Ее неудачливый
поклонник смутился и отступил перед этими разящими упреками и в
течение нескольких минут стоял жалкий и пристыженный. Еще
минуту назад он, может быть, подавил бы свою досаду и позволил
бы девушке уйти беспрепятственно. Но презрение, с которым она
встретила его домогательства, пробудило в нем дерзость отчаяния
и довело до того, что он решил применить силу.
Я думаю, что ничего подобного он не замышлял, когда
отправлялся на свидание. Хотя адъютант был человек
развращенный, но все же не рискнул бы на такое отчаянное
предприятие. Этот напыщенный, тщеславный франт все-таки не мог
быть дерзким по отношению к девушке; только упреки индианки
вынудили его решиться на такую крайность.
Маюми отвернулась от него и пошла прочь.
-- Куда ты спешишь, моя смуглая красавица? -- закричал он,
бросаясь за ней и хватая ее за руку. -- Не думай, что ты так
легко от меня отделаешься. Я выслеживал тебя целые месяцы, и
теперь, клянусь, настала минута, когда тебе придется
расплатиться за все твои коварные улыбки! Твое сопротивление ни
к чему не приведет. Мы здесь одни, и, прежде чем мы
расстанемся, я...
Дальше я не слушал. Я стал быстро спускаться со своей
вышки, спеша к ней на помощь. Но кто-то другой опередил меня.
Хадж-Ева, сверкая глазами и заливаясь безумным смехом,
кинулась вперед. В руках ее извивалась гремучая змея. Змея
выставила голову; видно было, что она разъярена и готовится к
нападению. Я слышал шипенье и резкий звук "скирр-рр" ее
погремушек.
Через секунду сумасшедшая стояла уже рядом с незадачливым
соблазнителем. Он испугался, выпустил девушку и, отскочив,
стоял, задыхаясь, ошеломленно глядя на женщину, которая так
внезапно появилась перед ним.
-- Хо! хо! -- пронзительно завопила безумная. -- Его сын!
Его сын! И он такой же, как его изменник-отец в тот день, когда
погубил доверчивую Еву! Да и случилось это в тот же час, и
месяц был в той же четверти, такой же рогатый и злой. Он с
усмешкой глядел сверху на преступление. Хо! хо! Час, когда
совершился грех, будет часом мести! Преступление отца должно
быть искуплено сыном. Великий Дух! Дай мне силу отомстить!
Читта-мико, отомстим!
Взывая к духу и произнося заклинания, она бросилась к
испуганному офицеру протянув руку вперед, чтобы змея ужалила
его.
Адъютант машинально выхватил свою шпагу, как бы охваченный
единственным побуждением защитить себя и закричал:
-- Чертова колдунья! Если ты сделаешь еще хоть один шаг, я
проколю тебя насквозь! Прочь! Назад, или, клянусь, я заколю
тебя!
По его решительному тону чувствовалось, что он не шутит.
Однако Ева не испугалась. Она продолжала наступать, не обращая
внимания на сверкающее лезвие, направленное прямо на нее.
В этот момент подоспел и я и также выхватил свою шпагу,
чтоб отпарировать роковой удар и спасти Еву, которая
безрассудно наступала на адъютанта. Но мне так и не пришлось
нанести удар. То ли пораженный диким странным видом безумной
женщины, то ли боясь, что она швырнет в него змею, адъютант в
паническом страхе вдруг стал пятиться назад. Сделав два шага,
он очутился на самом краю каменистого берега, зацепился ногой
за камень, поскользнулся и полетел в воду. Озеро было глубокое,
и он сразу скрылся под водой. Быть может, это падение и спасло
ему жизнь. В следующий момент он снова показался на поверхности
и быстро стал карабкаться на берег. Теперь он не помнил себя от
ярости и, выхватив шпагу, ринулся на Хадж-Еву. Его гневные
проклятия свидетельствовали о его решимости убить ее тут же на
месте. Но его шпага не вонзилась в нежное тело женщины и не
поразила змею. Сталь ударилась о такую же твердую блестящую
сталь.
Я бросился между адъютантом и его жертвой. Мне удалось
удержать Хадж-Еву от свершения ее мстительного замысла. До сих
пор адъютант не видел меня. Ярость, больше чем вода, ослепила
его, и только когда наши клинки встретились, он заметил мое
присутствие.
Последовала небольшая пауза. Все молчали.
-- Это вы, Рэндольф? -- удивленно воскликнул он.
-- Да, лейтенант Скотт, это я, Рэндольф. Простите за
непрошеное вмешательство, но, услышав, что ваша нежная любовная
беседа вдруг перешла в ссору, я счел своим долгом вмешаться...
-- Вы подслушивали? А позвольте узнать, сэр, разве это вас
касается? Кто дал вам право шпионить за мной и вмешиваться в
мои дела?
-- Право? Это долг каждого честного человека -- защитить
слабую невинную девушку от посягательств такого хищника, как
вы. Вы еще хуже, чем Синяя Борода!
-- Вы раскаетесь в этом! -- взвизгнул адъютант.
-- Теперь -- или когда?
-- Когда вам будет угодно!
-- Сейчас удобнее всего. Начинайте!
Не говоря ни слова больше, мы скрестили наши шпаги, и
началась ожесточенная игра клинков.
Схватка была короткой. Сделав выпад в третий или четвертый
раз, я ранил своего противника в плечо, и он больше не мог
владеть правой рукой. Его шпага со звоном упала на гальку.
-- Вы ранили меня! -- закричал он и добавил, указывая на
упавшую шпагу: -- Я безоружен! Довольно, сэр, я удовлетворен...
-- А я буду удовлетворен только тогда, когда вы на коленях
попросите прощения у той, которую вы так грубо оскорбили.
-- Никогда! -- отвечал он. -- Никогда! -- И, произнеся это
слово, которое, по-видимому, должно было выразить его
непреклонное мужество, он вдруг обернулся и, к величайшему
моему изумлению... бросился бежать.
Я помчался за ним и вскоре догнал его. Я мог бы всадить
шпагу ему в спину, но теперь я уже не жаждал его крови и
ограничился тем, что дал ему хорошего пинка ногой в то место,
которое Галлахер назвал бы "задним фасадом". Удовольствовавшись
этим прощальным приветом, я предоставил адъютанту возможность
продолжать свое постыдное бегство.
Глава XLVI. МОЛЧАЛИВОЕ ПРИЗНАНИЕ
Мы юной любви вспоминаем дни
Под пальмами вдвоем...
Ты вновь на свою голубку взгляни...
Это Хадж-Ева напевала одну из своих любимых мелодий. Затем
я услышал другой, более нежный голос, назвавший меня по имени:
-- Джордж Рэндольф!
-- Маюми!
-- Хо-хо! Оба наконец вспомнили... Это прекрасный остров,
но он хорош для вас, а для Хадж-Евы мрачный... Не стану больше
думать... нет, нет!
Мы юной любви вспоминаем дни
Под пальмами вдвоем...
Ты вновь на свою голубку взгляни...
Когда-то это был мой остров, теперь он стал твой, мой
милый мико, и твой, моя красавица. Дорогие мои! Оставляю вас
одних наслаждаться, вам не нужна старая, сумасшедшая королева.
Я ухожу -- не бойтесь ни шороха ветерка, ни шепота деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
поклонник смутился и отступил перед этими разящими упреками и в
течение нескольких минут стоял жалкий и пристыженный. Еще
минуту назад он, может быть, подавил бы свою досаду и позволил
бы девушке уйти беспрепятственно. Но презрение, с которым она
встретила его домогательства, пробудило в нем дерзость отчаяния
и довело до того, что он решил применить силу.
Я думаю, что ничего подобного он не замышлял, когда
отправлялся на свидание. Хотя адъютант был человек
развращенный, но все же не рискнул бы на такое отчаянное
предприятие. Этот напыщенный, тщеславный франт все-таки не мог
быть дерзким по отношению к девушке; только упреки индианки
вынудили его решиться на такую крайность.
Маюми отвернулась от него и пошла прочь.
-- Куда ты спешишь, моя смуглая красавица? -- закричал он,
бросаясь за ней и хватая ее за руку. -- Не думай, что ты так
легко от меня отделаешься. Я выслеживал тебя целые месяцы, и
теперь, клянусь, настала минута, когда тебе придется
расплатиться за все твои коварные улыбки! Твое сопротивление ни
к чему не приведет. Мы здесь одни, и, прежде чем мы
расстанемся, я...
Дальше я не слушал. Я стал быстро спускаться со своей
вышки, спеша к ней на помощь. Но кто-то другой опередил меня.
Хадж-Ева, сверкая глазами и заливаясь безумным смехом,
кинулась вперед. В руках ее извивалась гремучая змея. Змея
выставила голову; видно было, что она разъярена и готовится к
нападению. Я слышал шипенье и резкий звук "скирр-рр" ее
погремушек.
Через секунду сумасшедшая стояла уже рядом с незадачливым
соблазнителем. Он испугался, выпустил девушку и, отскочив,
стоял, задыхаясь, ошеломленно глядя на женщину, которая так
внезапно появилась перед ним.
-- Хо! хо! -- пронзительно завопила безумная. -- Его сын!
Его сын! И он такой же, как его изменник-отец в тот день, когда
погубил доверчивую Еву! Да и случилось это в тот же час, и
месяц был в той же четверти, такой же рогатый и злой. Он с
усмешкой глядел сверху на преступление. Хо! хо! Час, когда
совершился грех, будет часом мести! Преступление отца должно
быть искуплено сыном. Великий Дух! Дай мне силу отомстить!
Читта-мико, отомстим!
Взывая к духу и произнося заклинания, она бросилась к
испуганному офицеру протянув руку вперед, чтобы змея ужалила
его.
Адъютант машинально выхватил свою шпагу, как бы охваченный
единственным побуждением защитить себя и закричал:
-- Чертова колдунья! Если ты сделаешь еще хоть один шаг, я
проколю тебя насквозь! Прочь! Назад, или, клянусь, я заколю
тебя!
По его решительному тону чувствовалось, что он не шутит.
Однако Ева не испугалась. Она продолжала наступать, не обращая
внимания на сверкающее лезвие, направленное прямо на нее.
В этот момент подоспел и я и также выхватил свою шпагу,
чтоб отпарировать роковой удар и спасти Еву, которая
безрассудно наступала на адъютанта. Но мне так и не пришлось
нанести удар. То ли пораженный диким странным видом безумной
женщины, то ли боясь, что она швырнет в него змею, адъютант в
паническом страхе вдруг стал пятиться назад. Сделав два шага,
он очутился на самом краю каменистого берега, зацепился ногой
за камень, поскользнулся и полетел в воду. Озеро было глубокое,
и он сразу скрылся под водой. Быть может, это падение и спасло
ему жизнь. В следующий момент он снова показался на поверхности
и быстро стал карабкаться на берег. Теперь он не помнил себя от
ярости и, выхватив шпагу, ринулся на Хадж-Еву. Его гневные
проклятия свидетельствовали о его решимости убить ее тут же на
месте. Но его шпага не вонзилась в нежное тело женщины и не
поразила змею. Сталь ударилась о такую же твердую блестящую
сталь.
Я бросился между адъютантом и его жертвой. Мне удалось
удержать Хадж-Еву от свершения ее мстительного замысла. До сих
пор адъютант не видел меня. Ярость, больше чем вода, ослепила
его, и только когда наши клинки встретились, он заметил мое
присутствие.
Последовала небольшая пауза. Все молчали.
-- Это вы, Рэндольф? -- удивленно воскликнул он.
-- Да, лейтенант Скотт, это я, Рэндольф. Простите за
непрошеное вмешательство, но, услышав, что ваша нежная любовная
беседа вдруг перешла в ссору, я счел своим долгом вмешаться...
-- Вы подслушивали? А позвольте узнать, сэр, разве это вас
касается? Кто дал вам право шпионить за мной и вмешиваться в
мои дела?
-- Право? Это долг каждого честного человека -- защитить
слабую невинную девушку от посягательств такого хищника, как
вы. Вы еще хуже, чем Синяя Борода!
-- Вы раскаетесь в этом! -- взвизгнул адъютант.
-- Теперь -- или когда?
-- Когда вам будет угодно!
-- Сейчас удобнее всего. Начинайте!
Не говоря ни слова больше, мы скрестили наши шпаги, и
началась ожесточенная игра клинков.
Схватка была короткой. Сделав выпад в третий или четвертый
раз, я ранил своего противника в плечо, и он больше не мог
владеть правой рукой. Его шпага со звоном упала на гальку.
-- Вы ранили меня! -- закричал он и добавил, указывая на
упавшую шпагу: -- Я безоружен! Довольно, сэр, я удовлетворен...
-- А я буду удовлетворен только тогда, когда вы на коленях
попросите прощения у той, которую вы так грубо оскорбили.
-- Никогда! -- отвечал он. -- Никогда! -- И, произнеся это
слово, которое, по-видимому, должно было выразить его
непреклонное мужество, он вдруг обернулся и, к величайшему
моему изумлению... бросился бежать.
Я помчался за ним и вскоре догнал его. Я мог бы всадить
шпагу ему в спину, но теперь я уже не жаждал его крови и
ограничился тем, что дал ему хорошего пинка ногой в то место,
которое Галлахер назвал бы "задним фасадом". Удовольствовавшись
этим прощальным приветом, я предоставил адъютанту возможность
продолжать свое постыдное бегство.
Глава XLVI. МОЛЧАЛИВОЕ ПРИЗНАНИЕ
Мы юной любви вспоминаем дни
Под пальмами вдвоем...
Ты вновь на свою голубку взгляни...
Это Хадж-Ева напевала одну из своих любимых мелодий. Затем
я услышал другой, более нежный голос, назвавший меня по имени:
-- Джордж Рэндольф!
-- Маюми!
-- Хо-хо! Оба наконец вспомнили... Это прекрасный остров,
но он хорош для вас, а для Хадж-Евы мрачный... Не стану больше
думать... нет, нет!
Мы юной любви вспоминаем дни
Под пальмами вдвоем...
Ты вновь на свою голубку взгляни...
Когда-то это был мой остров, теперь он стал твой, мой
милый мико, и твой, моя красавица. Дорогие мои! Оставляю вас
одних наслаждаться, вам не нужна старая, сумасшедшая королева.
Я ухожу -- не бойтесь ни шороха ветерка, ни шепота деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111