Она то краснела, то бледнела; я решил, что облик
индейца напоминает ей ту страшную сцену в бассейне. И я снова
пожалел, что взял ее с собой.
Наше появление, по-видимому, вовсе не смутило молодого
индейца. Он держал себя спокойно и сдержанно, словно ожидал
нас. Но он, конечно, не мог предполагать, что мы приедем
вдвоем. В его обращении отнюдь не чувствовалось холодности. Как
только мы причалили, он схватил нос лодки, подвел ее вплотную к
берегу и с вежливостью образцового джентльмена помог нам
высадиться.
-- Добро пожаловать! -- сказал он и, взглянув на Виргинию,
добавил: -- Надеюсь, что сеньорита поправилась?.. А о вас,
сеньор, нечего и говорить: раз вы сумели грести против течения,
значит, вы вполне здоровы!
Слова "сеньор" и "сеньорита" указывали на следы испанского
влияния, еще сохранившиеся от тех отношений, которые издавна
существовали между семинолами и испанцами. И на нашем новом
знакомом были надеты вещи, которые носят в Андалузии, --
серебряный крест на шее, ярко-алый шелковый пояс и длинный
треугольный клинок за поясом. Даже самый ландшафт напоминал
испанский: здесь были хаотические растения -- китайские
апельсины, великолепные тыквы-папайи, стручковый перец и
томаты. Все это характерно для усадеб испанских колонистов.
Архитектура дома носила отпечаток кастильского стиля. И резьба
на нем была не индейская.
-- Это ваш дом? -- спросил я, слегка смутившись.
Дело в том, что он приветствовал нас как хозяин, но я не
видел никакой хижины. Его ответ успокоил меня. Он сказал, что
это его дом, вернее -- дом его матери. Отец его уже давно умер,
и они жили втроем -- мать, сестра и он.
-- А это кто же? -- спросил я, указывая на работников.
-- Это наши рабы, -- отвечал он с улыбкой. -- Вы видите,
что мы, индейцы, тоже постепенно начинаем приобщаться к
цивилизации.
-- Но ведь не все они негры! Я заметил здесь и индейцев.
Неужели они тоже рабы?
-- Да, так же как и все остальные. Я вижу, вы удивлены?
Это индейцы не из нашего племени. Наш народ когда-то покорил
племя ямасси, и многие из пленников остались у нас рабами.
Мы подошли к дому. Мать юноши, чистокровная индианка,
встретила нас в дверях. Она была в национальном индейском
костюме. В молодости она, по-видимому, была замечательной
красавицей и произвела на нас самое приятное впечатление.
Особенно привлекало в ней сочетание тонкости ума с нежной
материнской заботой.
Мы вошли в дом. Во всем -- в обстановке, охотничьих
трофеях, конской сбруе -- чувствовалось испанское влияние. Мы
увидели даже гитару и книги. Эти признаки цивилизации под
индейской крышей поразили нас с сестрой.
-- Как я рад, что вы приехали! -- воскликнул юноша, как бы
вспомнив что-то. -- Ваши мокасины уже готовы... Где они,
мама?.. А где Маюми?
Он как бы облек мои мысли в слова, отразившие эти мысли,
как эхо.
-- Кто это Маюми? -- шепотом спросила меня Виргиния.
-- Девушка-индианка. Кажется, это, его сестра.
А вот и она сама!
Крохотная ножка в вышитом мокасине, стройный стан
необычайной гибкости, бронзовое лицо с прозрачной кожей,
румяные щеки, алые губы, черные глаза, оттененные длинными,
загнутыми вверх ресницами, густые брови и прекрасные черные
волосы...
Представьте себе девушку, одетую со всем изяществом и
изысканностью, на которые способна индейская изобретательность,
представьте себе ее походку, соперничающую с неуловимой грацией
арабской лошадки, -- и вы только в отдаленной степени получите
представление о Маюми.
Бедное мое сердце! Это была она -- моя лесная нимфа!
x x x
Мне не хотелось уходить из этого гостеприимного дома, но
сестре было как будто не по себе. Ее словно преследовало
воспоминание о злополучном происшествии.
Мы пробыли в гостях около часа. За это короткое время я
превратился в мужчину. Когда я взмахнул веслами на обратном
пути, я почувствовал, что мое сердце осталось там, позади...
Глава XVI. ОСТРОВ
Мне очень хотелось еще раз побывать у индейцев, и я не
замедлил удовлетворить свое желание. Вообще я жил как хотел,
пользуясь неограниченной свободой. Ни отец, ни мать не
вмешивались в мои дела, и никто не интересовался моими
длительными отлучками. Все считали, что я отправляюсь на охоту.
Подтверждением этому служили винтовка и собаки, всегда
сопровождавшие меня, и дичь, которую я приносил домой.
Мои охотничьи походы всегда увлекали меня только в одном
направлении -- легко догадаться, в каком! Я переправлялся через
большую реку, снова и снова киль моей лодки резал воды
маленькой речки -- ее притока. Скоро я знал каждое дерево на их
берегах.
Наше знакомство с молодым Пауэллом постепенно перешло в
тесную дружбу. Мы встречались почти каждый день на озере или в
лесу, вместе охотились и подстрелили немало оленей и диких
индеек. Мой друг был уже опытным охотником, и я узнал от него
много лесных тайн. Впрочем, охота теперь не так уж привлекала
меня.
Я предпочитал тот час, когда она кончалась. На обратном
пути я заходил к индейцам и выпивал у них из резной тыквы
несколько глотков подслащенного медом "конте". Этот напиток
казался мне еще слаще от улыбки той, которая мне его подносила,
-- от улыбки Маюми!
Несколько недель -- как быстро они промелькнули! -- я
провел будто во сне. Никакая радость в дальнейшей жизни не
могла сравниться с этим блаженным временем. Слава и власть дают
лишь удовлетворение, одна любовь дарует блаженство -- самое
чистое и сладостное в ее первом расцвете.
Виргиния часто сопровождала меня в этих прогулках по диким
лесам. Она полюбила леса и говорила мне, что с наслаждением
блуждает в зеленых чащах. Иногда я предпочел бы пойти один, но
не хватало духу ей отказать. Она привязалась к Маюми, и в этом
не было ничего удивительного.
Маюми тоже полюбила сестру, хотя между девушками не было
ни малейшего сходства ни по характеру, ни по наружности.
Виргиния была блондинка с золотистыми волосами, Маюми --
смуглянка с черными косами. Сестра была робка, как голубка;
индианка -- смела, как сокол. Впрочем, такой контраст, быть
может, еще больше укреплял их дружбу. Это часто встречается в
жизни.
В моем отношении к обеим девушкам не было никакой
логической последовательности: я любил сестру за ее мягкость и
нежность, а Маюми, наоборот, привлекала меня своей дерзкой
отвагой. Конечно, эти чувства были совершенно различны, как не
похожи были и те, кто их вызывал.
Пока мы с Пауэллом охотились, наши сестры оставались дома
или гуляли в поле, в роще или в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
индейца напоминает ей ту страшную сцену в бассейне. И я снова
пожалел, что взял ее с собой.
Наше появление, по-видимому, вовсе не смутило молодого
индейца. Он держал себя спокойно и сдержанно, словно ожидал
нас. Но он, конечно, не мог предполагать, что мы приедем
вдвоем. В его обращении отнюдь не чувствовалось холодности. Как
только мы причалили, он схватил нос лодки, подвел ее вплотную к
берегу и с вежливостью образцового джентльмена помог нам
высадиться.
-- Добро пожаловать! -- сказал он и, взглянув на Виргинию,
добавил: -- Надеюсь, что сеньорита поправилась?.. А о вас,
сеньор, нечего и говорить: раз вы сумели грести против течения,
значит, вы вполне здоровы!
Слова "сеньор" и "сеньорита" указывали на следы испанского
влияния, еще сохранившиеся от тех отношений, которые издавна
существовали между семинолами и испанцами. И на нашем новом
знакомом были надеты вещи, которые носят в Андалузии, --
серебряный крест на шее, ярко-алый шелковый пояс и длинный
треугольный клинок за поясом. Даже самый ландшафт напоминал
испанский: здесь были хаотические растения -- китайские
апельсины, великолепные тыквы-папайи, стручковый перец и
томаты. Все это характерно для усадеб испанских колонистов.
Архитектура дома носила отпечаток кастильского стиля. И резьба
на нем была не индейская.
-- Это ваш дом? -- спросил я, слегка смутившись.
Дело в том, что он приветствовал нас как хозяин, но я не
видел никакой хижины. Его ответ успокоил меня. Он сказал, что
это его дом, вернее -- дом его матери. Отец его уже давно умер,
и они жили втроем -- мать, сестра и он.
-- А это кто же? -- спросил я, указывая на работников.
-- Это наши рабы, -- отвечал он с улыбкой. -- Вы видите,
что мы, индейцы, тоже постепенно начинаем приобщаться к
цивилизации.
-- Но ведь не все они негры! Я заметил здесь и индейцев.
Неужели они тоже рабы?
-- Да, так же как и все остальные. Я вижу, вы удивлены?
Это индейцы не из нашего племени. Наш народ когда-то покорил
племя ямасси, и многие из пленников остались у нас рабами.
Мы подошли к дому. Мать юноши, чистокровная индианка,
встретила нас в дверях. Она была в национальном индейском
костюме. В молодости она, по-видимому, была замечательной
красавицей и произвела на нас самое приятное впечатление.
Особенно привлекало в ней сочетание тонкости ума с нежной
материнской заботой.
Мы вошли в дом. Во всем -- в обстановке, охотничьих
трофеях, конской сбруе -- чувствовалось испанское влияние. Мы
увидели даже гитару и книги. Эти признаки цивилизации под
индейской крышей поразили нас с сестрой.
-- Как я рад, что вы приехали! -- воскликнул юноша, как бы
вспомнив что-то. -- Ваши мокасины уже готовы... Где они,
мама?.. А где Маюми?
Он как бы облек мои мысли в слова, отразившие эти мысли,
как эхо.
-- Кто это Маюми? -- шепотом спросила меня Виргиния.
-- Девушка-индианка. Кажется, это, его сестра.
А вот и она сама!
Крохотная ножка в вышитом мокасине, стройный стан
необычайной гибкости, бронзовое лицо с прозрачной кожей,
румяные щеки, алые губы, черные глаза, оттененные длинными,
загнутыми вверх ресницами, густые брови и прекрасные черные
волосы...
Представьте себе девушку, одетую со всем изяществом и
изысканностью, на которые способна индейская изобретательность,
представьте себе ее походку, соперничающую с неуловимой грацией
арабской лошадки, -- и вы только в отдаленной степени получите
представление о Маюми.
Бедное мое сердце! Это была она -- моя лесная нимфа!
x x x
Мне не хотелось уходить из этого гостеприимного дома, но
сестре было как будто не по себе. Ее словно преследовало
воспоминание о злополучном происшествии.
Мы пробыли в гостях около часа. За это короткое время я
превратился в мужчину. Когда я взмахнул веслами на обратном
пути, я почувствовал, что мое сердце осталось там, позади...
Глава XVI. ОСТРОВ
Мне очень хотелось еще раз побывать у индейцев, и я не
замедлил удовлетворить свое желание. Вообще я жил как хотел,
пользуясь неограниченной свободой. Ни отец, ни мать не
вмешивались в мои дела, и никто не интересовался моими
длительными отлучками. Все считали, что я отправляюсь на охоту.
Подтверждением этому служили винтовка и собаки, всегда
сопровождавшие меня, и дичь, которую я приносил домой.
Мои охотничьи походы всегда увлекали меня только в одном
направлении -- легко догадаться, в каком! Я переправлялся через
большую реку, снова и снова киль моей лодки резал воды
маленькой речки -- ее притока. Скоро я знал каждое дерево на их
берегах.
Наше знакомство с молодым Пауэллом постепенно перешло в
тесную дружбу. Мы встречались почти каждый день на озере или в
лесу, вместе охотились и подстрелили немало оленей и диких
индеек. Мой друг был уже опытным охотником, и я узнал от него
много лесных тайн. Впрочем, охота теперь не так уж привлекала
меня.
Я предпочитал тот час, когда она кончалась. На обратном
пути я заходил к индейцам и выпивал у них из резной тыквы
несколько глотков подслащенного медом "конте". Этот напиток
казался мне еще слаще от улыбки той, которая мне его подносила,
-- от улыбки Маюми!
Несколько недель -- как быстро они промелькнули! -- я
провел будто во сне. Никакая радость в дальнейшей жизни не
могла сравниться с этим блаженным временем. Слава и власть дают
лишь удовлетворение, одна любовь дарует блаженство -- самое
чистое и сладостное в ее первом расцвете.
Виргиния часто сопровождала меня в этих прогулках по диким
лесам. Она полюбила леса и говорила мне, что с наслаждением
блуждает в зеленых чащах. Иногда я предпочел бы пойти один, но
не хватало духу ей отказать. Она привязалась к Маюми, и в этом
не было ничего удивительного.
Маюми тоже полюбила сестру, хотя между девушками не было
ни малейшего сходства ни по характеру, ни по наружности.
Виргиния была блондинка с золотистыми волосами, Маюми --
смуглянка с черными косами. Сестра была робка, как голубка;
индианка -- смела, как сокол. Впрочем, такой контраст, быть
может, еще больше укреплял их дружбу. Это часто встречается в
жизни.
В моем отношении к обеим девушкам не было никакой
логической последовательности: я любил сестру за ее мягкость и
нежность, а Маюми, наоборот, привлекала меня своей дерзкой
отвагой. Конечно, эти чувства были совершенно различны, как не
похожи были и те, кто их вызывал.
Пока мы с Пауэллом охотились, наши сестры оставались дома
или гуляли в поле, в роще или в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111