностью. Никогда не приедается.
– Извините, Бога ради! – Прагер отскочил подальше от двери. – Ушел-ушел.
– Да нет же, – удержала его Аллегра, – заходите. – Жестом она пригласила критика пройти, и тот автоматически повиновался. Аллегра закрыла дверь.
Прагер растерянно огляделся, подыскивая место. Увидел освещенный диван, ринулся туда и пристроился рядом с актером.
Публика вновь покатилась со смеху.
– Т-сс, т-сс, – зашипела Джесси, вставая и призывно похлопывая по своему стулу.
Плюшевый мишка указал на нее Прагеру. Прагер вскочил, пробежал несколько шагов и вцепился в стул. Джесси пристроилась рядом на полу.
– Ты говорил насчет проблем с деньгами, – напомнила Аллегра, возвращаясь к прерванному разговору. – Лучше уж денежные трудности, чем несчастная любовь. Вот от чего повеситься можно. – На минуту актеры забыли об игре, но она не разрушилась, сохранилась в неприкосновенности, словно дедовская шляпа.
Прагер застыл возле Генри, смущенный, сбитый с толку. Слышно было, как он отдувается.
– Рад, что вы присоединились к нам, – шепнул ему Генри.
– Я думал, это нормальный театр, – пробурчал в ответ Прагер. – Хотел зайти и воспользоваться телефоном. Как неловко!
– Это было весело, – попытался ободрить его Генри. – Здесь все – друзья.
– Шш! – одернул их кто-то сзади.
Генри приглушил голос:
– И никто вас не знает.
Аллегра и плюшевый продолжали утешать друг друга. Они поднялись с дивана – и вдруг Аллегра набросилась на приятеля, так и прыгнула, обвила ногами его талию, впилась ртом ему в губы. Оба с размаху врезались в стену, потом провальсировали через всю комнату и стукнулись о противоположную стену. Еще один прыжок – и парочка вылетела в коридор и скрылась за углом.
Вновь зазвучала песня «Возлюби ближнего».
Приятель Джесси, режиссер по имени Фрэнк, выступил вперед и предстал перед зрителями. Что, уже закончилось? Нет, приложив палец к губам, режиссер поманил зрителей за собой. Все поднялись и гуськом потянулись в коридор.
– Классно! – произнесла Джесси, обращаясь к Генри. – Пойдемте! – позвала она Прагера. – Неужели не любопытно, что у них там происходит?
Зрители бродили по квартире, по пути все заглядывали в ванную и хихикали. Наконец, они столпились в дальней спальне. Генри задержался, чтобы не попасть в давку, гадая, куда же подевался Тоби. Вот и его черед пройти мимо ванной.
Перед раковиной торчала высокая, масляного цвета фигура – Тоби, почти голый, если не считать красных трусов-боксеров. Сделав грустные глаза, он неотрывно рассматривал себя в зеркале.
Генри шел последним. Передние зрители, и даже Прагер, изо всех сил вытягивавший шею, уже сосредоточились на сцене в спальне. Генри проскользнул в ванную.
– Привет! – сказал он.
Тоби не оглянулся.
– Пожалуйста, – взмолился он сквозь стиснутые зубы, – не разрушай четвертую стену1.
Это оказалось лучше, чем «Гейети». Он стоял в шаге от Тоби, мог любоваться и любить, без страха и стыда. Соски юноши проступали, словно выпуклые веснушки, по обнаженным плечам побежали мурашки, а как прекрасен вздернутый нос!..
– Ты очень хорош, – заверил его Генри, – очень!
Густые светлые ресницы взметнусь вверх и опустились – Тоби моргнул.
– Тебе нравится наш спектакль?
– О да. Занятно смотреть, как вы с друзьями играете самих себя.
Четвертая стена – условная граница, отделяющая сцену от зала, спектакль от жизни.
Из спальни донесся смех.
– Иди! – попросил Тоби. – Мне еще надо одеться перед выходом.
– Разумеется. До скорого. Мы же увидимся после спектакля, да?
– Конечно. Поедем на вечеринку.
– Отлично! – подавшись вперед, Генри запечатлел поцелуй на обнаженном плече.
Тоби даже не шелохнулся.
61
Получилось, думал Фрэнк. Наконец-то получилось. Точнее – тьфу-тьфу, не сглазить – на этот раз не осрамились.
Из дальнего угла спальни он наблюдал, как Аллегра с Дуайтом подбирают разрозненные предметы нижнего белья, примеряют, меняются, пробуют снова. На этот раз прошло как по нотам. Порноверсия шоу Кэрол Барнетт. Публика ревела от восторга.
Эпизод закончился, Фрэнк выключил свет. Протиснулся сквозь толпу, снова маня всех за собой. Дверь в ванную была закрыта, по доносившимся изнутри звукам можно было угадать, что Тоби переодевается. Аллегра права: имеет смысл показать людям наготу, особенно наготу Тоби. Это нисколько не испортило впечатление от парочки, отдыхающей после соития. Вернувшись на свой пост возле проигрывателя, Фрэнк сменил диск. Музыкальное сопровождение тоже стало лучше, когда его свели к трем номерам: Бинг Кросби, R.E.M. и Моцарт.
Чем проще, тем лучше, твердил он себе и старался не вспоминать, что среди зрителей находится Джесси, а о Генри Льюсе не думал совсем. Пока зрители рассаживались, Фрэнк включил песню R.E.M о жизни в свете рамп. Оборвал песню на середине. Актеры продолжили игру. И все по-прежнему шло хорошо.
Да уж, наверное, существует кривая падения – при первой попытке все получилось настолько плохо, что ребята просто сдались, махнули рукой на свой спектакль – и расслабились. Расслабились до такой степени, что опоздавший гость, кто бы он ни был, оказался к месту – еще одна шутка, и Аллегра профессионально включила ее в действие. Присутствие Генри Льюса подстегнуло актеров, они ожили, заиграли ярче. Сначала Фрэнк боялся, как бы они не перестарались, как бы Тоби не задергался при виде своего дружка – разового партнера – трахающей его звезды – кем уж там приходилась ему британская знаменитость. Но Тоби держался лучше прежнего.
Он приступил к финальному монологу. Сперва фразы логически нанизывались друг на друга, потом слова постепенно начали выходить из-под контроля, вагон оторвался от поезда и с лязгом катился вспять, в бездну.
«Сегодня прослушивание прошло «на ура». И собеседование тоже. У меня все получается. Ты не поверишь, они ждут не дождутся заполучить меня в новую постановку Сондхейма. И «Братья Саломон» тоже. Я слишком разносторонний, вот в чем беда. Чтобы ты выбрала на моем месте? Бизнес или театр? Не так-то просто… Я вхожу, и люди сразу видят: Я не ничтожество! Человек, и какой! Знаешь, почему они сразу догадываются? Потому что я позитивно настроен».
Зрители смеялись, но кое у кого смех застревал в горле. С приглушенным стоном то один, то другой узнавал собственную, привычную ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– О да! – отвечала Аллегра. – Минут пять назад.
Это был Прагер из «Таймс». Он заглянул в комнату, сощурившись, ничего не различая со света.
– А где же идет спектакль?
Кое-кто захихикал.
– Здесь, – сказала Аллегра. – Вы уже в нем.
Публика разразилась громким смехом, и Генри – заодно с остальными. Старейший театральный прием, метафизическая шутка, когда искусство смешивается с реальностью. Никогда не приедается.
– Извините, Бога ради! – Прагер отскочил подальше от двери. – Ушел-ушел.
– Да нет же, – удержала его Аллегра, – заходите. – Жестом она пригласила критика пройти, и тот автоматически повиновался. Аллегра закрыла дверь.
Прагер растерянно огляделся, подыскивая место. Увидел освещенный диван, ринулся туда и пристроился рядом с актером.
Публика вновь покатилась со смеху.
– Т-сс, т-сс, – зашипела Джесси, вставая и призывно похлопывая по своему стулу.
Плюшевый мишка указал на нее Прагеру. Прагер вскочил, пробежал несколько шагов и вцепился в стул. Джесси пристроилась рядом на полу.
– Ты говорил насчет проблем с деньгами, – напомнила Аллегра, возвращаясь к прерванному разговору. – Лучше уж денежные трудности, чем несчастная любовь. Вот от чего повеситься можно. – На минуту актеры забыли об игре, но она не разрушилась, сохранилась в неприкосновенности, словно дедовская шляпа.
Прагер застыл возле Генри, смущенный, сбитый с толку. Слышно было, как он отдувается.
– Рад, что вы присоединились к нам, – шепнул ему Генри.
– Я думал, это нормальный театр, – пробурчал в ответ Прагер. – Хотел зайти и воспользоваться телефоном. Как неловко!
– Это было весело, – попытался ободрить его Генри. – Здесь все – друзья.
– Шш! – одернул их кто-то сзади.
Генри приглушил голос:
– И никто вас не знает.
Аллегра и плюшевый продолжали утешать друг друга. Они поднялись с дивана – и вдруг Аллегра набросилась на приятеля, так и прыгнула, обвила ногами его талию, впилась ртом ему в губы. Оба с размаху врезались в стену, потом провальсировали через всю комнату и стукнулись о противоположную стену. Еще один прыжок – и парочка вылетела в коридор и скрылась за углом.
Вновь зазвучала песня «Возлюби ближнего».
Приятель Джесси, режиссер по имени Фрэнк, выступил вперед и предстал перед зрителями. Что, уже закончилось? Нет, приложив палец к губам, режиссер поманил зрителей за собой. Все поднялись и гуськом потянулись в коридор.
– Классно! – произнесла Джесси, обращаясь к Генри. – Пойдемте! – позвала она Прагера. – Неужели не любопытно, что у них там происходит?
Зрители бродили по квартире, по пути все заглядывали в ванную и хихикали. Наконец, они столпились в дальней спальне. Генри задержался, чтобы не попасть в давку, гадая, куда же подевался Тоби. Вот и его черед пройти мимо ванной.
Перед раковиной торчала высокая, масляного цвета фигура – Тоби, почти голый, если не считать красных трусов-боксеров. Сделав грустные глаза, он неотрывно рассматривал себя в зеркале.
Генри шел последним. Передние зрители, и даже Прагер, изо всех сил вытягивавший шею, уже сосредоточились на сцене в спальне. Генри проскользнул в ванную.
– Привет! – сказал он.
Тоби не оглянулся.
– Пожалуйста, – взмолился он сквозь стиснутые зубы, – не разрушай четвертую стену1.
Это оказалось лучше, чем «Гейети». Он стоял в шаге от Тоби, мог любоваться и любить, без страха и стыда. Соски юноши проступали, словно выпуклые веснушки, по обнаженным плечам побежали мурашки, а как прекрасен вздернутый нос!..
– Ты очень хорош, – заверил его Генри, – очень!
Густые светлые ресницы взметнусь вверх и опустились – Тоби моргнул.
– Тебе нравится наш спектакль?
– О да. Занятно смотреть, как вы с друзьями играете самих себя.
Четвертая стена – условная граница, отделяющая сцену от зала, спектакль от жизни.
Из спальни донесся смех.
– Иди! – попросил Тоби. – Мне еще надо одеться перед выходом.
– Разумеется. До скорого. Мы же увидимся после спектакля, да?
– Конечно. Поедем на вечеринку.
– Отлично! – подавшись вперед, Генри запечатлел поцелуй на обнаженном плече.
Тоби даже не шелохнулся.
61
Получилось, думал Фрэнк. Наконец-то получилось. Точнее – тьфу-тьфу, не сглазить – на этот раз не осрамились.
Из дальнего угла спальни он наблюдал, как Аллегра с Дуайтом подбирают разрозненные предметы нижнего белья, примеряют, меняются, пробуют снова. На этот раз прошло как по нотам. Порноверсия шоу Кэрол Барнетт. Публика ревела от восторга.
Эпизод закончился, Фрэнк выключил свет. Протиснулся сквозь толпу, снова маня всех за собой. Дверь в ванную была закрыта, по доносившимся изнутри звукам можно было угадать, что Тоби переодевается. Аллегра права: имеет смысл показать людям наготу, особенно наготу Тоби. Это нисколько не испортило впечатление от парочки, отдыхающей после соития. Вернувшись на свой пост возле проигрывателя, Фрэнк сменил диск. Музыкальное сопровождение тоже стало лучше, когда его свели к трем номерам: Бинг Кросби, R.E.M. и Моцарт.
Чем проще, тем лучше, твердил он себе и старался не вспоминать, что среди зрителей находится Джесси, а о Генри Льюсе не думал совсем. Пока зрители рассаживались, Фрэнк включил песню R.E.M о жизни в свете рамп. Оборвал песню на середине. Актеры продолжили игру. И все по-прежнему шло хорошо.
Да уж, наверное, существует кривая падения – при первой попытке все получилось настолько плохо, что ребята просто сдались, махнули рукой на свой спектакль – и расслабились. Расслабились до такой степени, что опоздавший гость, кто бы он ни был, оказался к месту – еще одна шутка, и Аллегра профессионально включила ее в действие. Присутствие Генри Льюса подстегнуло актеров, они ожили, заиграли ярче. Сначала Фрэнк боялся, как бы они не перестарались, как бы Тоби не задергался при виде своего дружка – разового партнера – трахающей его звезды – кем уж там приходилась ему британская знаменитость. Но Тоби держался лучше прежнего.
Он приступил к финальному монологу. Сперва фразы логически нанизывались друг на друга, потом слова постепенно начали выходить из-под контроля, вагон оторвался от поезда и с лязгом катился вспять, в бездну.
«Сегодня прослушивание прошло «на ура». И собеседование тоже. У меня все получается. Ты не поверишь, они ждут не дождутся заполучить меня в новую постановку Сондхейма. И «Братья Саломон» тоже. Я слишком разносторонний, вот в чем беда. Чтобы ты выбрала на моем месте? Бизнес или театр? Не так-то просто… Я вхожу, и люди сразу видят: Я не ничтожество! Человек, и какой! Знаешь, почему они сразу догадываются? Потому что я позитивно настроен».
Зрители смеялись, но кое у кого смех застревал в горле. С приглушенным стоном то один, то другой узнавал собственную, привычную ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90