В любом случае у меня никогда не было красивого нижнего белья. Я направилась в маленький магазин, где торговали вещами, о которых я даже никогда не слышала. Осторожности ради я отводила взгляд от ценников. У меня еще был кредит. И на всю, буквально на всю сумму я накупила нижнего белья, такого дивного и изумительного, отделанного кружевами, в котором впервые в жизни я действительно почувствовала себя женщиной. В тот же день я устроила себе тест. Адвокат, у которого я работала, каждый вечер около семи часов отправлялся в один бар. Я часто туда ему звонила, если вдруг являлся какой-нибудь клиент по неотложному делу. Это был бар в богатом отеле. Консьерж в ливрее открыл мне стеклянную дверь. Вначале на своих высоких каблуках я неуверенно ступала по мягким коврам, потом прошаркала по белому мрамору, прежде чем переступить порог бара. Мой шеф был там, беседовал с коллегой. Я присела за соседний столик. Пианист играл в полутемном баре, но сердце у меня сильно билось. Я заказала бокал шампанского и выпила все, правда, мелкими глотками. Между тем мой шеф два или три раза обвел меня заинтересованным взглядом, так и не узнав во мне свою помощницу. Пианист продолжал играть, я же только улыбалась, нисколько не сомневаясь: мне удалось поймать ритм, уловить душу музыки. На следующее утро я позвонила в канцелярию и сообщила, что мое выздоровление затягивается. Шеф был в отчаянии. Его интересовало только одно: когда я снова выйду на работу. Я ответила, что приступаю к лечению немедленно. Сердечная слабость – дело серьезное, заметил он. – Вы сталкиваетесь с проблемами сердца как женщина. Можно подумать, это привилегия мужчин. Сердечно благодарна за ваше сочувствие, проговорила я и повесила трубку.
– Аплодисменты, аплодисменты.
– О, благодарю.
– Вы действительно последняя…
– Вы изменили мою жизнь.
– Мои поздравления. Значит, вы выжали максимум возможного из своего типа внешности. Серая мышка превратилась в маленькую крысу. Неплохо.
– Давайте все спокойно обсудим.
– Спокойно? Я мог бы вас погубить. Мне нечего больше терять.
– Вы этого не сделаете. Поскольку вы этого не хотите да и не можете. Я не жертва. Это действительно так. И вы всего-навсего режиссер, интриган, строящий козни, ангел тьмы. Убийство, совершенное в состоянии аффекта, – нет, это не про вас.
– Чего вы добиваетесь?
– Нового завещания.
– Моего завещания?
– Именно.
– Вы что, желаете со мной покончить?
– О нет, милейший. На это я не способна. Вы составите завещание, согласно которому я становлюсь единственной наследницей. Такое, знаете ли, маленькое симпатичное завещание, разумеется, профессионально проработанное. Потом вы исчезнете из виду, а я инсценирую вашу смерть. Без вашего участия. Автомобиль полностью выгорит, останутся лишь несколько вещей, ранее вам принадлежавших, – ваши часы и золотое портмоне. А при последующем вскрытии завещания присутствовать буду только я одна, растерянная, удрученная горем, хоть и смирившаяся, но все еще переживающая то, что была взята в заложницы… Дрожащими руками я подпишу все документы, чтобы когда-нибудь начать новую жизнь.
– Вы сущий дьявол.
– Добро пожаловать в наш клуб.
– Телефон звонит.
– Это, наверное, Кокин. Чего вы ждете? Снимите же трубку.
– Если Кокин, если она действительно намерена расправиться со мной, это была бы, по сути дела, последняя точка в вашем плане, не так ли?
– Я восхищена вашей проницательностью.
– Боже праведный.
– Тогда вперед, снимите трубку.
– Нет, я в ванной.
– Надеюсь, это вы не всерьез.
– У меня есть шанс?
– Чего бояться? Телефон продолжает звонить. Она жаждет пообщаться с вами. Просто возьмите трубку в ваши изящные ручки.
Я помню, как вы держите свою головку, как пьете чаи маленькими глотками, – нет, они не смогут лишить меня этого. Ваша лучистая улыбка, то, как вы поете, импровизируя, как проникаете в мои сны, – нет, они не способны отнять это у меня. Мы никогда не сможем встретиться опять на ухабистой дороге любви. И тем не менее я всегда, всегда буду помнить о том, как вы держали в руках нож, как мы танцевали до трех утра, о том, как вы изменили мою жизнь; нет, нет, им не дано лишить меня этой памяти! Нет! Они не смогут лишить меня этого.
– Как жаль. Вы чуточку опоздали. Самую малость. Бедная Кокин. Она наверняка вся истерзалась в думах о вас.
– Я вас ненавижу.
– Гопля! Как-никак я ваша коллега.
– Я вам доверял.
– Вы доверяли мне кое-что. Не более.
– Что же еще вы хотите знать?
– Все.
– А зачем?
– Мне кажется, я одержима болезненной страстью к этому. Правда, иногда мне трудно понять, к чему меня тянет сильнее – к вам или к вашим историям.
– А если все они уже рассказаны?
– Придумайте что-нибудь новое.
– По-вашему, все так просто?
– Вот именно.
– Я исчерпал себя.
– Далеко не так, как вы думаете. Взять хотя бы историю с Хризантемой.
– Ради Бога, оставьте в покое Хризантему.
– Она, очевидно, нас покинула. Столь же очевидно, что не совсем добровольно.
– Ваше любопытство вызывает у меня отвращение.
– Надо радоваться, что еще кто-то проявляет к вам такой живой интерес.
– Ко мне? Может, к моим историям? Вы проглатываете их, как шоколад с начинкой. Смотрите, можно ведь и объесться!
– Ради вас я многое поставила на кон. Уже забыли? Вы вполне могли бы оказаться сейчас в тюремной камере.
– И почему все так? Вы ведь требовали денег и больше ничего.
– Верно. Точно так же, как и вы.
– Я артист, поэтому отношусь к своей профессии серьезно. Я вовсе не отпетый мошенник. Дамам я дарил только счастье.
– Сожалею, что принесла вам так мало радости. Дело в том, что я пока только учусь.
– Ладно уж, фрау доктор.
– Ну давайте, рассказывайте.
– Я вам больше не доверяю.
– Именно сейчас вы должны были бы мне доверять. Ведь как раз сейчас вы все узнали обо мне.
– Я в этом не уверен.
– Благодаря моей заботе вы неплохо устроились.
– В этом весь ужас.
– Вы любите Кокин, я знаю, а во мне вы нуждаетесь. Хотя бы как в собеседнице.
– А как насчет тайны исповеди, мой друг?
– Вы имеете в виду Хризантему?
– Все это так далеко…
– Однако прошло не так уж много времени.
– Немного, значит. А документы? Иногда вы невыносимы.
– На этот комплимент могу ответить тем же.
– Вы знаете шлягер «Очарование»?
– Нет.
– «В моей душе очарование, тревога и смущенье».
– Мне больше нравится хит «Ты обними меня, не будь таким ребенком шаловливым. Уж лучше к мамочке в объятья устремись».
– Угомонитесь, пожалуйста. Женщины – они были в восторге от моего тела, моего идеального тренированного тела. В детстве я страдал полнотой. Это всем бросалось в глаза. Я умолял свою маму покупать мне большие фуфайки. Но тогда такие еще не носили. Я имею в виду широченные свитера и раздувавшиеся брюки, в которых сегодня ходят дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45