— Положи ладони на бедра, — сказал ей Марленус.
— Животное, — процедила она сквозь зубы, неуклюже кладя руки на бедра. В каждом ее движении ощущалась неестественность и напряженность.
— Повернись, — распорядился Марленус. Она повиновалась.
Я с удовольствием рассматривал все изгибы тела рабыни.
— Она великолепна, — не замедлил я поделиться своими впечатлениями.
— Да, — согласился Марленус. — Но обрати внимание на то, как она стоит.
— Вижу, — сказал я.
Вьерна действительно являла собой интересное зрелище. Голова ее с подчеркнутым высокомерием была откинута назад, плечи расправлены, как у воина на параде, руки сжаты в кулаки, а вес тела перенесен на пятки, что придавало угловатости всей ее фигуре.
Я представил, как стояла бы на месте Вьерны Кара, с каким грациозным изяществом повернулась бы она, зная, что ее плавные естественные движения радуют глаз хозяев, и получая от этого особое удовольствие. Мы внимательно рассматривали Вьерну. Ничто не могло укрыться от наших глаз.
— Повернись к нам, — приказал Марленус.
Едва сдерживая раздражение, девушка повернулась к нам лицом.
— Теперь ты видишь, — сказал Марленус, — что, хотя эта женщина и красива, она совершенно ни к чему не готова.
Я не мог с ним не согласиться.
— Одевайся, — бросил Вьерне Марленус.
Рабыня, кипя от ярости, наклонилась, подхватила с пола шелковую накидку и нацепила ее на себя, после чего с недовольной гримасой снова подняла на нас глаза.
— Ну, посмотри на нее, — сказал Марленус. Я последовал его совету.
— Никчемная, неумелая, — подытожил он свои наблюдения.
Небрежным жестом он приказал девушке занять свое место, и та поспешно опустилась на колени, вцепившись в ручки кувшина и замерев в ожидании момента, когда потребуется обслужить нас.
Марленус не сводил неодобрительного взгляда со своей красивой, но неловкой рабыни.
— В каждом ее движении ощущается только дерзость, упрямство, глупое, ничем не обоснованное высокомерие и холодность, холодность во всем, что бы она ни делала, — недовольно заметил убар.
— В природе тоже так, — попытался я его успокоить. — В период одиннадцатой переходной стрелки большинство рек замерзает, но с приходом месяца ен-кар они оттаивают снова.
— Налей нам вина, — приказал Вьерне Марленус, — и оставь одних.
Девушка послушно наполнила нам кубки и вышла из палатки. Проводив ее хмурым взглядом, Марленус посмотрел на меня.
— В своих рабынях, — сказал он, — холодности я не допускаю.
— Придет время, — усмехнулся я, — и она, конечно, научится понимать, к чему обязывает клеймо на ее теле. Тогда шелка рабыни и ошейник уже не будут для нее такой мукой. — Я отхлебнул вина. — В ен-каре все реки становятся полноводными.
Марленус рассмеялся. Я удивленно посмотрел на него.
— Я ведь убар, — напомнил он.
— Не понимаю, — признался я.
— В чем будет моя заслуга, если через несколько месяцев она сама поймет, к чему обязывают ее клеймо, ошейник и шелка? Как проявится мое влияние, если по прошествии месяцев она сама будет решать, вдевать или нет в свои волосы цветок талендра в знак любви к хозяину? Неужели ты действительно считаешь, что я, Марленус, убар Ара, буду дожидаться прихода месяца ен-кар?
— Нет, — покачал я головой, — не считаю.
— Кто-нибудь другой, может, и готов ждать, пока теплые ветры ен-кара сломают на реках лед, но я, Марленус, себе этого не позволю.
Я заглянул ему в глаза.
— В обладании женщиной, — продолжал он, — как в игре, необходимо взять инициативу в свои руки. Нужно силой и натиском сломать и уничтожить защиту противника. Эта девчонка должна быть растоптана, раздавлена!
— Подчинена, — уточнил я.
— Совершенно верно, — подтвердил Марленус.
Убар начинал жестокую игру. Я мысленно пожалел Вьерну, тем более что она и не подозревала, как тяжело придется ей в разыгрываемой партии.
Перед нами в широкой вазе стояли ярко-алые фламиниумы, называемые в народе горицветами; крупные бутоны уже полностью раскрылись и выпустили свои нежные лепестки навстречу солнечному свету. Марленус протянул руку и взял один из цветков. На его громадной ладони цветок казался особенно хрупким и беспомощным. Марленус начал медленно сжимать ладонь.
— Если бы ты был этим цветком и умел говорить, как бы ты поступил? — поинтересовался он.
— Думаю, попросил бы пощады, — ответил я.
— Вот именно, — согласился мой собеседник.
— Но Вьерна обладает большой силой воли, — возразил я. — Она чрезвычайно горда и очень сообразительна.
— И это как раз то, что нужно, — заметил Марленус. Его пальцы сжались сильнее. — Попав в неволю, такие женщины становятся особенно жалкими и ничтожными. Из них получаются отличные рабыни.
— Мне доводилось слышать об этом, — признался я.
Действительно, женщины, отличающиеся незаурядным умом и богатым воображением, особенно если они красивы и высокородны, пользуются на горианских невольничьих рынках особым спросом. Развитое воображение и интеллект, которые, с точки зрения обычного землянина, необходимы женщине значительно меньше внешней привлекательности, для горианина имеют огромную ценность. За образованную женщину на невольничьих торгах всегда дадут больше, чем за ее красивую, но менее умную подругу. В отличие от землян, к глупым женщинам гориане проявляют очень незначительный интерес. Идеальной, с точки зрения горианского рабовладельца, может считаться только обладающая богатым воображением и развитым интеллектом красивая женщина, волевая, гордая и свободная. Сделать хорошую рабыню именно из такой женщины доставит горианину особое удовольствие.
Может показаться невероятным, но, попав в неволю, пройдя процедуру клеймения и обращения в рабство, научившись понимать, к чему обязывает их ошейник и легчайшая шелковая накидка, эти женщины становятся особенно беспомощными и ранимыми, из них получаются наиболее утонченные, самые желанные рабыни.
— А если цветок все же не попросит пощады? — спросил я.
— Тогда, — ответил Марленус, сжимая хрупкие лепестки в кулаке, — этот цветок уничтожат.
— Вы затеяли жестокую игру, — заметил я.
Марленус бросил цветок в широкую вазу, к остальным цветам, благополучно избежавшим расправы.
— Я — убар, — решительно заявил он.
Да, Марленус не станет ждать, пока сойдет лед и река снова станет полноводной. Он — убар. Он сокрушит ледяной панцирь и заставит воды реки бежать так, как ему нужно.
А Вьерна пребывает в совершенном неведении относительно того, что ее ожидает.
— Я сам решу, — продолжал Марленус, — когда ей следует вдеть в волосы талендр.
Я молча кивнул. Вьерна обречена. Поражение ее будет полным и окончательным.
— И когда вы начнете разыгрывать партию? — поинтересовался я.
— Игра началась, — ответил Марленус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103