Ну плюс-минус пять минут, все равно без вертолета ему в «Олимпию» не успеть. Но как говорит Грязнов, ментов много, вертолетов тоже много, но гораздо меньше, чем ментов, которых, кстати, много, как и вертолетов, хотя последних-то не в пример меньше, чем ментов, которых, кстати…
Утром Турецкого в очередной раз вызвал Меркулов и торжественно вручил переданные из МИДа бумаги – обзор вчерашних сообщений немецкой прессы по делу Штайна.
– Изучай! Я бегло просмотрел… Немцы подняли страшный шум, значительно больший, чем можно было предполагать. Дрянное дело нам досталось. Очень дрянное.
– Спасибо, хоть перевести удосужились. – Турецкий угрюмо поглядел на кипу печатных листов.
– Извини, совсем нет времени. Если что понадобится – сразу звони.
Добравшись до родного кабинета, он с минуту тасовал пачку, оттягивая неприятный момент, и в итоге позвонил Сикорскому:
– Я изучил… Очень бегло… В общем, составь резюме на страничку-полторы. Чем скорее, тем лучше. Немцы такой хай подняли, гораздо больший, чем можно было предполагать. Так что дрянное дело нам досталось. Очень дрянное. Извини, совсем нет времени. Если что – сразу звони.
Сикорскому потребовалось не более получаса.
"…Все, буквально все взахлеб расписывают достоинства невинно убитого гр. Штайна. Представитель фонда помощи эмигрантам воздавал должное его щедрости и обвинял в убийстве проклятых наци и их длинные мерзкие щупальца, опутывающие весь мир. Но им это с рук не сойдет. Ни они сами, ни их сторонники в России не смогут замять подлого убийства – прогрессивная общественность во главе с ним не позволит.
Неонацисты тоже весьма тепло отзываются о покойном: истинный ариец, не жалел средств для возрождения германского духа. Русские свиньи и поганые евреи дорого заплатят за его кровь…"
«Русские свиньи и поганые евреи»! «Дорого заплатят»! Он что, издевается?! Намекает: хватит, мол, господин «важняк», свою работенку на меня сваливать? Или у него эпистолярный зуд? Еще одна, растудыть ее, загадочная русская душа.
Турецкий старательно просмотрел бумаги, но ничего существенного не нашел. Ну не бедствовал человек, даже более чем. Ну имел знакомых тысяч десять человек. Ну знал, куда деньги вложить. Ну хорошо, в России бардак, стреляют каждый день. Они мне будут рассказывать… Да если у него десять тысяч знакомых и все они будут судачить?… А представим себе, что хотя бы два десятка из них тележурналисты? Да пошли они все!…
Через пару часов Турецкий явно повеселел. И хотя особых причин для радости у него лично не наблюдалось, «важняком» овладело чувство корпоративности. Он еще раз бегло просмотрел лежащий перед ним документ экспертизы. И за что, спрашивается, Славке такое счастье привалило?
«…Четкие отпечатки указательного и среднего и фрагментарный оттиск большого пальца правой руки, обнаруженные на зажигалке Ronson, принадлежат Рыбаку А. И., осужденному по статье…»
«Рыбак А. И. приговорен Кунцевским райсудом г. Москвы по… статье УК РФ к двадцати годам лишения свободы, при этапировании в Воскресенскую колонию строгого режима сбежал из-под стражи, объявлен во всероссийский розыск».
Турецкий взялся за телефон:
– Слава, как клев?
Грязнов моментально ощетинился, ожидая очередной подначки по поводу неуловимого Рыбака.
– Так поймал или нет?
– Да я его, блин, когда поймаю…
– Ну я так и думал. Давай к нам, тут кое-какие фактики имеются. Да, и не забудь прихватить.
Зная, что посиделки с Грязновым хоть и привносят массу ясности и стройности в туманное и хаотическое нагромождение фактов и версий, но довольно часто, если не сказать регулярно, заканчиваются полной недееспособностью заседающих, Турецкий вызвал Артура. Чтобы ни одно озарение не осталось втуне, ни одна светлая мысль не была забыта.
А Ангелину, пожалуй, придется отпускать. Подписку о невыезде с нее, конечно, взять нужно, но, похоже, это след в никуда: разве что она Рыбака по фигуре опознает?!
Грязнов не заставил себя долго ждать. Театральным жестом извлек из-под полы пол-литровочку коньяку и плюхнулся за стол, обращаясь в слух.
– Пальчики твоего драгоценного Рыбака обнаружились на зажигалке, оставленной в номере гостиницы «Олимпия».
– И что он там делал? – классически-скептически хмыкнул Грязнов.
– Слава, если все твои хмыканья в моем кабинете собрать в кучу, записать на магнитофон и наложить одно на другое, то это будет похлеще, чем гудок на заводе Лихачева.
– Это все, что ли? Сочинил насчет отпечатков?
– Черта с два. Ты спрашиваешь, что Рыбак делал в «Олимпии»? Отвечаю. Предположительно убивал немецкого дипломата. Предположительно потому что там еще десятки других пальчиков, и только рыбаковские пока удалось идентифицировать. Вот я и хотел спросить, не попадалась ли тебе фамилия «Штайн» в деле или в процессе твоей вечной погони. Чтобы как-то определиться с мотивом: за что он его так?
Расставляя стаканы и нарезая прозрачными ломтиками лимон, Турецкий кратко изложил приятелю суть имевшего место преступления. Налили по первой, выпили в молчании, пожевали лимончик, посмотрели друг на друга со значением. Теперь можно и мозгами пораскинуть.
– А ты почему не пьешь? – вдруг спохватился Грязнов, глядя на Артура, сепаратно потреблявшего пепси-колу.
– У меня на коньяк аллергия.
– Ты ему веришь? – воззвал возмущенный Слава к боевому товарищу.
Турецкий неопределенно хмыкнул. Если Сикорский и продолжал его удивлять, то, во всяком случае, «важняк» предпочитал это не демонстрировать. Дабы не терять лицо.
– А я не верю.
– Брось, юноша у нас ригорист…
– Чего-чего?
– Человек, всегда следующий правилам, одно из которых гласит: врать некрасиво, тем более старшим товарищам.
– Ладно, ригорист, а пожевать у нас что-нибудь есть, а то замотался я сегодня, даже пообедать не успел.
– Только фрукты.
– Тащи.
Артур убежал к себе, а Грязнов, не теряя времени, отхлебнул половину его газировки и, щедро долив в стакан коньяка, подмигнул Турецкому:
– Позер он, твой стажер, и трепло, не может быть у нормального мужика аллергии на алкоголь. Сейчас мы его выведем на чистый коньяк.
Появились фрукты, взяли по яблочку, налили по второй. Ничего не подозревающий Артур отпил грязновского коктейля и, закашлявшись, обиженно уставился на шефа:
– За что?
– А я что? Это все он, – немедленно перевел стрелки Турецкий.
Грязнов обнял Артура за плечи:
– Слушай, я тебя уважаю, он тебя уважает, а ты нам тут лепишь о какой-то аллергии.
– Я не леплю, я лечусь, вернее, лечился.
– Слава, отстань от человека, ты мне лучше про Штайна вспомни.
– Да не знаю я никакого Штайна, не было его в деле, там вообще ни одной иностранной фамилии не было.
– Но ты же этого Рыбака изучал, что у него могло быть общего со Штайном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Утром Турецкого в очередной раз вызвал Меркулов и торжественно вручил переданные из МИДа бумаги – обзор вчерашних сообщений немецкой прессы по делу Штайна.
– Изучай! Я бегло просмотрел… Немцы подняли страшный шум, значительно больший, чем можно было предполагать. Дрянное дело нам досталось. Очень дрянное.
– Спасибо, хоть перевести удосужились. – Турецкий угрюмо поглядел на кипу печатных листов.
– Извини, совсем нет времени. Если что понадобится – сразу звони.
Добравшись до родного кабинета, он с минуту тасовал пачку, оттягивая неприятный момент, и в итоге позвонил Сикорскому:
– Я изучил… Очень бегло… В общем, составь резюме на страничку-полторы. Чем скорее, тем лучше. Немцы такой хай подняли, гораздо больший, чем можно было предполагать. Так что дрянное дело нам досталось. Очень дрянное. Извини, совсем нет времени. Если что – сразу звони.
Сикорскому потребовалось не более получаса.
"…Все, буквально все взахлеб расписывают достоинства невинно убитого гр. Штайна. Представитель фонда помощи эмигрантам воздавал должное его щедрости и обвинял в убийстве проклятых наци и их длинные мерзкие щупальца, опутывающие весь мир. Но им это с рук не сойдет. Ни они сами, ни их сторонники в России не смогут замять подлого убийства – прогрессивная общественность во главе с ним не позволит.
Неонацисты тоже весьма тепло отзываются о покойном: истинный ариец, не жалел средств для возрождения германского духа. Русские свиньи и поганые евреи дорого заплатят за его кровь…"
«Русские свиньи и поганые евреи»! «Дорого заплатят»! Он что, издевается?! Намекает: хватит, мол, господин «важняк», свою работенку на меня сваливать? Или у него эпистолярный зуд? Еще одна, растудыть ее, загадочная русская душа.
Турецкий старательно просмотрел бумаги, но ничего существенного не нашел. Ну не бедствовал человек, даже более чем. Ну имел знакомых тысяч десять человек. Ну знал, куда деньги вложить. Ну хорошо, в России бардак, стреляют каждый день. Они мне будут рассказывать… Да если у него десять тысяч знакомых и все они будут судачить?… А представим себе, что хотя бы два десятка из них тележурналисты? Да пошли они все!…
Через пару часов Турецкий явно повеселел. И хотя особых причин для радости у него лично не наблюдалось, «важняком» овладело чувство корпоративности. Он еще раз бегло просмотрел лежащий перед ним документ экспертизы. И за что, спрашивается, Славке такое счастье привалило?
«…Четкие отпечатки указательного и среднего и фрагментарный оттиск большого пальца правой руки, обнаруженные на зажигалке Ronson, принадлежат Рыбаку А. И., осужденному по статье…»
«Рыбак А. И. приговорен Кунцевским райсудом г. Москвы по… статье УК РФ к двадцати годам лишения свободы, при этапировании в Воскресенскую колонию строгого режима сбежал из-под стражи, объявлен во всероссийский розыск».
Турецкий взялся за телефон:
– Слава, как клев?
Грязнов моментально ощетинился, ожидая очередной подначки по поводу неуловимого Рыбака.
– Так поймал или нет?
– Да я его, блин, когда поймаю…
– Ну я так и думал. Давай к нам, тут кое-какие фактики имеются. Да, и не забудь прихватить.
Зная, что посиделки с Грязновым хоть и привносят массу ясности и стройности в туманное и хаотическое нагромождение фактов и версий, но довольно часто, если не сказать регулярно, заканчиваются полной недееспособностью заседающих, Турецкий вызвал Артура. Чтобы ни одно озарение не осталось втуне, ни одна светлая мысль не была забыта.
А Ангелину, пожалуй, придется отпускать. Подписку о невыезде с нее, конечно, взять нужно, но, похоже, это след в никуда: разве что она Рыбака по фигуре опознает?!
Грязнов не заставил себя долго ждать. Театральным жестом извлек из-под полы пол-литровочку коньяку и плюхнулся за стол, обращаясь в слух.
– Пальчики твоего драгоценного Рыбака обнаружились на зажигалке, оставленной в номере гостиницы «Олимпия».
– И что он там делал? – классически-скептически хмыкнул Грязнов.
– Слава, если все твои хмыканья в моем кабинете собрать в кучу, записать на магнитофон и наложить одно на другое, то это будет похлеще, чем гудок на заводе Лихачева.
– Это все, что ли? Сочинил насчет отпечатков?
– Черта с два. Ты спрашиваешь, что Рыбак делал в «Олимпии»? Отвечаю. Предположительно убивал немецкого дипломата. Предположительно потому что там еще десятки других пальчиков, и только рыбаковские пока удалось идентифицировать. Вот я и хотел спросить, не попадалась ли тебе фамилия «Штайн» в деле или в процессе твоей вечной погони. Чтобы как-то определиться с мотивом: за что он его так?
Расставляя стаканы и нарезая прозрачными ломтиками лимон, Турецкий кратко изложил приятелю суть имевшего место преступления. Налили по первой, выпили в молчании, пожевали лимончик, посмотрели друг на друга со значением. Теперь можно и мозгами пораскинуть.
– А ты почему не пьешь? – вдруг спохватился Грязнов, глядя на Артура, сепаратно потреблявшего пепси-колу.
– У меня на коньяк аллергия.
– Ты ему веришь? – воззвал возмущенный Слава к боевому товарищу.
Турецкий неопределенно хмыкнул. Если Сикорский и продолжал его удивлять, то, во всяком случае, «важняк» предпочитал это не демонстрировать. Дабы не терять лицо.
– А я не верю.
– Брось, юноша у нас ригорист…
– Чего-чего?
– Человек, всегда следующий правилам, одно из которых гласит: врать некрасиво, тем более старшим товарищам.
– Ладно, ригорист, а пожевать у нас что-нибудь есть, а то замотался я сегодня, даже пообедать не успел.
– Только фрукты.
– Тащи.
Артур убежал к себе, а Грязнов, не теряя времени, отхлебнул половину его газировки и, щедро долив в стакан коньяка, подмигнул Турецкому:
– Позер он, твой стажер, и трепло, не может быть у нормального мужика аллергии на алкоголь. Сейчас мы его выведем на чистый коньяк.
Появились фрукты, взяли по яблочку, налили по второй. Ничего не подозревающий Артур отпил грязновского коктейля и, закашлявшись, обиженно уставился на шефа:
– За что?
– А я что? Это все он, – немедленно перевел стрелки Турецкий.
Грязнов обнял Артура за плечи:
– Слушай, я тебя уважаю, он тебя уважает, а ты нам тут лепишь о какой-то аллергии.
– Я не леплю, я лечусь, вернее, лечился.
– Слава, отстань от человека, ты мне лучше про Штайна вспомни.
– Да не знаю я никакого Штайна, не было его в деле, там вообще ни одной иностранной фамилии не было.
– Но ты же этого Рыбака изучал, что у него могло быть общего со Штайном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95