Ничейная полоса, разделившая греческий и турецкий Кипр, существовала уже четверть века. Жизнь на ней была невозможна по определению, поэтому она быстро превратилась в главную на острове свалку. Глубокие колеи свидетельствовали о частых визитах тяжелых мусоровозов. В трех ближайших зеленеющих кочках еще можно было узнать британский холодильник, французскую плиту и «фольксваген-жук».
Старлиц открыл багажник такси, осторожно извлек желтую коробку и опустил ее на дорогу. Цветочный запах был уже не так силен, зато в нем появилась гнилостная составляющая.
- Вы хотите выбросить это на нейтральной земле? - с любопытством спросил Виктор.
- Не выбросить, а зарыть. - Старлиц показал монтировку. Виктор кивнул в темноте, о чем свидетельствовала траектория огонька на кончике его сигареты.
- Тебе никогда не приходилось преодолевать ночью пограничные проволочные заграждения? - осведомился Старлиц.
- Не приходилось. Колючая проволока на границах - это семидесятые годы. Задолго до меня.
- Ну а здешняя Зеленая линия появилась еще в шестидесятые. Здесь насчитывается шестнадцать тысяч противопехотных мин. Я расскажу тебе кое-что о минах. Они как видеокамеры, они объективны и высоко технологичны. Мину не заболтаешь. Ей наплевать, кто ты такой и откуда взялся. Она мигом оторвет тебе задницу, будь ты хоть принц Уэльский.
- Ладно, давайте сюда вашу дурацкую коробку, - сказал Виктор, зевая. - Не могу же я допустить, чтобы толстяк преклонных лет елозил по земле брюхом. Это занятие для молодежи.
- Смотри, не попади в луч прожектора, - предостерег его Старлиц, отдавая коробку и монтировку. - Греки все время перемещают свои снайперские посты, а у ооновцев есть инфракрасные камеры.
Виктор с кривой усмешкой выложил из многочисленных карманов одну за другой пять пачек контрабандных сигарет.
- И последнее: не смей открывать коробку, - напутствовал его Старлиц. - Просто зарой ее поглубже.
Виктор побрел прочь, цепляя ногам сухие ломкие колючки. Старлиц залез в темное такси и включил радио. Из динамиков полилась бойкая поп-музыка. Турки по-прежнему сходили с ума по турецкоязычному «тяжелому металлу». Тяжелый металлический рок надолго застрял на многочисленных задворках планеты. «Металл» исполнял роль эсперанто, язык надрывающихся гитар становился всемирным наречием.
Прошло два часа. В машину заползал ночной холод. Поросшую шиповником местность все сильнее затягивало туманом. Туман заглушал шаги Виктора до тех пор, пока тот не вырос перед самой машиной. Старлиц включил фары, ослепив его и испугав. Виктор дрожал, он был сам не свой от недавних переживаний.
Старлиц вышел из машины. Бесформенные штаны Виктора были в дырках от колючей проволоки и мокрыми от росы. Он все еще сжимал в руках испачканную землей монтировку. С ног до головы его покрывала тонкая пленка не то жирной сажи, не то светящейся цветочной пыльцы.
Старлиц положил руку ему на плечо, и паренек обессилено хрустнул всем телом под ее тяжестью.
- Обязательно надо было открывать коробку? - спросил Старлиц сочувственно.
- Конечно, - пробормотал Виктор. Его светлые славянские глаза казались сейчас незрячими.
- Полезай в машину, - приказал Старлиц и подтолкнул его к дверце.
На жуткое присутствие Виктора машина отозвалась, как могла - паническим механическим скрипом. На кузове вздыбилась краска, звонко сорвался с крепления хромированный молдинг.
Старлиц сел за руль.
- Дайте выпить! - взмолился Виктор.
- В твоем состоянии это не поможет.
- Мне уже приходилось видеть смерть, - глухо проговорил Виктор. - Но такую - никогда.
- Смерть смерти рознь, - молвил Старлиц. - Когда хоронишь целое столетие, в яму должно кануть много чего. Дух времени, так сказать.
- Да... - слабо простонал Виктор. - Мои друзья-художники в Петербурге всегда так говорят. «Даже духи умирают...» - вот что твердят мои друзья, некрореалисты.
- Духи умирают первыми.
Старлиц завел машину, в несколько приемов развернулся на узкой пыльной дорожке и опять включил радио. Положение требовало чего-нибудь пободрее, погромче, послащавей, чего-нибудь мирского, что помогло бы вернуться в прежнее тривиальное положение 1999 года. Селин Дион с ее лирической темой из «Титаника» подходила как нельзя лучше.
- Пару дней не прикасайся к спиртному и к наркотикам, - посоветовал Старлиц. - Веди нормальную жизнь. Заказывай еду в номер, смотри плохое телевидение в дешевом отеле.
- Это поможет? - проскрипел Виктор.
- Обязательно. Твоя задача - с честью выйти из положения. Мы скоро покинем этот остров. И тогда все это станет неважно. Конец, мы это похоронили. Снято с повестки дня. Вычеркнуто. Вчерашний день.
Виктор громко стучал зубами. Через некоторое время он с видимым усилием обуздал свое волнение. Уже у Лапты его лицо снова стало приобретать человеческую окраску.
- Нельзя, чтобы дядя увидел меня таким, - выдавил юный русский. - Он обязательно начнет меня расспрашивать.
- Не беда. Я поселю тебя в отеле в Лефкосе . У меня все равно дела в этом городе.
Виктор уперся взлохмаченной головой в боковое стекло и уставился в темноту.
- Это всегда так? Так ужасно?
Старлиц повернулся к нему, свесив со спинки локоть.
- Что ты чувствуешь, парень? Что сейчас помрешь?
- Нет, я некрореалист, - мужественно ответил Виктор. - Я знаю, что такое смерть. Я так просто не умру. Смерть - это для других.
- В таком случае - нет, это не всегда так ужасно. - Старлиц снова стал смотреть на дорогу. - «Ужасно» - это слишком просто. А мир не так прост, не так чист. Истинный мир, истинная реальность - это в буквальном смысле не то, что мы видим. То есть «а» - это не «а», понял? В истинном мире «а» не удосужится быть всего лишь каким-то там «а». Ты читал Умберто Эко?
- Такие толстые популярные романы? - Виктор недовольно заерзал. - Нет, я этого не выношу.
- Как насчет Делеза и Гаттари? Деррида? Фуко? Адорно читал?
- Теодор Адорно был долбаным марксистом, - устало отозвался Виктор. - А Деррида я читал, как же иначе? Деррида открыл, что западная интеллектуальная традиция усеяна логическими несоответствиями. А вы читали Жака Деррида, мистер Старлиц? En francais?
- Ну, я такие вещи не то что читаю... - признался Старлиц. - Мне приходилось познавать их на собственном опыте.
Виктор пренебрежительно фыркнул.
- Правда, иногда я читаю Жана Бодрийяра . Вот кто настоящий комедиант!
- А мне Бодрийяр не нравится, - сказал Виктор, садясь прямо. - Он так и не разъяснил, как избежать политического вмешательства системы. Весь этот «соблазн», «фатальные стратегии» - куда это ведет? - Он вздохнул. - Лучше просто взять и напиться.
- Тут главное то, - пробормотал Старлиц, - что когда главное повествование рушится и сжимается, то воцаряется полная неопределенность.
Виктор наклонился вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73