болезнь была весьма серьезна, поскольку эта болезнь, как известно, предшествует смерти.
Сэр Джордж Вернон был при смерти.
Это была старая болезнь - болезнь того органа, для которого климат тропических стран является фатальным - как на Востоке, так и на Западе.
И тут и там побывал баронет, поскольку часть его жизни в молодости прошла в Индии.
Болезнь протекала достаточно долго. Теперь она окончательно разрушила здоровье, и врачи объявили болезнь неизлечимой. Во время последнего экстренного посещения инвалида врачи сказали ему всю правду и предупредили, что он должен готовиться к смерти.
Его последнее путешествие на континент - куда он отправился с дочерью окончательно подорвало его силы; и теперь, когда он вернулся домой, он был так слаб, что был не в состоянии даже совершить прогулку по мягкой и гладкой дорожке в своем собственном великолепном парке.
Большую часть дня он проводил на диване и в своей библиотеке, где он лежал, обложившись подушками.
Он выехал с Бланш за границу в надежде преодолеть ее привязанность, так сильно ей завладевшую, по собственному ее признанию, наличие которой было так неприятно его духу.
Насколько он преуспел в этом, можно было увидеть, глядя на ее грустное задумчивое лицо, бывшее когда-то безмятежным и веселым; отмечая бледность на ее щеках, бывших когда-то красными как лепестки розы; слушая подавленные вздохи, слишком болезненные для нее; и - прежде всего - прослушав беседу, которая произошла между нею и её отцом после возвращения из их последней поездки, которая, увы, должна была стать последней поездкой в его жизни.
Сэр Джордж сидел, облокотившись на подушки, в своей библиотеке, как он привык обычно проводить время. Диван был повернут в сторону окна, чтобы он мог наслаждаться очарованием великолепного заката: окно выходило на запад.
Бланш была рядом с ним, хотя ни слова не было промолвлено до сих пор между ними. Закончив поправлять его подушку, она устроилась в углу дивана; ее глаза остановили взгляд на далеком закате - она любовалась видом облаков на горизонте, окрашенных в темно-красные, фиолетовые и золотые цвета.
Была середина зимы, но среди многочисленных рощ Вернон Парка это время года почти не ощущалось. Глядя на вечнозеленый кустарник и траву, зеленую как никогда, окружавшую особняк, можно было говорить о весенних картинах.
Также были слышны песни птиц, более подходящие для весеннего времени года: зяблика, болтавшего откуда-то с высоты, черного дрозда, подобного флейте, голос которого доносился снизу, из кустов лавра и вечнозеленой калины, и малиновки, где-то недалеко от окна поющей свою сладкую простую песенку.
Тут и там можно заметить яркое оперение фазана, перелетавшего с рощи в рощу, или испуганного зайца, мчавшегося вниз, в чащу леса. Вдали на пастбищах парка можно было заметить лощеных коров, в компании с рогатым оленем, пасущихся спокойно и безмятежно. Это была прекрасная, неплохая перспектива, и особенно это должно было радовать того, кто был владельцем всего этого.
Но это было совсем не так для Джорджа Вернона, который знал, что видит это в последний раз. Он не мог уже отделаться от мрачных мыслей, он уже готовился к смерти.
Мысли его остановились на вопросе: кто должен получить в наследство все это великолепие, доставшееся от древней родословной выдающихся предков?
Его дочь Бланш должна была стать наследницей - у него не было другого наследника - ни сына, ни дочери, - и, таким образом, она получит в наследство все это состояние.
Но Бланш не будет долго носить его фамилию, и в результате какую фамилию получит его наследство? Какой геральдический знак придет на смену геральдике Вернонов?
Он думал о Скадаморе, долго думал, что это будет он, надеясь на это и желая того, но теперь, в мрачный час в преддверии смерти, он сомневался, будет ли когда-либо заключен этот геральдический союз.
В свое время он решил для себя, что это будет так, и он не сомневался в этом до последнего времени. Он думал о принуждении, которое основывалось на завещательных условиях. Он даже намекнул на это Бланш. Но он убедился, как ненадежна такая основа, и он теперь размышлял об этом. Это все равно как дать команду солнцу, чтобы оно остановилось, или тому оленю, чтобы забрать его великолепие, или птицам, чтобы отнять у них их нежную красоту. Вы можете смягчить антипатию, но вы не сможете устранить ее; послушный ребенок, какой была Бланш Вернон, - он могла, чтобы уважить отца, преодолеть, возможно, антипатию к кузену Скадамору.
Таким образом вы можете помешать привязанности, но не разрушить ее; и уважения к отцу было не достаточно, чтобы вытравить из мыслей Бланш Вернон память о капитане Майнарде. Его образ был все еще в ее сердце, свежий как первое впечатление - свежий как в тот час, когда она стояла, держа его руку под сенью деодара! Ее отец, похоже, знал это. В противном случае ее бледные щеки, которые с каждым днем становились все бледнее, должны были бы предупредить его. Но он на самом деле знал или подозревал это, и пришло время, когда он смог в этом убедиться.
- Бланш, - сказал он, повернувшись и нежно и пристально вглядываясь в ее лицо.
- Что, отец? - спросила оно, думая, что это была некая просьба что-то сделать для инвалида. Но она вздрогнула, встретив его взгляд. Он означал нечто большее!
- Дочь моя, - сказал он, - мне уже осталось недолго быть с тобой.
- Дорогой папа! Не говори так!
- Это правда, Бланш. Доктора сказали мне, что я умираю, я и сам чувствую это по своему состоянию.
- О папа! Дорогой папа! - воскликнула она, спрыгнув со своего места и падая на колени около дивана, закрыв свое лицо своими локонами и заливаясь слезами.
- Не плачь, дитя мое! Как ни больно думать об этом, такие вещи неизбежны. Это судьба всех нас, рано или поздно мы оставляем этот мир; и я не мог надеяться, что избегну этой участи. Мы попадем в лучший мир, где сам Бог будет с нами, и где, как нам говорят, не слышно никакого плача. Ну, дитя мое! Возьми себя в руки. Вернись на свое место и послушай, поскольку у меня есть кое-что сказать тебе.
Продолжая плакать, она повиновалась - при этом она рыдала так, как будто ее сердце разрывалось на части.
- Когда я уйду, - продолжал он после того, как она немного успокоилась, - ты, дочь моя, получишь в наследство мое состояние. Оно не имеет большой ценности, поскольку мне неприятно говорить, что на мое имущество сделан значительный заклад. Однако в конце концов можно расплатиться за него, и будет некоторый остаток - достаточный для твоего безбедного существования.
- О, отец! Не говори о таких вещах. Это причиняет мне боль!
- Но я должен, Бланш, я обязан. Это необходимо, ты должна знать об этом, и, кроме того, я должен знать...
Что он должен знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Сэр Джордж Вернон был при смерти.
Это была старая болезнь - болезнь того органа, для которого климат тропических стран является фатальным - как на Востоке, так и на Западе.
И тут и там побывал баронет, поскольку часть его жизни в молодости прошла в Индии.
Болезнь протекала достаточно долго. Теперь она окончательно разрушила здоровье, и врачи объявили болезнь неизлечимой. Во время последнего экстренного посещения инвалида врачи сказали ему всю правду и предупредили, что он должен готовиться к смерти.
Его последнее путешествие на континент - куда он отправился с дочерью окончательно подорвало его силы; и теперь, когда он вернулся домой, он был так слаб, что был не в состоянии даже совершить прогулку по мягкой и гладкой дорожке в своем собственном великолепном парке.
Большую часть дня он проводил на диване и в своей библиотеке, где он лежал, обложившись подушками.
Он выехал с Бланш за границу в надежде преодолеть ее привязанность, так сильно ей завладевшую, по собственному ее признанию, наличие которой было так неприятно его духу.
Насколько он преуспел в этом, можно было увидеть, глядя на ее грустное задумчивое лицо, бывшее когда-то безмятежным и веселым; отмечая бледность на ее щеках, бывших когда-то красными как лепестки розы; слушая подавленные вздохи, слишком болезненные для нее; и - прежде всего - прослушав беседу, которая произошла между нею и её отцом после возвращения из их последней поездки, которая, увы, должна была стать последней поездкой в его жизни.
Сэр Джордж сидел, облокотившись на подушки, в своей библиотеке, как он привык обычно проводить время. Диван был повернут в сторону окна, чтобы он мог наслаждаться очарованием великолепного заката: окно выходило на запад.
Бланш была рядом с ним, хотя ни слова не было промолвлено до сих пор между ними. Закончив поправлять его подушку, она устроилась в углу дивана; ее глаза остановили взгляд на далеком закате - она любовалась видом облаков на горизонте, окрашенных в темно-красные, фиолетовые и золотые цвета.
Была середина зимы, но среди многочисленных рощ Вернон Парка это время года почти не ощущалось. Глядя на вечнозеленый кустарник и траву, зеленую как никогда, окружавшую особняк, можно было говорить о весенних картинах.
Также были слышны песни птиц, более подходящие для весеннего времени года: зяблика, болтавшего откуда-то с высоты, черного дрозда, подобного флейте, голос которого доносился снизу, из кустов лавра и вечнозеленой калины, и малиновки, где-то недалеко от окна поющей свою сладкую простую песенку.
Тут и там можно заметить яркое оперение фазана, перелетавшего с рощи в рощу, или испуганного зайца, мчавшегося вниз, в чащу леса. Вдали на пастбищах парка можно было заметить лощеных коров, в компании с рогатым оленем, пасущихся спокойно и безмятежно. Это была прекрасная, неплохая перспектива, и особенно это должно было радовать того, кто был владельцем всего этого.
Но это было совсем не так для Джорджа Вернона, который знал, что видит это в последний раз. Он не мог уже отделаться от мрачных мыслей, он уже готовился к смерти.
Мысли его остановились на вопросе: кто должен получить в наследство все это великолепие, доставшееся от древней родословной выдающихся предков?
Его дочь Бланш должна была стать наследницей - у него не было другого наследника - ни сына, ни дочери, - и, таким образом, она получит в наследство все это состояние.
Но Бланш не будет долго носить его фамилию, и в результате какую фамилию получит его наследство? Какой геральдический знак придет на смену геральдике Вернонов?
Он думал о Скадаморе, долго думал, что это будет он, надеясь на это и желая того, но теперь, в мрачный час в преддверии смерти, он сомневался, будет ли когда-либо заключен этот геральдический союз.
В свое время он решил для себя, что это будет так, и он не сомневался в этом до последнего времени. Он думал о принуждении, которое основывалось на завещательных условиях. Он даже намекнул на это Бланш. Но он убедился, как ненадежна такая основа, и он теперь размышлял об этом. Это все равно как дать команду солнцу, чтобы оно остановилось, или тому оленю, чтобы забрать его великолепие, или птицам, чтобы отнять у них их нежную красоту. Вы можете смягчить антипатию, но вы не сможете устранить ее; послушный ребенок, какой была Бланш Вернон, - он могла, чтобы уважить отца, преодолеть, возможно, антипатию к кузену Скадамору.
Таким образом вы можете помешать привязанности, но не разрушить ее; и уважения к отцу было не достаточно, чтобы вытравить из мыслей Бланш Вернон память о капитане Майнарде. Его образ был все еще в ее сердце, свежий как первое впечатление - свежий как в тот час, когда она стояла, держа его руку под сенью деодара! Ее отец, похоже, знал это. В противном случае ее бледные щеки, которые с каждым днем становились все бледнее, должны были бы предупредить его. Но он на самом деле знал или подозревал это, и пришло время, когда он смог в этом убедиться.
- Бланш, - сказал он, повернувшись и нежно и пристально вглядываясь в ее лицо.
- Что, отец? - спросила оно, думая, что это была некая просьба что-то сделать для инвалида. Но она вздрогнула, встретив его взгляд. Он означал нечто большее!
- Дочь моя, - сказал он, - мне уже осталось недолго быть с тобой.
- Дорогой папа! Не говори так!
- Это правда, Бланш. Доктора сказали мне, что я умираю, я и сам чувствую это по своему состоянию.
- О папа! Дорогой папа! - воскликнула она, спрыгнув со своего места и падая на колени около дивана, закрыв свое лицо своими локонами и заливаясь слезами.
- Не плачь, дитя мое! Как ни больно думать об этом, такие вещи неизбежны. Это судьба всех нас, рано или поздно мы оставляем этот мир; и я не мог надеяться, что избегну этой участи. Мы попадем в лучший мир, где сам Бог будет с нами, и где, как нам говорят, не слышно никакого плача. Ну, дитя мое! Возьми себя в руки. Вернись на свое место и послушай, поскольку у меня есть кое-что сказать тебе.
Продолжая плакать, она повиновалась - при этом она рыдала так, как будто ее сердце разрывалось на части.
- Когда я уйду, - продолжал он после того, как она немного успокоилась, - ты, дочь моя, получишь в наследство мое состояние. Оно не имеет большой ценности, поскольку мне неприятно говорить, что на мое имущество сделан значительный заклад. Однако в конце концов можно расплатиться за него, и будет некоторый остаток - достаточный для твоего безбедного существования.
- О, отец! Не говори о таких вещах. Это причиняет мне боль!
- Но я должен, Бланш, я обязан. Это необходимо, ты должна знать об этом, и, кроме того, я должен знать...
Что он должен знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106