Выведенный из терпения Байхин собирался было заорать погромче, но Хэсситай отчего-то отсоветовал. Когда Байхин уже отлягал обе пятки, а Хэсситай проколотил придорожным булыжником небольшую вмятину в чугунной оковке ворот, по ту сторону послышался долгожданный грохот засова.
Молодые стражники, встретившие путников за воротами, являли собой печальное зрелище. Смертная тоска не миновала их и не помиловала. Постнолицые, пустоглазые и недвижные, словно покинутые ветром флюгера… у Байхина стеснилось в груди при виде этих парней, еще недавно наверняка шумливых и хамоватых, а ныне благопристойно безвольных. И только при взгляде на их командира, дородного, зычного и щеголеватого, как полковой барабан, у Байхина немного полегчало на душе.
– Кто такие? – поинтересовался он, недоверчиво оглядывая вновь прибывших. Голос его звучал властно и нетерпеливо. То ли болезнь пощадила бывшего вояку, то ли у него хватило силы духа справиться с ней, но покорностью он не отличался.
– Купцы, – сообщил Хэсситай прежде, чем Байхин успел встрять в разговор.
Командир стражников вновь придирчиво воззрился на обоих киэн. Хэсситай выдержал его взгляд с неколебимой твердостью, даже не смигнув. Байхин изо всех сил постарался сдержать охватившее его изумление.
– Ну-ну, – пробормотал командир с нарождающимся интересом, помолчал немного и обернулся к своим подчиненным. – Ступайте обратно.
Получив приказ, стражники задвигались, лица их приобрели некоторую осмысленность. Распоряжение было явно не из обычных – и все же стражники подчинились ему без единого слова. С нерассуждающей покорностью тряпичных кукол четыре стражника вернулись на гребень городской стены, заняли свои прежние места и взялись за прерванную игру. Они метали кости и фишки с таким скрупулезным бесстрастием, с каким, должно быть, в иные времена маршировали на плацу во время строевых учений. Ни азартных восклицаний, ни малейшего проблеска интереса в глазах, ни даже служебного рвения… несмотря на жару, мороз по коже драл от этого зрелища.
Командир вперился в них с тоскливым безнадежным бешенством во взгляде. Казалось, в глубине души он вопреки всякой очевидности надеется, что один из этих парней встанет, с нехорошей ухмылочкой подойдет и двинет начальство по морде. Похоже, его умонастроение передалось Байхину, и тот уставился на играющих стражников, мысленно заклиная всех известных ему Богов откликнуться на невысказанное пожелание командира. Однако чуда не произошло. Командир устало отвел глаза от городской стены, беззвучно выругался и вновь обернулся к путникам.
– Купцы, говорите? – переспросил он, глядя почему-то не на Хэсситая, а на Байхина.
– Купцы, – с выразительной усмешкой подтвердил Хэсситай. – И товар у нас для здешних мест редкостный.
– Что правда, то правда, – с непонятной для Байхина интонацией произнес командир. – Вот что, купцы… ступайте вдоль стены до базарной площади, за мясным рядом сверните направо и идите до третьего перекрестка.
– А что там? – осторожно поинтересовался Байхин.
– Городская больница, – ответил командир стражи. – Там ваш товар с превеликой охотой возьмут… верно, господа купцы?
И, помедлив немного, соединил сжатые кулаки на уровне груди и надломился в поклоне.
Байхин даже малость опешил. Воины подобным образом приветствуют только воинов… а в эту минуту ничто – Байхин был голову готов прозакладывать – не могло подсказать командиру стражников, кем был Хэсситай до того, как принялся увеселять народ на площадях. Воинский поклон, да еще с опущенным долу взглядом – такую честь оказывают лишь величайшим воителям из величайших, уходящим на тяжкую битву. Неужто командир стражников каким-то непостижимым чутьем угадал в Хэсситае бывшего воина? Да, но отправил он мнимых купцов никак не в казармы, а в городскую больницу… есть от чего помутиться в рассудке!
– Благодарствуем за совет, – негромко ответил Хэсситай и глубоко, неспешно поклонился.
– Надеюсь, вы за свой товар не слишком дорого берете? – с внезапной озабоченностью спросил стражник.
– С меня скорей продешевить станется, – ответил Хэсситай, блеснув зубами в мгновенной улыбке.
Они-то с командиром явно поняли друг друга. Зато Байхин хотя старался уразуметь, что произошло между этими двоими, с таким тщанием, что мир вокруг него вскоре приобрел неприятную предобморочную отчетливость, – но так ничего и не понял. Возможно, он бы еще долго стоял и таращился на загадочного стражника, но тут Хэсситай решительно повлек его за собой, и Байхину волей-неволей пришлось оставить свои размышления.
– Почему ты назвался купцом? – полюбопытствовал он, следуя за Хэсситаем вдоль стены мимо зарослей пыльного ободранного жасмина.
– Потому что киэн в этой стране под запретом, – понизив голос, объяснил Хэсситай. – А купец – ремесло не хуже всякого другого.
– Похоже, тот стражник твоим словам не особо и поверил, – ухмыльнулся Байхин.
– Совсем не поверил, – кивнул Хэсситай. – Раз уж он отправил нас в больницу…
– А при чем тут больница? – удивился Байхин.
– При том, что он сразу сообразил, кто мы такие, – неохотно ответил Хэсситай. – Крепко я оплошал, ничего не скажешь.
– При чем тут ты? Он ведь на меня смотрел…
– Именно что на тебя, – вздохнул Хэсситай. – Вот, полюбуйся. – Он вынул из привесного кошеля маленькое зеркальце и протянул его Байхину.
Байхин с любопытством заглянул в зеркальце, но ничего особенного там не узрел. Физиономия как физиономия. Худощавая, загорелая… на лбу широкая полоса чуть посветлей остальной кожи – след от головной повязки… на правой щеке небольшая царапина… нет, решительно непонятно.
Завидев, с каким недоумением Байхин смотрится в зеркало, Хэсситай снова вздохнул и согнутым пальцем ткнул ученика в лоб.
– Те купцы, что побогаче, головных повязок не носят, – пояснил он, – а те, что победней, – не снимают. Да и вообще снимать повязку со знаком ремесла и сословия ни одному человеку нужды нет. Разве только такому, чье ремесло следует скрывать. Мой загар куда постарше моего нынешнего ремесла… и незаметно, надел я повязку или снял. А ты по площадям загорел даже и под слоем краски. Повязку снял, а след у тебя на лбу остался. У тебя в самом прямом смысле на лице написано, кто ты есть такой. Ну да оно и к лучшему вышло.
– А этот стражник… как думаешь – он нас не выдаст?
– Никогда, – уверенно возразил Хэсситай. – Раз уж он нас в воротах не взял… нет.
– Но если здесь киэн запрещены… выходит, он и сам многим рискует? – сообразил Байхин.
– Больше, чем ты полагаешь. Он нашей храбрости отдал должное… но он и сам очень храбрый человек. Не всякий бы на его месте осмелился.
И снова Хэсситай вроде бы и ответил на заданный вопрос – а все равно ничего не понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Молодые стражники, встретившие путников за воротами, являли собой печальное зрелище. Смертная тоска не миновала их и не помиловала. Постнолицые, пустоглазые и недвижные, словно покинутые ветром флюгера… у Байхина стеснилось в груди при виде этих парней, еще недавно наверняка шумливых и хамоватых, а ныне благопристойно безвольных. И только при взгляде на их командира, дородного, зычного и щеголеватого, как полковой барабан, у Байхина немного полегчало на душе.
– Кто такие? – поинтересовался он, недоверчиво оглядывая вновь прибывших. Голос его звучал властно и нетерпеливо. То ли болезнь пощадила бывшего вояку, то ли у него хватило силы духа справиться с ней, но покорностью он не отличался.
– Купцы, – сообщил Хэсситай прежде, чем Байхин успел встрять в разговор.
Командир стражников вновь придирчиво воззрился на обоих киэн. Хэсситай выдержал его взгляд с неколебимой твердостью, даже не смигнув. Байхин изо всех сил постарался сдержать охватившее его изумление.
– Ну-ну, – пробормотал командир с нарождающимся интересом, помолчал немного и обернулся к своим подчиненным. – Ступайте обратно.
Получив приказ, стражники задвигались, лица их приобрели некоторую осмысленность. Распоряжение было явно не из обычных – и все же стражники подчинились ему без единого слова. С нерассуждающей покорностью тряпичных кукол четыре стражника вернулись на гребень городской стены, заняли свои прежние места и взялись за прерванную игру. Они метали кости и фишки с таким скрупулезным бесстрастием, с каким, должно быть, в иные времена маршировали на плацу во время строевых учений. Ни азартных восклицаний, ни малейшего проблеска интереса в глазах, ни даже служебного рвения… несмотря на жару, мороз по коже драл от этого зрелища.
Командир вперился в них с тоскливым безнадежным бешенством во взгляде. Казалось, в глубине души он вопреки всякой очевидности надеется, что один из этих парней встанет, с нехорошей ухмылочкой подойдет и двинет начальство по морде. Похоже, его умонастроение передалось Байхину, и тот уставился на играющих стражников, мысленно заклиная всех известных ему Богов откликнуться на невысказанное пожелание командира. Однако чуда не произошло. Командир устало отвел глаза от городской стены, беззвучно выругался и вновь обернулся к путникам.
– Купцы, говорите? – переспросил он, глядя почему-то не на Хэсситая, а на Байхина.
– Купцы, – с выразительной усмешкой подтвердил Хэсситай. – И товар у нас для здешних мест редкостный.
– Что правда, то правда, – с непонятной для Байхина интонацией произнес командир. – Вот что, купцы… ступайте вдоль стены до базарной площади, за мясным рядом сверните направо и идите до третьего перекрестка.
– А что там? – осторожно поинтересовался Байхин.
– Городская больница, – ответил командир стражи. – Там ваш товар с превеликой охотой возьмут… верно, господа купцы?
И, помедлив немного, соединил сжатые кулаки на уровне груди и надломился в поклоне.
Байхин даже малость опешил. Воины подобным образом приветствуют только воинов… а в эту минуту ничто – Байхин был голову готов прозакладывать – не могло подсказать командиру стражников, кем был Хэсситай до того, как принялся увеселять народ на площадях. Воинский поклон, да еще с опущенным долу взглядом – такую честь оказывают лишь величайшим воителям из величайших, уходящим на тяжкую битву. Неужто командир стражников каким-то непостижимым чутьем угадал в Хэсситае бывшего воина? Да, но отправил он мнимых купцов никак не в казармы, а в городскую больницу… есть от чего помутиться в рассудке!
– Благодарствуем за совет, – негромко ответил Хэсситай и глубоко, неспешно поклонился.
– Надеюсь, вы за свой товар не слишком дорого берете? – с внезапной озабоченностью спросил стражник.
– С меня скорей продешевить станется, – ответил Хэсситай, блеснув зубами в мгновенной улыбке.
Они-то с командиром явно поняли друг друга. Зато Байхин хотя старался уразуметь, что произошло между этими двоими, с таким тщанием, что мир вокруг него вскоре приобрел неприятную предобморочную отчетливость, – но так ничего и не понял. Возможно, он бы еще долго стоял и таращился на загадочного стражника, но тут Хэсситай решительно повлек его за собой, и Байхину волей-неволей пришлось оставить свои размышления.
– Почему ты назвался купцом? – полюбопытствовал он, следуя за Хэсситаем вдоль стены мимо зарослей пыльного ободранного жасмина.
– Потому что киэн в этой стране под запретом, – понизив голос, объяснил Хэсситай. – А купец – ремесло не хуже всякого другого.
– Похоже, тот стражник твоим словам не особо и поверил, – ухмыльнулся Байхин.
– Совсем не поверил, – кивнул Хэсситай. – Раз уж он отправил нас в больницу…
– А при чем тут больница? – удивился Байхин.
– При том, что он сразу сообразил, кто мы такие, – неохотно ответил Хэсситай. – Крепко я оплошал, ничего не скажешь.
– При чем тут ты? Он ведь на меня смотрел…
– Именно что на тебя, – вздохнул Хэсситай. – Вот, полюбуйся. – Он вынул из привесного кошеля маленькое зеркальце и протянул его Байхину.
Байхин с любопытством заглянул в зеркальце, но ничего особенного там не узрел. Физиономия как физиономия. Худощавая, загорелая… на лбу широкая полоса чуть посветлей остальной кожи – след от головной повязки… на правой щеке небольшая царапина… нет, решительно непонятно.
Завидев, с каким недоумением Байхин смотрится в зеркало, Хэсситай снова вздохнул и согнутым пальцем ткнул ученика в лоб.
– Те купцы, что побогаче, головных повязок не носят, – пояснил он, – а те, что победней, – не снимают. Да и вообще снимать повязку со знаком ремесла и сословия ни одному человеку нужды нет. Разве только такому, чье ремесло следует скрывать. Мой загар куда постарше моего нынешнего ремесла… и незаметно, надел я повязку или снял. А ты по площадям загорел даже и под слоем краски. Повязку снял, а след у тебя на лбу остался. У тебя в самом прямом смысле на лице написано, кто ты есть такой. Ну да оно и к лучшему вышло.
– А этот стражник… как думаешь – он нас не выдаст?
– Никогда, – уверенно возразил Хэсситай. – Раз уж он нас в воротах не взял… нет.
– Но если здесь киэн запрещены… выходит, он и сам многим рискует? – сообразил Байхин.
– Больше, чем ты полагаешь. Он нашей храбрости отдал должное… но он и сам очень храбрый человек. Не всякий бы на его месте осмелился.
И снова Хэсситай вроде бы и ответил на заданный вопрос – а все равно ничего не понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108