Если хозяина и насторожил заливистый собачий лай, совершенно заглушивший вопли ловцов и злобное кукареканье, то при виде путников он заметно поуспокоился: вот, значит, кого приветствовали своим лаем зубастые мохнатые сторожа.
– Комнату, господа хорошие? – уверенно поинтересовался он и уже было потянулся к связке ключей.
– Недосуг нам, – покачал головой Хэсситай. – И рады бы отдохнуть, да дело у нас спешное очень. Нам бы какой-нибудь еды с собой и две чашки вина на дорожку. Лучше подогретого, но если нет, сойдет и холодное. Торопимся мы.
– На ночь глядя? – запротестовал хозяин “Бойцового петуха” – а руки его тем временем уже заворачивали в тонкую лепешку несколько кусков сочного жареного мяса. Хэсситай не успел еще уложить еду в дорожную сумку, а перед ним и Байхином дымились уже на стойке две чашки горячего вина с пряностями.
– Спасибо, хозяин, – искренне поблагодарил Хэсситай, прихлебывая обжигающий напиток. – Не скажете ли, где тут самый короткий путь до столицы?
– После третьего перекрестка сойдите с дороги и ступайте по тропинке направо. Там она такая одна, не ошибетесь. По тропинке выйдете на большой торговый тракт, а там уже недалеко будет, – охотно ответил хозяин и поморщился, заслышав новый взрыв собачьего негодования. – Тьфу, дармоеды! Вот ведь разлаялись… никакого сладу нет. Брешут и брешут без дела, пустобрехи неуемные!
– Может, и не без дела, – заметил Хэсситай, выкладывая на стойку связку мелких монет. – Мы, когда шли, заприметили… что-то шумно у вас на заднем дворе… и вроде бы из сарая шум доносился…
Видать, бойцовые петухи и впрямь изрядных денег стоили. Хозяин охнул, побагровел, выхватил из-под стойки припрятанный там громадный дрын и опрометью бросился за дверь, даже не озаботившись прибрать плату за еду и вино, оставленную щедрыми торопливыми путниками.
– А теперь сматываемся, да поживей, – скомандовал Хэсситай, едва только захлопнулась дверь.
Байхин весело тряхнул головой.
– Ты нарочно у него дорогу спрашивал?
– Конечно, – беззаботно ответил Хэсситай. – Если только господ стражников еще на тряпочки не расклевали, теперь-то они от нас нипочем не отстанут. А чтобы невзначай с нами не разминулись по скудоумию, я им след и оставил.
Глава 9
Время! Время Хэсситай рассчитал до малейшей доли мгновения. И не важно, взаправду ли он раздвоился силой своей магии или же Байхину померещилось. Главное, что Хэсситай успел-таки сдернуть покрывала с клеток и выпустить бойцовых петухов ровно за миг до того, как стражники во главе с наблюдателем припожаловали в сарай. И весть о вторжении в сей заповедный утолок он хозяину преподнес не рано и не поздно, а опять-таки в самую пору: живы остались даже наиболее поклеванные стражники. Хэсситай и в бытность свою Ночной Тенью бессмысленных убийств не жаловал, а став киэн, и вовсе начал брезговать любым убийством: зачем человеку нож в руках, если у него есть голова на плечах? Да и чего ради ему лишать жизни обезволенных болезнью пустоглазых? Все едино они назад не вернутся. Пока ополоумевший от ярости хозяин снял засов с сарайной двери, да пока выволок вопящих ловцов из сарая, да вытянул их своим дрыном разок-другой, да позагонял петухов обратно в клетки, да снова выволок обессиленную погоню из лопухов, куда бедняги повалились отлежаться, и не просто так выволок, а с целью отходить гнусных ворюг поперек хребта… опять же пока ловцам удалось втолковать хозяину, что никакие они не воры, а в некотором роде совсем даже наоборот, – не сразу ведь он дал себя урезонить настолько, чтобы вопли мнимых грабителей дошли до его сознания. Поутихнув немного, он все же был вынужден признать правоту незадачливых стражников: ведь со стороны сколько-нибудь разумных воров было бы странно запираться в одном сарае с разъяренными птицами – и уж вовсе немыслимо было бы запереться снаружи. А раз не сами они засов за собой задвинули, значит, им кто-то поспособствовал. Но покуда хозяин все это уразумел, времени прошло немало.
Передышку Хэсситай выиграл изрядную. Не только, впрочем, передышку. Если раньше и можно было опасаться, что королевский наблюдатель все же начнет размышлять, что Хэсситаю давеча понадобилось в городе, то теперь его подозрений можно было не страшиться. Если и выдастся у него досужая минута, то помышлять он станет не о том, чем Хэсситай занимался, а о том, как бы его изловить. Трое наиболее поклеванных и побитых стражников остались отлеживаться в “Бойцовом петухе” – но остальных теперь нипочем не заставишь бросить погоню.
Дорогу Хэсситай разузнавал, разумеется, только для вида. Он и сам прекрасно знал путь, ведущий к столице, и не стал мешкать, разыскивая в потемках тропу, уводящую в сторону тракта. Да и зачем ему тропа? Он повел Байхина прямиком по бездорожью. Байхин следовал за Хэсситаем, даже не пытаясь самостоятельно ориентироваться в темноте: он знал, что выйдет это у него не в пример хуже, чем у Ночной Тени, пусть и бывшей. Да и места кругом чужие, незнакомые. Проще довериться чутью Хэсситая. Байхин не сомневался, что мастер знает, куда идти, – ни тогда, когда высоченные лопухи фамильярно погладили его по лицу, ни когда под ногами неприятно зачавкало.
Темнота была недолгой. Вскоре из-за горизонта вывалилась большая луна, ярко-серебряная, с чуть заметной яблочной прозеленью. Байхин сложил губы трубочкой и шумно втянул влажный ночной воздух.
Поистине страшным могуществом обладает лунный свет. Что он творит, изменяя прихотливо черты привычной реальности! Словно новорожденный Бог, радуясь умению растопырить и сжать пальчики, сжимает тонкие пеленки своей еще неловкой ручкой. Точно так же – бессмысленно, радостно и властно – лунный свет сминает и растягивает землю и травы, пересотворяя лицо мира на свой лад. Как гласит старая воинская пословица, “не доверяй чужому оружию, первому льду и лунному свету”. Уж если ночная вылазка оказывалась неизбежной, Байхин предпочитал совершить ее в темноте, нежели полагаться на обманчивую ясность лунных ночей даже и в знакомых краях, что уж тут говорить о чужой местности! Все вокруг залито потоками чистого сияния… каждую травинку, каждую росинку видно отчетливее, чем днем… вот только верить своим глазам лунной ночью не стоит. Луг в блистающей росе можно принять за озеро, а озерную гладь – за торную дорогу. Листва утрачивает дневную прозрачность, и куст притворяется тенью, а тень – кустом. И любое расстояние заведомо не то, каким кажется, – вот только ни рассудок, ни глазомер не помогут определить, сколько шагов осталось до одинокого серого валуна… если только это и в самом деле валун. И не только зрение – прочие чувства тоже обманут. Ночью и звуки, и запахи совсем другие, не те, что днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108