- Не знаю, - сказал он.
"Так я тебе и поверил", - усмехнулся я мысленно.
И тут у меня мелькнуло подозрение, что он потому разыгрывает из себя
незнайку, что сам является одним из генетических выродков и прекрасно об
этом осведомлен. Интересно, как я не сообразил раньше?
- Зачем Кладбищу было возиться с ними? - продолжал я допрос. - Зачем
было изготавливать волков для охоты на них? Правильно? Ведь волки
предназначались именно для охоты?
- Да, - кивнул Душелюб. - Волков были тысячи и тысячи. Они собирались
в огромные стаи и были запрограммированы на охоту за чудовищами.
- Не за людьми, - уточнил я, - только за чудовищами?
- Совершенно верно. Только за чудовищами.
- Наверное, иногда они ошибались и нападали на людей. Не так-то
просто запрограммировать робота на охоту только за чудовищами.
- Да, ошибки бывали, - признал Душелюб.
- По-моему, - заметила Синтия горько, - Кладбище из-за них не
убивалось. Подумаешь, несчастный случай!
- Не могу знать, - сказал Душелюб.
- Чего я не понимаю, - проговорила Синтия, - так это того, зачем им
понадобилось отлавливать чудовищ. Вряд ли их было слишком много.
- Нет, их в самом деле было слишком много.
- Ладно, пускай. Ну и что из того?
- Думается, - сказал Душелюб, - причина здесь в паломниках. Едва
Кладбище встало на ноги, его чиновники осознали, что организация
паломничеств принесет им немалую прибыль. А всякие чудища могли напугать
паломников до смерти. Вернувшись домой, паломники рассказали бы о том, что
им пришлось пережить, и количество желающих посетить Землю наверняка
значительно снизилось бы.
- Чудесно! - воскликнула Синтия. - Геноцид да и только. Чудовищ,
должно быть, начисто стерли с лица планеты.
- Да, - согласился Душелюб, - от них постарались избавиться.
- Но некоторые уцелели, - прибавил я, - и время от времени попадаются
на глаза.
Он смерил меня взглядом, и я пожалел о словах, что сорвались у меня с
языка. И что мне наймется? Мы ведь полностью зависим от Душелюба, а я
донимаю его дурацкими намеками!
Оборвав разговор, я принялся энергично пережевывать мясо. Оно
частично утратило первоначальную жесткость и приобрело горьковатый вкус;
голод оно не утоляло, но по крайней мере приятно было ощущать, что во рту
что-то есть.
Мы с Синтией молча жевали; Душелюб, казалось, погрузился в
размышления.
Я повернулся к Синтии.
- Как вы себя чувствуете?
- Отлично, - ответила она язвительно.
- Извините меня, - попросил я. - Я вовсе не предполагал, что все так
обернется.
- Ну конечно, - подхватила она, - вы воображали себе увеселительную
прогулку по романтическим местам! Начитались книжек, навыдумывали
невесть...
- Я прилетел сюда сочинять композицию, - перебил я, - а не играть в
кошки-мышки с гранатометчиками, кладбищенскими ворами и стаей механических
волков!
- И вините во всем меня, да?! Если бы я не увязалась за вами, если бы
я не напросилась...
- Ничего подобного, - возразил я. - Мне это и в голову не приходило.
- Разумеется, вы всего лишь выполняли просьбу милашки Торни...
- Прекратите! - рявкнул я. Мое терпение истощилось. - Какая муха вас
укусила?
Прежде чем Синтия успеха открыть рот, Душелюб поднялся.
- Пора, - объявил он. - Вы поели и отдохнули, и теперь мы можем
продолжать путь.
Ветер стал холоднее и задел резкими порывами. Когда мы выбрались из
расселины на гребень холма, он обрушился на нас и швырнул нам в лицо
первые капли приближающегося дожди.
Мы побрели навстречу дождю. Его отвесная стена преградила нам дорогу
и толкнула обратно. Душелюб продвигался вперед, не обращая на дождь
никакого внимания. Роба его, как ни терзал ее ветер, оставалась
неподвижной и ни разу даже не шелохнулась. Удивительное, доложу я вам,
было зрелище!
Я хотел было поделиться своим наблюдением с Синтией и окликнул ее, но
налетевший шквал заставил меня поперхнуться собственным криком.
Деревья в распадке клонились к земле и стонали под напором вихря.
Птицы беспомощно размахивали крыльями, будучи не в силах противостоять
мощи ветра. При взгляде на тучи почему-то возникало впечатление, что они
опускаются все ниже и ниже.
Мы упорно тащились вперед. Ледяной, колючий ливень хлестал нам в
лицо. Я утратил всякую способность ориентироваться и потому старался не
терять из вида согбенную фигуру Синтии. Как-то девушка споткнулась. Не
говоря ни слова, я помог ей подняться. Не поблагодарив, она поплелась
дальше.
Подстегиваемый ветром, дождь зарядил не на шутку. Порой он
превращался в град и барабанил по веткам деревьев, а потом снова
становился самим собой, и был, по-моему, холоднее града.
Мы шли целую вечность, и неожиданно я обнаружил, что мы оставили
гребень холма и спускаемся по его склону. Внизу бежал ручей; мы
перепрыгнули его, выбрав местечко поуже, и полезли на следующий холм.
Внезапно почва у меня под ногами сделалась ровной. Я услышал бормотание
Душелюба:
- Ну вот, теперь мы достаточно далеко.
Едва разобрав, что он там бормочет, я без сил плюхнулся на мокрый
валун. На какой-то миг я совершенно отключился и сознавал лишь то, что
больше никуда идти не надо. Постепенно напряжение спало, и я осмотрелся.
Мы остановились на широкой каменистой площадке. Футах в тридцати или
выше над ней нависала скала, образуя глубокую нишу в поверхности утеса.
Чуть ниже площадки прыгал по камням ручей - маленький и стремительный
горный поток. Он то бурлил и пенился на порогах, то разливался заводями и
отдыхал перед очередным прыжком. За ручьем возвышался холм, гребень
которого и привел нас сюда.
- Добрались, - весело проговорил Душелюб. - Теперь ни ночь, ни погода
нам не помеха. Разведем костер, наложим в ручье форели и пожелаем волку
сбиться со следа.
- Волку? - переспросила Синтия. - Но ведь их было трое. Что случилось
с двумя другими?
- У меня есть подозрение, - ответил Душелюб, - что двум другим волкам
немножко не повезло.
15
Снаружи бушевала гроза. Но нам около костра было тепло и уютно, и
одежда наша наконец просохла. В ручье и в самом деле водилась рыба. Мы
поймали чудесную крапчатую форель и с удовольствием ею поужинали. Не знаю,
как Синтия, а меня уже начинало воротить при одном упоминании о консервах
или вяленом мясе.
Судя по всему, не мы первые укрывались в этой пещерке от непогоды.
Свой костер мы развели на том месте, где камень почернел и потрескался от
пламени, которое разжигали тут прежде (хотя как давно, определить было
невозможно).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45