- Понятно, что его попросту выдуло из истории.
- Как же так вышло? - спросила любопытная Зета.
- А так! Это был определяющий момент в повествовании двадцатого века. Сердцевинный, основообразующий миг столетия. Бомба была ошеломляющей, всесокрушающей, разрушающей весь предшествовавший сюжет, она появилась из ниоткуда как полнейшая неожиданность, произвела сотрясение в десять баллов по десятибалльной мировой шкале катастроф. После Бомбы история уже не стала прежней, ибо с тех пор ей приходится существовать под атомным грибом, на котором начертано: «История временна». Джо перестал подчиняться причинно-следственным законам с того мгновения, когда его размазало по двадцатому веку, как электронное облако. Он присутствует в повествовании двадцатого века повсюду, но показаться может только тогда, когда его регистрируют, на него смотрят. Когда его ищут.
- Как здесь и сейчас?
- Именно как здесь, именно как сейчас.
- Класс! Значит, сейчас необыкновенный момент?
- Правильно, Зета. Гляди в оба и пытайся запомнить. Ведь это в последний раз.
- Что?! Почему?
- Здорово, что ты видела его раньше и видишь сейчас. Потому что в будущем ты его уже не увидишь.
- Почему? А на следующий год?
Джо печально покачал головой:
- Не хренов радон.
- Дедушка прав, - веско произнес Старлиц. - После Y2K это невозможно.
- Но почему? - не унималась потрясенная Зета.
- Из-за Бомбы, - сказал Старлиц. - Таково ее повествование. В следующем столетии не будет «атомного века». Атомный Век кончился, он - вчерашний день. После Y2K значение Бомбы меняется. Не знаю, видела ли ты когда-нибудь взрыв атомной бомбы. В двадцатом веке она была Святым Граалем , но Святым Граалем она могла оставаться всего восемь минут. Эти восемь минут ты бродишь в солнечных очках в ударной волне, повторяя всякую супермифическую чепуху: «Я ярче тысячи солнц, теперь я Смерть, я разрушаю миры...» По истечении восьми минут у тебя остается один мусор. Мусор по определению, понимаешь?
Старлиц смотрел в доверчивые глаза дочери. Он делал все, чтобы она его поняла. Время настало.
- Вернемся к испытанию на полигоне Тринити. Сначала горы озаряет безмолвная вспышка. За ней следует колоссальная ударная волна. Потом гигантское вареное яйцо, феникс, взмывающий в небеса. Дальше ветер пустыни неторопливо рассеивает грибовидное облако, пекло остывает - и вот уже представители федеральных властей в мундирах и фуражках стоят вокруг расплавленной, завязанной узлом арматуры. Вот и все. Вся атомная фабула. Атомная энергия - это сверхсовременный, космический прорыв продолжительностью в восемь минут. А дальше - радиоактивные отходы. Вечный мусор. Он останется мусором через сто, через десять тысяч лет. Следующий век расположен ниже по течению от Атомного Века. Ядерная бомба для него не первоначальный блеск, а прежде всего мусор.
- А как же дедушка? Это несправедливо!
- После Y2K это уже история не для него.
Джо смотрел на Зету с выражением, отдаленно напоминающим сожаление. Было видно, что ему больно ее огорчать. Но обойти эту тему было невозможно, и Джо попытался объясниться:
- Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я...
- Хватит, папа, - перебил его Старлиц. - Позже я расскажу ей про Бомбу и про Каинову печать.
- Дружище! - взревел один из пьянчуг, подошедший ближе. - У тебя здесь текила!
Зета сжала кулачки.
- Не может быть, чтобы это кончилось просто так!
- Детка, - изрек Старлиц, - чему конец, тому конец.
Зета отказывалась смириться. Рассудок ее бунтовал. Внезапно она расплылась в улыбке.
- А вот и нет, папа! Двухтысячный год все еще относится к двадцатому веку! Так говорится в моем учебнике математики. Так что у дедушки есть еще целый год. Правильно?
- Спросим об этом у кого-нибудь из наших друзей. - Старлиц повернулся к ближайшему забулдыге. - Парень, ты получишь дозу кактусового сока, но сперва ответь мне на один вопрос. Когда начинается двадцать первый век?
- В Новый год. С Y2K. Это всем известно. С неба посыплются самолеты, всюду вырубится электричество...
- А если начать отсчитывать столетия с нулевого года? Как бы не хватиться одного годика...
- Это еще зачем? - Забулдыга помахал своим дружкам. - Эй, borrachos! - заорал он. - Tenemos tequila!
Столкнувшись с нетерпеливым спросом, Старлиц быстро остался с пустой бутылкой. Даже в чистом виде «Гран Сентенарио» хватило ненадолго. Струйки текилы, брызнувшие в бурдюки с кошерным вином, каковыми стали к этому моменту животы пьянчуг, подействовали на них, как высокооктановое реактивное топливо. Один из батраков запустил спьяну генератор. Снова вспыхнули рождественские огоньки. Двое стали швырять в раскаленную бочку деревяшки и разожгли в гараже кровавое зарево.
- Папа, расскажи мне про мать, - решительно проговорил Старлиц. - Как ей там, у старых родственников?
Джо опрокинул в рот текилу и содрогнулся. Потом он закивал, дрябло мотая подбородком. Возможно, дело было в неверном свете, но сейчас Джо можно было дать все сто лет. Он скорбно покачал головой.
- Лекарство для убийства стариков.
Старлиц хлопнул себя по лбу.
- Ее уже, по сути, нет, правда? Y2K ей не страшен: она уже ушла.
Карие глаза Джо сверкнули. Внезапно их покинул возраст, они превратились в две лужицы запотевшего стекла, но не холодные, а подогреваемые изнутри мужественной волей, почти солдатским геройством. Это был человек, научившийся сносить любые удары судьбы.
Джо важно вздохнул и поднял худую руку, как знаменосец в увитом колючей проволокой тупике траншеи.
- Разве нас не несет вперед, считанных нас, мчащихся в новую эру?
Старлиц отвернулся. Он проглотил текилу, и она, как и подобает крепкому напитку, нанесла ему коварный удар: превратила истинные чувства в сантименты. Пьяный хорошо понимает свое состояние: правда бьет наружу из всех потайных местечек, но опьянение снимает остроту переживания, размывает краски, превращает тревогу в дешевый мультфильм.
- Боже, - пробормотал Старлиц, - вот я и влип! Еще несколько ударов старых атомных часов, и я останусь совсем один на свете. Я один во Вселенной, отец. Без матери и отца. Сирота.
В глазах у Зеты появились слезы.
- Еще есть я, папа! Взгляни на меня! Я не сирота.
Старлиц обнял ее плечики, и они застыли, молча глядя на Джо. Старлиц не знал раньше, что ребенок может быть таким источником силы. Она тащила его в будущее, подобно тому, как спасатель затаскивает в шлюпку тонущего.
Пьяницы снова запели. В стопке старых пластинок они обнаружили мексиканскую «Feliz Navidad» , которая пришлась им больше по вкусу. У кого-то нашлась марихуана. Спиртное и «травка» придали им новых сил. Те, кто еще держался на ногах, пытались плясать. Джо любовался их ужимками с лукавым выражением лица, похожий сейчас на знатока джаза сороковых годов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
- Как же так вышло? - спросила любопытная Зета.
- А так! Это был определяющий момент в повествовании двадцатого века. Сердцевинный, основообразующий миг столетия. Бомба была ошеломляющей, всесокрушающей, разрушающей весь предшествовавший сюжет, она появилась из ниоткуда как полнейшая неожиданность, произвела сотрясение в десять баллов по десятибалльной мировой шкале катастроф. После Бомбы история уже не стала прежней, ибо с тех пор ей приходится существовать под атомным грибом, на котором начертано: «История временна». Джо перестал подчиняться причинно-следственным законам с того мгновения, когда его размазало по двадцатому веку, как электронное облако. Он присутствует в повествовании двадцатого века повсюду, но показаться может только тогда, когда его регистрируют, на него смотрят. Когда его ищут.
- Как здесь и сейчас?
- Именно как здесь, именно как сейчас.
- Класс! Значит, сейчас необыкновенный момент?
- Правильно, Зета. Гляди в оба и пытайся запомнить. Ведь это в последний раз.
- Что?! Почему?
- Здорово, что ты видела его раньше и видишь сейчас. Потому что в будущем ты его уже не увидишь.
- Почему? А на следующий год?
Джо печально покачал головой:
- Не хренов радон.
- Дедушка прав, - веско произнес Старлиц. - После Y2K это невозможно.
- Но почему? - не унималась потрясенная Зета.
- Из-за Бомбы, - сказал Старлиц. - Таково ее повествование. В следующем столетии не будет «атомного века». Атомный Век кончился, он - вчерашний день. После Y2K значение Бомбы меняется. Не знаю, видела ли ты когда-нибудь взрыв атомной бомбы. В двадцатом веке она была Святым Граалем , но Святым Граалем она могла оставаться всего восемь минут. Эти восемь минут ты бродишь в солнечных очках в ударной волне, повторяя всякую супермифическую чепуху: «Я ярче тысячи солнц, теперь я Смерть, я разрушаю миры...» По истечении восьми минут у тебя остается один мусор. Мусор по определению, понимаешь?
Старлиц смотрел в доверчивые глаза дочери. Он делал все, чтобы она его поняла. Время настало.
- Вернемся к испытанию на полигоне Тринити. Сначала горы озаряет безмолвная вспышка. За ней следует колоссальная ударная волна. Потом гигантское вареное яйцо, феникс, взмывающий в небеса. Дальше ветер пустыни неторопливо рассеивает грибовидное облако, пекло остывает - и вот уже представители федеральных властей в мундирах и фуражках стоят вокруг расплавленной, завязанной узлом арматуры. Вот и все. Вся атомная фабула. Атомная энергия - это сверхсовременный, космический прорыв продолжительностью в восемь минут. А дальше - радиоактивные отходы. Вечный мусор. Он останется мусором через сто, через десять тысяч лет. Следующий век расположен ниже по течению от Атомного Века. Ядерная бомба для него не первоначальный блеск, а прежде всего мусор.
- А как же дедушка? Это несправедливо!
- После Y2K это уже история не для него.
Джо смотрел на Зету с выражением, отдаленно напоминающим сожаление. Было видно, что ему больно ее огорчать. Но обойти эту тему было невозможно, и Джо попытался объясниться:
- Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я...
- Хватит, папа, - перебил его Старлиц. - Позже я расскажу ей про Бомбу и про Каинову печать.
- Дружище! - взревел один из пьянчуг, подошедший ближе. - У тебя здесь текила!
Зета сжала кулачки.
- Не может быть, чтобы это кончилось просто так!
- Детка, - изрек Старлиц, - чему конец, тому конец.
Зета отказывалась смириться. Рассудок ее бунтовал. Внезапно она расплылась в улыбке.
- А вот и нет, папа! Двухтысячный год все еще относится к двадцатому веку! Так говорится в моем учебнике математики. Так что у дедушки есть еще целый год. Правильно?
- Спросим об этом у кого-нибудь из наших друзей. - Старлиц повернулся к ближайшему забулдыге. - Парень, ты получишь дозу кактусового сока, но сперва ответь мне на один вопрос. Когда начинается двадцать первый век?
- В Новый год. С Y2K. Это всем известно. С неба посыплются самолеты, всюду вырубится электричество...
- А если начать отсчитывать столетия с нулевого года? Как бы не хватиться одного годика...
- Это еще зачем? - Забулдыга помахал своим дружкам. - Эй, borrachos! - заорал он. - Tenemos tequila!
Столкнувшись с нетерпеливым спросом, Старлиц быстро остался с пустой бутылкой. Даже в чистом виде «Гран Сентенарио» хватило ненадолго. Струйки текилы, брызнувшие в бурдюки с кошерным вином, каковыми стали к этому моменту животы пьянчуг, подействовали на них, как высокооктановое реактивное топливо. Один из батраков запустил спьяну генератор. Снова вспыхнули рождественские огоньки. Двое стали швырять в раскаленную бочку деревяшки и разожгли в гараже кровавое зарево.
- Папа, расскажи мне про мать, - решительно проговорил Старлиц. - Как ей там, у старых родственников?
Джо опрокинул в рот текилу и содрогнулся. Потом он закивал, дрябло мотая подбородком. Возможно, дело было в неверном свете, но сейчас Джо можно было дать все сто лет. Он скорбно покачал головой.
- Лекарство для убийства стариков.
Старлиц хлопнул себя по лбу.
- Ее уже, по сути, нет, правда? Y2K ей не страшен: она уже ушла.
Карие глаза Джо сверкнули. Внезапно их покинул возраст, они превратились в две лужицы запотевшего стекла, но не холодные, а подогреваемые изнутри мужественной волей, почти солдатским геройством. Это был человек, научившийся сносить любые удары судьбы.
Джо важно вздохнул и поднял худую руку, как знаменосец в увитом колючей проволокой тупике траншеи.
- Разве нас не несет вперед, считанных нас, мчащихся в новую эру?
Старлиц отвернулся. Он проглотил текилу, и она, как и подобает крепкому напитку, нанесла ему коварный удар: превратила истинные чувства в сантименты. Пьяный хорошо понимает свое состояние: правда бьет наружу из всех потайных местечек, но опьянение снимает остроту переживания, размывает краски, превращает тревогу в дешевый мультфильм.
- Боже, - пробормотал Старлиц, - вот я и влип! Еще несколько ударов старых атомных часов, и я останусь совсем один на свете. Я один во Вселенной, отец. Без матери и отца. Сирота.
В глазах у Зеты появились слезы.
- Еще есть я, папа! Взгляни на меня! Я не сирота.
Старлиц обнял ее плечики, и они застыли, молча глядя на Джо. Старлиц не знал раньше, что ребенок может быть таким источником силы. Она тащила его в будущее, подобно тому, как спасатель затаскивает в шлюпку тонущего.
Пьяницы снова запели. В стопке старых пластинок они обнаружили мексиканскую «Feliz Navidad» , которая пришлась им больше по вкусу. У кого-то нашлась марихуана. Спиртное и «травка» придали им новых сил. Те, кто еще держался на ногах, пытались плясать. Джо любовался их ужимками с лукавым выражением лица, похожий сейчас на знатока джаза сороковых годов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73