Я все это очень ценю. В большинстве случаев меня такие вещи приятно поражают.
– Вот как!
– Н-да, значит, так.
– Итак, ее звали Лиза.
– Да. Собственно говоря, Елизавета, но Лиза – так ей казалось привлекательнее. Впрочем, это ей лучше подходило. Хотя мы обращались друг к другу по имени, при общении говорили «вы». Так мне больше всего нравится. Но потом вдруг я чуть не потерял рассудок.
– Как это?
– Знаете, есть такая карикатура, когда у пьяного все двоится. Наверное, я выпил две кружки, потому что передо мной предстали целых две Лизы.
– То есть как?
– Вторая Лиза заняла место рядом с Лизой номер один. Она заинтересованно оглядела меня. Я знаю этого господина? – спросила Лиза номер два. В ответ Лиза номер один проговорила: сейчас ты с ним познакомишься, на это потребуется всего несколько секунд.
– Боже мой, что это с вами приключилось?
– Со мной ничего. Двойняшки.
– Ой!
– Как мило звучит ваше «ой»!
– Совсем не «мило». Действительно, нет.
– Как вам угодно. В любом случае я оказался за столиком с двойняшками. Они были отчаянно похожи друг на друга, не сравнить с сиамскими близнецами, которых разделяют и на лицах которых жизнь рассказывает неодинаковые истории, вследствие чего в итоге остается лишь отдаленное сходство. Нет, эти женщины отличались абсолютным сходством, поскольку всю свою жизнь провели рядом друг с другом. Ни мужей, ни детей, только эта связь. И разумеется, они продолжали ходить в одинаково скроенной однотонной одежде, как первоклассницы.
– С ума сойти.
– Знаете, это так странно. Быть близнецами в зрелом возрасте даже как-то неуместно. Невольно складывается впечатление, что каприз природы, разделившей оплодотворенное яицо на две части, присущ исключительно детям, с возрастом же воспринимается как нечто пошлое и нелепое. Каждая в отдельности Лиза и Эльза казались вполне достойными дамами. Культурные, со вкусом одетые, неброские украшения. А вот на пару – просто цирковой номер.
– А ваше к ним отношение?
– Лиза и я уже обменялись визитными карточками. Я всегда заказываю себе изысканные карточки, утонченные и благородные по исполнению. На них обозначены только мое имя и номер мобильного телефона. Вам дать такую карточку?
– Нет, благодарю.
– Я подождал ради приличия несколько минут, потом встал и сказал: созвонимся. И бросил взгляд на Лизу. При этом у меня было дурацкое ощущение, что мои мысли в равной мере были обращены и к Эльзе.
– Это просто трусость – таким образом обращаться в бегство.
– Я никогда не считал себя героем.
– Я все же возьму карточку. Трудно все предвидеть.
– Именно. Никогда не угадать, где упадешь.
– Лиза и Эльза – приятное созвучие. Правда, немного напоминает действо на оперных подмостках…
– На следующий день обе пришли на концерт; устроившись в первом ряду партера, стали мне оттуда улыбаться. Я ответил улыбкой на улыбку. Подумал: черт возьми, вот появилась было действительно подходящая претендентка, и на тебе! Двойную пачку визиток я не заказывал, нет. Поэтому огромное спасибо, премного благодарен. Нет, я не приму их и по цене одной пачки, нет. Очень любезно с вашей стороны, но я, право, не знаю, куда это девать, этого более чем достаточно. У меня тут повсюду расставлена мебель, но у меня, видите, нет ни чулана, ни кладовой… Вот теперь я вас действительно рассмешил.
– Да. О да.
– Жаль, что я лишен возможности наблюдать за тем, как вы смеетесь.
– Жаль и еще раз жаль.
– Думаю, мне вас будет не хватать, когда все здесь закончится.
– А я так не думаю.
– Как вы думаете, сколько мне дадут лет?
– Это зависит от моей экспертной оценки. Но наверняка срок будет немалый. Не забывайте, приговор гласит: убийство.
– Если я снова выйду на свободу, наверное, буду уже слишком старым, чтобы заниматься практикой.
– Весьма вероятно. И между прочим, абсолютно в соответствии с правосудием.
– В тюрьме есть рояль?
– Это будет зависеть от того, куда вас поместят.
– Если не будет рояля, я наложу на себя руки.
– Не говорите такое. Даже в шутку.
– Это не шутка.
– Поставим на этом точку.
– Жаль.
– Передайте привет Шуману.
Если мне суждено увидеться с ним вновь, этот миг приумножится, появятся новые образы и мгновения, в которых растворится действительность. Но я не увижу его. Я буду свидетелем того, как он мне велел поднять руки безо всякого повода, просто так. Несмотря на осень, на мне было летнее платье, без рукавов. Я стояла перед ним в этом платье, а он велел мне поднять руки: просто так, ради меня самой… Я колебалась лишь какое-то мгновение, после чего поднят руки, скрестила их на затылке. Он пристально разглядывал меня, мои подмышки, а я ощущала свою беззащитность. Я еще никогда не чувствовала себя такой голой. В большей степени, чем при любом прикосновении, я ощущала над собой его власть. Это ощущение пронзало меня, и он это понимал. Я только не знала, кого из нас это возбуждало больше. Так всю жизнь я и стою перед ним с ощущением его власти надо мною.
– На улице светит солнце. Сейчас тепло?
– Да, тепло.
– Но ведь на дворе осень. А вы без чулок.
– Все-то вы видите.
– Это профессиональное. Довольно рискованно разгуливать вот так осенью без чулок. О чем сегодня поговорим?
– Одно время вы жили в курортном городке, где познакомились с Лизой и Эльзой. Как складывалась ваша работа?
– Другие музыканты были как профессионалы ниже среднего уровня. Во всех отношениях. Никто из них мне и в подметки не годился. Знаете, меня сравнивали с Кэри Грантом. В профессиональном отношении все они были так себе. Кстати, настроение курортникам и посетителям баров поднимают венгры, русские. И еще несколько поляков и румын. Просто у них претензии поменьше. Музыкант-немец не опустился бы до этого уровня, если бы в отличие от меня у него было на что жить. Публика покупает их восточную душу, фактически же все дело в договоре, который действует только потому, что эти бедолаги сразу пересчитывают заработанное на рубли и злотые, представляя себе, каково приходится их женам где-нибудь во Владивостоке или Лодзи. Или вот возьмите костюмы. Благодаря моим… связям я всегда ношу самые модные смокинги. Причем сшитые из лучших материалов. Предпочитаю крой, который подчеркивает, а не обтягивает тело. Тогда не было даже репетиции. Перед первым выступлением мы просто пробежали список заявок: «Мой забавный Валентин» в ля-минор, «Вот из чего воспоминанья» в соль-мажор и т. д. Разговоров было немного. При оконченном классическом образовании они все презирали свою холуйскую музыку. Я был исключением. Правда, есть вещи, которые выношу с трудом, и тем не менее я все еще наслаждаюсь привкусом тех звуков, которые были под строгим запретом в родительском доме.
– Кем был ваш отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Вот как!
– Н-да, значит, так.
– Итак, ее звали Лиза.
– Да. Собственно говоря, Елизавета, но Лиза – так ей казалось привлекательнее. Впрочем, это ей лучше подходило. Хотя мы обращались друг к другу по имени, при общении говорили «вы». Так мне больше всего нравится. Но потом вдруг я чуть не потерял рассудок.
– Как это?
– Знаете, есть такая карикатура, когда у пьяного все двоится. Наверное, я выпил две кружки, потому что передо мной предстали целых две Лизы.
– То есть как?
– Вторая Лиза заняла место рядом с Лизой номер один. Она заинтересованно оглядела меня. Я знаю этого господина? – спросила Лиза номер два. В ответ Лиза номер один проговорила: сейчас ты с ним познакомишься, на это потребуется всего несколько секунд.
– Боже мой, что это с вами приключилось?
– Со мной ничего. Двойняшки.
– Ой!
– Как мило звучит ваше «ой»!
– Совсем не «мило». Действительно, нет.
– Как вам угодно. В любом случае я оказался за столиком с двойняшками. Они были отчаянно похожи друг на друга, не сравнить с сиамскими близнецами, которых разделяют и на лицах которых жизнь рассказывает неодинаковые истории, вследствие чего в итоге остается лишь отдаленное сходство. Нет, эти женщины отличались абсолютным сходством, поскольку всю свою жизнь провели рядом друг с другом. Ни мужей, ни детей, только эта связь. И разумеется, они продолжали ходить в одинаково скроенной однотонной одежде, как первоклассницы.
– С ума сойти.
– Знаете, это так странно. Быть близнецами в зрелом возрасте даже как-то неуместно. Невольно складывается впечатление, что каприз природы, разделившей оплодотворенное яицо на две части, присущ исключительно детям, с возрастом же воспринимается как нечто пошлое и нелепое. Каждая в отдельности Лиза и Эльза казались вполне достойными дамами. Культурные, со вкусом одетые, неброские украшения. А вот на пару – просто цирковой номер.
– А ваше к ним отношение?
– Лиза и я уже обменялись визитными карточками. Я всегда заказываю себе изысканные карточки, утонченные и благородные по исполнению. На них обозначены только мое имя и номер мобильного телефона. Вам дать такую карточку?
– Нет, благодарю.
– Я подождал ради приличия несколько минут, потом встал и сказал: созвонимся. И бросил взгляд на Лизу. При этом у меня было дурацкое ощущение, что мои мысли в равной мере были обращены и к Эльзе.
– Это просто трусость – таким образом обращаться в бегство.
– Я никогда не считал себя героем.
– Я все же возьму карточку. Трудно все предвидеть.
– Именно. Никогда не угадать, где упадешь.
– Лиза и Эльза – приятное созвучие. Правда, немного напоминает действо на оперных подмостках…
– На следующий день обе пришли на концерт; устроившись в первом ряду партера, стали мне оттуда улыбаться. Я ответил улыбкой на улыбку. Подумал: черт возьми, вот появилась было действительно подходящая претендентка, и на тебе! Двойную пачку визиток я не заказывал, нет. Поэтому огромное спасибо, премного благодарен. Нет, я не приму их и по цене одной пачки, нет. Очень любезно с вашей стороны, но я, право, не знаю, куда это девать, этого более чем достаточно. У меня тут повсюду расставлена мебель, но у меня, видите, нет ни чулана, ни кладовой… Вот теперь я вас действительно рассмешил.
– Да. О да.
– Жаль, что я лишен возможности наблюдать за тем, как вы смеетесь.
– Жаль и еще раз жаль.
– Думаю, мне вас будет не хватать, когда все здесь закончится.
– А я так не думаю.
– Как вы думаете, сколько мне дадут лет?
– Это зависит от моей экспертной оценки. Но наверняка срок будет немалый. Не забывайте, приговор гласит: убийство.
– Если я снова выйду на свободу, наверное, буду уже слишком старым, чтобы заниматься практикой.
– Весьма вероятно. И между прочим, абсолютно в соответствии с правосудием.
– В тюрьме есть рояль?
– Это будет зависеть от того, куда вас поместят.
– Если не будет рояля, я наложу на себя руки.
– Не говорите такое. Даже в шутку.
– Это не шутка.
– Поставим на этом точку.
– Жаль.
– Передайте привет Шуману.
Если мне суждено увидеться с ним вновь, этот миг приумножится, появятся новые образы и мгновения, в которых растворится действительность. Но я не увижу его. Я буду свидетелем того, как он мне велел поднять руки безо всякого повода, просто так. Несмотря на осень, на мне было летнее платье, без рукавов. Я стояла перед ним в этом платье, а он велел мне поднять руки: просто так, ради меня самой… Я колебалась лишь какое-то мгновение, после чего поднят руки, скрестила их на затылке. Он пристально разглядывал меня, мои подмышки, а я ощущала свою беззащитность. Я еще никогда не чувствовала себя такой голой. В большей степени, чем при любом прикосновении, я ощущала над собой его власть. Это ощущение пронзало меня, и он это понимал. Я только не знала, кого из нас это возбуждало больше. Так всю жизнь я и стою перед ним с ощущением его власти надо мною.
– На улице светит солнце. Сейчас тепло?
– Да, тепло.
– Но ведь на дворе осень. А вы без чулок.
– Все-то вы видите.
– Это профессиональное. Довольно рискованно разгуливать вот так осенью без чулок. О чем сегодня поговорим?
– Одно время вы жили в курортном городке, где познакомились с Лизой и Эльзой. Как складывалась ваша работа?
– Другие музыканты были как профессионалы ниже среднего уровня. Во всех отношениях. Никто из них мне и в подметки не годился. Знаете, меня сравнивали с Кэри Грантом. В профессиональном отношении все они были так себе. Кстати, настроение курортникам и посетителям баров поднимают венгры, русские. И еще несколько поляков и румын. Просто у них претензии поменьше. Музыкант-немец не опустился бы до этого уровня, если бы в отличие от меня у него было на что жить. Публика покупает их восточную душу, фактически же все дело в договоре, который действует только потому, что эти бедолаги сразу пересчитывают заработанное на рубли и злотые, представляя себе, каково приходится их женам где-нибудь во Владивостоке или Лодзи. Или вот возьмите костюмы. Благодаря моим… связям я всегда ношу самые модные смокинги. Причем сшитые из лучших материалов. Предпочитаю крой, который подчеркивает, а не обтягивает тело. Тогда не было даже репетиции. Перед первым выступлением мы просто пробежали список заявок: «Мой забавный Валентин» в ля-минор, «Вот из чего воспоминанья» в соль-мажор и т. д. Разговоров было немного. При оконченном классическом образовании они все презирали свою холуйскую музыку. Я был исключением. Правда, есть вещи, которые выношу с трудом, и тем не менее я все еще наслаждаюсь привкусом тех звуков, которые были под строгим запретом в родительском доме.
– Кем был ваш отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45