Вьерна почитала его, Марленуса, превыше любого другого мужчины Гора. Она не могла позволить себе нанести ему какое-либо оскорбление. Очевидно, она сама послала двух своих женщин, охранявших эту самую Талену, в его, Марленуса, лагерь, расположенный к северу от Лауриса, чтобы они доставили к убару эту рабыню и он смог — взглядом не убара, но мужчины — посмотреть, заинтересует ли его эта невольница или нет.
Она, конечно, сумеет вызвать у него интерес; я в этом не сомневался. Как не сомневался и в том, что любые попытки посягательства на честь и величие убара будут немедленно пресечены.
Я окинул взглядом вырванные из земли и разбросанные на берегу колья, еще недавно представлявшие собой укрепление лагеря тиросцев.
— Турнок, — сказал я, — соберите эти колья и разожгите из них большой сигнальный костер.
Он ответил мне печальным взглядом.
— На него некому будет смотреть, — тихо произнес он. — Но я разожгу костер. Я сделаю его таким, что свет от него будет виден пасангов на пятьдесят.
Я и сам не знал, почему во мне родилось желание разжечь здесь сигнальный костер. Мало кому на Горе удастся его увидеть. И уж конечно никто даже не взглянет сюда с планеты Земля. Но если кто и заметит полыхающий на далеком берегу одинокий огонек костра, как поймет он, что означает этот затерявшийся среди бескрайних диких северных просторов маяк, если даже я сам не знаю, зачем его зажег?
Я повернулся к Шире.
— Ты достойно вела себя в лагере тиросцев, — сказал я. — Ты свободна.
Накануне вечером я уже подарил свободу Винке, своей верной рыжеволосой помощнице, и двум бывшим пага-рабыням — темноволосой и девушке со светлыми волосами. Позднее им будет предложено золото и их с почестями доставят в их родные города.
— Очень хорошо, — ответила Шира. В глазах ее стояли слезы. Она уже знала, что я выпущу ее на волю.
— Калеке не нужны красивые рабыни, — пробормотал я.
Девушка прижалась губами к моей ладони.
— Я люблю вас, мой дорогой Боск, — едва слышно произнесла она.
— Это означает, что ты изъявляешь желание со мной остаться? — уточнил я.
— Нет, — рассмеялась она.
Я понимающе кивнул.
— Нет, мой дорогой Боск, — повторила она, — и вовсе не потому, что вы калека.
Я ответил ей удивленным взглядом.
— Мужчины вообще многого не способны понять, — снова рассмеялась Шира. — Они такие глупые. Но женщины еще глупее, потому что они их любят.
— Ну, так оставайся со мной, чего ты мучаешься? С тобой я буду чувствовать себя гораздо умнее! — съязвил я.
Она покачала головой.
— Нет, — печально ответила она. — Не мое имя бормотали вы, лежа в горячечном бреду в каюте «Терсефоры».
В ее голосе слышались слезы.
Я отвернулся. Отвернулся к Тассе, медленно катящей свои вечные волны.
— Я желаю вам всего самого хорошего, мой дорогой Боск из Порт-Кара, — тихо произнесла девушка.
— И тебе всего самого доброго, Шира, — пробормотал я.
Ее губы снова на короткое мгновение коснулись моей ладони, и она тут же подбежала к Турноку, нетерпеливо ожидая, пока он снимет с нее ошейник и она сможет, как Вьерна, раствориться в бескрайних просторах северного леса.
Марленус сказал, что этот проклятый ветер вышибает из глаз слезу. Теперь и я почувствовал, что он был прав.
— Римм, — позвал я.
— Да, капитан? — откликнулся он.
— Ты — капитан «Рьоды». Приказывай с приливом поднять якорь.
— Слушаюсь, капитан, — ответил он.
— Ты знаешь, что тебе следует делать? — поинтересовался я.
— Да, — сказал он. — Я продам тех тиросцев, что управляли во время перехода «Рьодой» и «Терсефорой», на невольничьих рынках Порт-Кара.
— И все? — спросил я.
Он усмехнулся.
— Но перед этим мы поднимемся вверх по Лаурии и дойдем до Лауриса. Мы ведь так до конца и не расплатились с Церкитусом, владельцем таверны, что столь любезно предоставил нам своих рабынь и отравленное наркотиками вино. Я думаю, мы спалим его таверну, а девиц его закуем в цепи и доставим на невольничьи рынки Порт-Кара.
— Жестокий ты человек, Римм, — сказал я. — Но здесь с тобой трудно спорить.
— Я только не решил еще, как быть с Церкитусом, — признался Римм.
— А что тут решать? Деньги его заберем и раздадим в Лаурисе тем, кто победнее. Вот и все.
— Ну а с самим Церкитусом что делать?
— А ничего! Надаем ему плетей да отпустим подобру-поздорову, хоть нищего, зато живого. Пусть ходит по улицам и за медную монетку рассказывает всем и каждому о том, как отомстил ему за предательство человек из Порт-Кара.
— Думаю, после этого в Лаурисе найдется не много желающих нападать на наши корабли, — усмехнулся Римм.
— Я тоже на это надеюсь, — согласился я.
— Пойду отдам необходимые распоряжения, — сказал Римм.
— Да, капитан, принимайся за свои обязанности, — ответил я.
Римм с Карой направились к баркасу.
По берегу разбредались разбойницы Вьерны, выскользнувшие из объятий моих матросов. Одни из них уходили со слезами на глазах, другие, наоборот, со счастливой, хотя и грустной улыбкой на лице, но все они, как по команде, останавливались у кромки леса и долго, с тоской смотрели на тех, с кем на этом берегу их совершенно случайно свела судьба.
Вдруг одна из девушек сорвалась с места и, не чуя под собой ног, помчалась обратно, на берег. Она подбежала к своему матросу, опустилась перед ним на колени и в символическом жесте подчиняющейся рабыни протянула к нему руки, скрещенные в запястьях, словно для того, чтобы их связали. Я видел, как матрос поднял ее на ноги и властным жестом — жестом хозяина — отдал девушке распоряжение занять место в баркасе. Новоиспеченная рабыня с радостью бросилась выполнять первое указание своего повелителя.
И тут, к моему удивлению, окрыленные примером подруги, молодые разбойницы одна за другой кинулись к ногам мужчин, впервые пробудивших в них женщину.
Последней из бежавших по берегу была Рейна, разбойница, с которой я провел ночь в лагере Марленуса. Она долго колебалась, прежде чем решиться на этот отчаянный шаг, но тем не менее сейчас с громким криком бежала к тому единственному мужчине, которого сделала своим избранником.
Вот она опустилась перед ним на колени, покорно склонила голову и через мгновение тоже получила приказ занять место в баркасе — короткий и властный приказ хозяина, приказ повелителя.
В лесу Вьерне придется долго ожидать своих девушек, прежде чем она поймет, что ни одна из них не вернется.
Только сейчас я в полной мере оценил всю мудрость ее затеи. Она узнала прикосновение мужчины, прикосновение Марленуса, и оно напугало ее, напугало до такой степени, что она позволила ему лишь коснуться кончиков своих пальцев, но не тела, поскольку боялась не совладать с собой, ответить на его призыв. Во Вьерне, как и во многих других подобных ей натурах, одновременно уживалась как потребность к ощущению свободы, так и потребность ощущать себя подчиненной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Она, конечно, сумеет вызвать у него интерес; я в этом не сомневался. Как не сомневался и в том, что любые попытки посягательства на честь и величие убара будут немедленно пресечены.
Я окинул взглядом вырванные из земли и разбросанные на берегу колья, еще недавно представлявшие собой укрепление лагеря тиросцев.
— Турнок, — сказал я, — соберите эти колья и разожгите из них большой сигнальный костер.
Он ответил мне печальным взглядом.
— На него некому будет смотреть, — тихо произнес он. — Но я разожгу костер. Я сделаю его таким, что свет от него будет виден пасангов на пятьдесят.
Я и сам не знал, почему во мне родилось желание разжечь здесь сигнальный костер. Мало кому на Горе удастся его увидеть. И уж конечно никто даже не взглянет сюда с планеты Земля. Но если кто и заметит полыхающий на далеком берегу одинокий огонек костра, как поймет он, что означает этот затерявшийся среди бескрайних диких северных просторов маяк, если даже я сам не знаю, зачем его зажег?
Я повернулся к Шире.
— Ты достойно вела себя в лагере тиросцев, — сказал я. — Ты свободна.
Накануне вечером я уже подарил свободу Винке, своей верной рыжеволосой помощнице, и двум бывшим пага-рабыням — темноволосой и девушке со светлыми волосами. Позднее им будет предложено золото и их с почестями доставят в их родные города.
— Очень хорошо, — ответила Шира. В глазах ее стояли слезы. Она уже знала, что я выпущу ее на волю.
— Калеке не нужны красивые рабыни, — пробормотал я.
Девушка прижалась губами к моей ладони.
— Я люблю вас, мой дорогой Боск, — едва слышно произнесла она.
— Это означает, что ты изъявляешь желание со мной остаться? — уточнил я.
— Нет, — рассмеялась она.
Я понимающе кивнул.
— Нет, мой дорогой Боск, — повторила она, — и вовсе не потому, что вы калека.
Я ответил ей удивленным взглядом.
— Мужчины вообще многого не способны понять, — снова рассмеялась Шира. — Они такие глупые. Но женщины еще глупее, потому что они их любят.
— Ну, так оставайся со мной, чего ты мучаешься? С тобой я буду чувствовать себя гораздо умнее! — съязвил я.
Она покачала головой.
— Нет, — печально ответила она. — Не мое имя бормотали вы, лежа в горячечном бреду в каюте «Терсефоры».
В ее голосе слышались слезы.
Я отвернулся. Отвернулся к Тассе, медленно катящей свои вечные волны.
— Я желаю вам всего самого хорошего, мой дорогой Боск из Порт-Кара, — тихо произнесла девушка.
— И тебе всего самого доброго, Шира, — пробормотал я.
Ее губы снова на короткое мгновение коснулись моей ладони, и она тут же подбежала к Турноку, нетерпеливо ожидая, пока он снимет с нее ошейник и она сможет, как Вьерна, раствориться в бескрайних просторах северного леса.
Марленус сказал, что этот проклятый ветер вышибает из глаз слезу. Теперь и я почувствовал, что он был прав.
— Римм, — позвал я.
— Да, капитан? — откликнулся он.
— Ты — капитан «Рьоды». Приказывай с приливом поднять якорь.
— Слушаюсь, капитан, — ответил он.
— Ты знаешь, что тебе следует делать? — поинтересовался я.
— Да, — сказал он. — Я продам тех тиросцев, что управляли во время перехода «Рьодой» и «Терсефорой», на невольничьих рынках Порт-Кара.
— И все? — спросил я.
Он усмехнулся.
— Но перед этим мы поднимемся вверх по Лаурии и дойдем до Лауриса. Мы ведь так до конца и не расплатились с Церкитусом, владельцем таверны, что столь любезно предоставил нам своих рабынь и отравленное наркотиками вино. Я думаю, мы спалим его таверну, а девиц его закуем в цепи и доставим на невольничьи рынки Порт-Кара.
— Жестокий ты человек, Римм, — сказал я. — Но здесь с тобой трудно спорить.
— Я только не решил еще, как быть с Церкитусом, — признался Римм.
— А что тут решать? Деньги его заберем и раздадим в Лаурисе тем, кто победнее. Вот и все.
— Ну а с самим Церкитусом что делать?
— А ничего! Надаем ему плетей да отпустим подобру-поздорову, хоть нищего, зато живого. Пусть ходит по улицам и за медную монетку рассказывает всем и каждому о том, как отомстил ему за предательство человек из Порт-Кара.
— Думаю, после этого в Лаурисе найдется не много желающих нападать на наши корабли, — усмехнулся Римм.
— Я тоже на это надеюсь, — согласился я.
— Пойду отдам необходимые распоряжения, — сказал Римм.
— Да, капитан, принимайся за свои обязанности, — ответил я.
Римм с Карой направились к баркасу.
По берегу разбредались разбойницы Вьерны, выскользнувшие из объятий моих матросов. Одни из них уходили со слезами на глазах, другие, наоборот, со счастливой, хотя и грустной улыбкой на лице, но все они, как по команде, останавливались у кромки леса и долго, с тоской смотрели на тех, с кем на этом берегу их совершенно случайно свела судьба.
Вдруг одна из девушек сорвалась с места и, не чуя под собой ног, помчалась обратно, на берег. Она подбежала к своему матросу, опустилась перед ним на колени и в символическом жесте подчиняющейся рабыни протянула к нему руки, скрещенные в запястьях, словно для того, чтобы их связали. Я видел, как матрос поднял ее на ноги и властным жестом — жестом хозяина — отдал девушке распоряжение занять место в баркасе. Новоиспеченная рабыня с радостью бросилась выполнять первое указание своего повелителя.
И тут, к моему удивлению, окрыленные примером подруги, молодые разбойницы одна за другой кинулись к ногам мужчин, впервые пробудивших в них женщину.
Последней из бежавших по берегу была Рейна, разбойница, с которой я провел ночь в лагере Марленуса. Она долго колебалась, прежде чем решиться на этот отчаянный шаг, но тем не менее сейчас с громким криком бежала к тому единственному мужчине, которого сделала своим избранником.
Вот она опустилась перед ним на колени, покорно склонила голову и через мгновение тоже получила приказ занять место в баркасе — короткий и властный приказ хозяина, приказ повелителя.
В лесу Вьерне придется долго ожидать своих девушек, прежде чем она поймет, что ни одна из них не вернется.
Только сейчас я в полной мере оценил всю мудрость ее затеи. Она узнала прикосновение мужчины, прикосновение Марленуса, и оно напугало ее, напугало до такой степени, что она позволила ему лишь коснуться кончиков своих пальцев, но не тела, поскольку боялась не совладать с собой, ответить на его призыв. Во Вьерне, как и во многих других подобных ей натурах, одновременно уживалась как потребность к ощущению свободы, так и потребность ощущать себя подчиненной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103