Я шел из комнаты в
комнату, дойдя в конце концов до королевской постели, чьим балдахином
служила плоть колоссального моллюска с планеты другой звезды, и, глядя на
зияющую раковину, я дотронулся до немыслимо мягкой ткани, которой
укрывался Принц Рама, и вспомнил, что Эвлуэла тоже лежала здесь, и, будь я
помоложе, я бы расплакался.
Я покинул дворец и медленно пересек площадь, начиная свой долгий путь
в Парриш.
И тут я впервые увидел наших завоевателей. Машина незнакомой
конструкции выкатилась на край площади, и из нее появилась примерно дюжина
фигур.
Они были почти человеческими. Они были высокими и крупными, с
широкой, как у Гормона, грудной клеткой, и только непомерная длина рук
указывала на то, что это чужаки. Их кожа была на вид какой-то странной, и,
будь я поближе, мне удалось бы получше разглядеть их глаза, губы, ноздри,
отличающиеся от человеческих. Не обращая никакого внимания на меня, они
пересекли площадь, идя валкой развинченной походкой, что живо напомнило
мне Гормонову манеру ходить, и вошли во дворец. Они не казались ни
спесивыми, ни воинственными.
Зеваки. Величественный Рам снова продемонстрировал свое магнетическое
воздействие. Оставив новых хозяев с их любопытством, я зашагал к окраине
города. Зимний холод проник в мою душу. Я размышлял: была ли это грусть по
павшему Раму? Или я скорбел о пропавшей Эвлуэле. Или причиной было всего
лишь то, что я пропустил уже три Наблюдения и, подобно любому наркоману,
испытывал от этого муки лишения?
Я понял, что это ранило меня все вместе, но больше всего - последнее.
Никто не встретился мне на улицах, пока я шел к воротам. Страх перед
новыми хозяевами заставлял рамлян прятаться. Время от времени мимо с
жужжанием проезжали машины пришельцев, но я даже не поворачивал головы. Я
подошел к западным воротам города, когда солнце уже почти скрылось за
горизонтом. Они были распахнуты, открывая мне вид на прекрасный холм, на
чьей груди росли деревья с темно-зелеными кронами. Я прошел под аркой и
увидел невдалеке фигуру Пилигрима, медленно бредущего по дороге из города.
Было странно видеть его спотыкающуюся неуверенную походку, ибо даже
плотные коричневые одежды не могли скрыть его молодость и силу. Он шел,
выпрямившись, развернув плечи, и все же его походка была запинающейся и
шаркающей походкой старика. Когда я догнал его и заглянул под капюшон, я
все понял: к его бронзовой маске, которые носили все Пилигримы, был
приделан ревербератор, используемый слепыми, чтобы вовремя узнавать о
встречающихся на пути препятствиях. Он ощутил мое присутствие и сказал:
- Я слепой Пилигрим. Прошу не причинять мне вреда.
Это не был голос Пилигрима. Это был сильный, резкий, повелительный
голос.
Я ответил:
- Я никому не собираюсь причинять вреда. Я Наблюдатель, который
прошлой ночью потерял свое занятие.
- Многие прошлой ночью лишились своих занятий, Наблюдатель.
- Только не Пилигримы.
- Нет, - сказал он. - Пилигримы - нет.
- Куда ты идешь?
- Из Рама.
- И никуда конкретно?
- Никуда, - сказал Пилигрим. - Совсем никуда. Я буду просто бродить
по свету.
- Тогда мы могли бы идти вместе, - сказал я, ибо идти с Пилигримом -
это небывалая удача, а я, потеряв Гормона и Эвлуэлу, был вынужден идти в
одиночку. - Я иду в Парриш. Идем?
- Туда - с особым удовольствием, - ответил он горько. - Да. Я иду с
тобой в Парриш. Но что за дела могут быть там у Наблюдателя?
- У Наблюдателя теперь нигде не может быть дел. Я иду в Парриш, чтобы
предложить свои услуги Летописцам.
- А.
- Теперь, когда Земля пала, я хочу побольше узнать о годах ее славы.
- Разве пала вся Земля, не только Рам?
- Я думаю, да, - ответил я.
- А, - сказал Пилигрим, - а...
Он погрузился в молчание, и мы пошли по дороге. Я дал ему руку, и он
больше не спотыкался, а зашагал уверенной молодой поступью. Время от
времени он что-то бормотал, а, может, это прорывались рыдания. Когда я
расспрашивал его о жизни Пилигрима, он либо отвечал уклончиво, либо
отмалчивался. Мы шли уже час. Начинались леса. И вдруг он сказал:
- У меня болит лицо. Помоги мне получше приспособить эту маску.
К моему удивлению он начал снимать ее. У меня перехватило дыхание,
ибо Пилигримам запрещено показывать свое лицо. Может, он забыл, что я не
слепой.
Он начал стаскивать маску, проговорив:
- Вряд ли тебе понравится это зрелище.
Гнутая бронза соскочила со лба, и прежде всего я увидел глаза,
которые перестали видеть свет совсем недавно. Зияющие дыры, в которых
побывал не скальпель хирурга, а, скорее, расставленные пальцы, а потом
показался острый породистый нос и, наконец, тонкие сжатые губы Принца
Рама.
- Ваше Величество! - невольно вырвалось у меня. Потоки засохшей крови
на щеках. Вокруг глазниц какая-то мазь. Он вряд ли чувствовал сильную
боль, ибо убил ее этой мазью, но боль, которая обожгла меня, была
настоящей.
- Больше не величество, - сказал он. - Помоги мне. - Его руки
задрожали, когда он протянул мне маску. - Эти края надо расширить. Они
давят на щеки. Здесь... и здесь...
Я побыстрее сделал все, что нужно, ибо не мог долго видеть его лицо.
Он надел маску. Мы молча пошли дальше. Я не имел понятия, как можно
разговаривать с таким человеком. Это было невеселое путешествие для нас
обоих; но теперь я решил быть его провожатым. Я думал о Гормоне и о том,
что он сдержал свое слово. И об Эвлуэле я думал тоже, и много раз у меня
на языке вертелся вопрос, что стало с любовницей Принца в ту ночь, но
слова не шли с губ.
Наступили сумерки, но солнце все еще сияло перед нами
золотисто-красным светом. И вдруг я остановился, и у меня вырвался хриплый
звук, ибо мимо промелькнула тень. Высоко в небе парила Эвлуэла. Ее кожу
пятнали краски заката, а крылья, раскинутые во всю ширь, переливались
всеми цветами радуги. Она была на высоте сотни человеческих ростов от
земли и поднималась все выше, и для нее я был всего лишь точкой среди
деревьев.
- Что там? - спросил Принц Рама. - Что ты увидел?
- Ничего.
- Отвечай, что ты увидел.
Я не мог противиться ему.
- Я увидел Воздухоплавательницу, Ваше Величество. Тоненькую девушку в
вышине.
- Значит, наступила ночь.
- Нет, - сказал я. - Солнце еще не зашло.
- Такого не бывает! У нее могут быть только ночные крылья! Солнце
швырнуло бы ее на землю!
Я заколебался. Я не мог заставить себя объяснить ему, как Эвлуэла
могла летать днем, хотя у нее были только ночные крылья. Я не мог сказать
Принцу Рама, что рядом с ней летел Гормон, летел без крыльев, легко
скользя в воздухе, держа в руках ее узкие плечи, помогая ей преодолеть
давление солнечных лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17