– Да кто ему займет?! – закричал Бойко в запальчивости во весь голос, но сразу стушевался, даже сгорбился: – Прошу прощения. Кто ему займет? Он всех знакомых достал уже: одолжи пару сотен, одолжи сотню… Жену его уволили где-то год назад, дочь школу заканчивает… И дедушки в Америке у него нет. Откуда, спрашивается, пятьсот баксов?
– Понятно. Но вы, разумеется, молчали: дружба, она ведь всего дороже, – усмехнулся Турецкий вполне понимающе.
– Ну… Я…
– А когда я всех начал повторно расспрашивать про тот рейс и интересоваться знакомством с господином Кирсановым, вы, значит, сразу бросились ему звонить?
– Ну, это же и козе стало понятно! На борту футболисты были… Кирсанов у нас человек не бедный…
– То есть вы сразу все так лихо просчитали? И решили наехать на Президента Республики Коми? Главу целого субъекта Федерации?
– Ну я же вам говорю! Главный инженер. Потом, эта поломка. Потом, пять сотен «зеленых»! Потом, кто такой Кирсанов? Тоже мне, Аль Капоне… Япончик! Наложил бы в штаны и раскошелился.
– Вопрос не для протокола. – Турецкий выключил магнитофон. – У вас у самого порядка тысячи долларов имеется? Очень могут понадобиться в ближайшее время.
– Зач… А… Вас устроит?
– Не мне.
– Понял.
– Ничего ты не понял, балда! На похороны они тебе понадобятся.
Турецкий вызвал конвойного:
– Выведите задержанного и подождите в коридоре.
Сплавив Бойко под надзор Сикорского – излагать на бумаге все, что он только что наговорил, Турецкий помчался к Леонову домой.
При задержании Леонов не проронил ни слова, будто происходящее его не касалось, и занял глухую оборону: «Ничего не знаю, ничего не ведаю».
В принципе позиция его легко объяснима, думал Турецкий, безуспешно засыпая Леонова вопросами. Самого момента авиавредительства никто не видел. Последствия же давно устранены, и факт его злоумышленных действий на сегодня доказать невозможно. Есть только техническое заключение, подписанное тем же главным инженером: «…поломка произошла в результате экстремальных условий эксплуатации». Все! Виноватых нет. Допустим, главный инженер по каким-то загадочным причинам сам раскололся и сдал нам Леонова с потрохами. Невероятно, но допустим. Ну и что из того? Он становится в ту же самую позу и заявляет: «Оговор! Не знаю, не ведаю…» Главный передал ему деньги? Тем более оговор! Какие деньги, кто подтвердит? Подтвердить некому…
Видя, что допрос зашел в тупик, Турецкий решил сыграть ва-банк.
– Достаточно, гражданин Леонов! – прервал он очередную отповедь арестованного. – Мы оба видим, что ваша броня непробиваема. Для следствия, во всяком случае. Я согласен вас освободить под подписку о невыезде. Так или иначе, освобождать вас придется, и достаточно скоро. Более того, могу дать гарантию, что ваше дело до суда не дотянет, сколько бы я ни старался. Догадываетесь почему?
– Потому что потому! – фыркнул Леонов. – Потому что все, что вы мне здесь наговорили, – сплошная туфта. Я вам это десять раз уже повторил. Придумали какую-то хреновину, извините.
– Все? Больше никаких вариантов на ум не приходит? – едко переспросил Турецкий, наваливаясь грудью на стол и пододвигаясь как можно ближе к Леонову.
Тот почувствовал себя настолько уверенно, что даже не испытал естественного желания отпрянуть.
– Все!
– Зря, зря. Думать всегда полезно, а в наше время и в вашем положении… Я бы на вашем месте задался двумя вопросами. Во-первых: почему моей скромной персоной заинтересовалась Генеральная прокуратура? Во-вторых: почему мое дело безнадежно с точки зрения следователя и он вопреки всем канонам прямо об этом заявляет?
Турецкий ожидал проявления признаков активной работы мысли у Леонова на лице, но тот предпочел не менять тактики, доселе приносившей успех, – продолжал разыгрывать оскорбленную невинность.
– Продолжайте, пожалуйста, гражданин следователь. У вас эта хреновина, извините, очень складно получается, – сказал тот вежливо, но с чувством превосходства.
– Объясняю для особо непонятливых. – Турецкий деланно вздохнул. – Я вам предложил задуматься над двумя вопросами. А ответ на них один: единственный и неповторимый свидетель по вашему делу – главный инженер Парфенов, но он, увы, засвидетельствовать уже ничего не может. Загорает в морге, патологоанатом ковыряется у него в кишках…
– И что теперь я? – спросил Леонов, явно не зная, как ему реагировать.
– У вас есть опять-таки два выхода. Если вы человек рисковый – еще раз скажете, что вы, мол, ни сном ни духом, для убедительности. Потом даете подписку о невыезде и можете отправляться домой. Если же вы человек разумный, то, возможно…
– То я должен сам на себя накапать, потому что больше некому? И отправиться в тайгу снег убирать? Зато совесть моя будет чиста? Спасибо большое за эту хреновину, но уж извините!
– За умышленную поломку самолета, по приказу прямого начальника, повлекшую всего-навсего задержку вылета, тайга вам не светит, – с расстановкой, как первокласснику, принялся объяснять Леонову Турецкий. – Максимум, при наихудших раскладах, увольнение по собственному желанию. Даже личное дело вам не испортят.
– Я могу сделать заявление не для протокола?
– Можете. О погоде.
– Да, о погоде… в том месте, где стоял самолет. Не для протокола. И не в кабинете.
Сколько Турецкий ни настаивал, Леонов официальные показания давать отказывался. Пришлось согласиться на «заявление не для протокола», в конце концов – тоже результат, если бы не липа о гибели главного инженера, из него и слова не удалось бы вытянуть.
– Парфенов, ну главный то есть, – сразу же начал Леонов, как только они вышли из кабинета в предбанник, – пообещал тысячу баксов, говорит: рейс, мол, надо задержать. Такая вот хреновина.
– Почему, он не объяснял?
– Нет.
Турецкий отвел Леонова в свою традиционную кафешку в нескольких десятках метров от Генпрокуратуры. И когда они усаживались за столик, подумал, что здесь уже давно можно было бы установить персональную прослушку его самого, Турецкого А. Б. Ведь сколько тут важных разговоров велось, это же подумать страшно. Уж, во всяком случае, побольше, чем в самой Генпрокуратуре – наверняка.
– А когда вы узнали, что в самолете футболисты, игроки сборной?
– Гражданин следователь! Я футболом не интересуюсь. Двадцать два остолопа гоняют один мяч…
Турецкий вспомнил свою жену.
– То есть изначально вы об этом не знали.
– Нет, на следующий день все стали болтать, но я же вам говорю, мне этот футбол по барабану.
– Парфенов объяснил вам подробно, что и как вы должны были делать?
– Да.
– Повторите его слова в точности.
Леонов напрягся, как штангист перед рекордным весом, похоже, в общении с коллегами он обходился преимущественно «хреновинами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95