Барабанный бой достиг крещендо.
- Прощай, жестокий мир! - провозгласил он. Пьедестал исчез. Поляна огласилась испуганными криками. Барбара подняла стройные руки, изобразив ладонями две лилии. Она была сейчас трансокеанской бодхисатвой, плывущей на огненном облаке.
Факелы окутались искрами и погасли. Барбара мягко опустилась на землю. Старлиц метнулся к ней и накрыл припасенным для этого плащом, чтобы такой, закутанной, передать толпе.
- Я была волшебной? - спросила она шепотом.
- Меня не спрашивай. Спроси у зрителей.
Зрители рыдали. Они безоговорочно поверили во все увиденное.
Смывшим с себя грязь и выходящим чистенькими из реки Ваиалуа предусмотрительный Старлиц вручал шорты, майки и шлепанцы. Дрожащая от голода и восхищения публика заспешила вдоль реки к месту, где их ждали такси с работающими счетчиками. Перед особняком Макото для свидетелей волшебства стараниями неутомимого Старлица был приготовлен пир. Он знал, что им требуется. Нагло обманутым необходимо первым делом подкрепиться.
Оставшись на поляне вдвоем, Старлиц и Зета зажгли два прожектора и в их мощных лучах затушили костры, собрали все факелы, закопали яму под лжепьедесталом, собрали все веревки, пружины и шарниры, разбили на мелкие кусочки большие сценические зеркала и сложили все в огромный брезентовый мешок, который сбросили в пропасть. Потом, забрав из потайного местечка арендованную машину, они покатили в дешевый отель в Принсвилле, где купили китайской еды и немного кентуккского бурбона.
После белого риса с креветками Зета стала расшнуровывать свои «мыльные» башмаки, глядя на немой телеэкран.
- Зачем тебе виски, папа?
- На Гавайях он дешевле бензина, - объяснил усталый Старлиц.
- Она действительно волшебница, папа? Она похожа на богиню.
Старлиц утомленно посмотрел на свою дочь, потом его пронзила дрожь. Никто, кроме него, никогда не скажет ей правды. У него был перед ней, еще ребенком, родительский долг.
- Милая, мы их провели. Мы смошенничали. Но в поп-культуре это допустимо. Недаром великий Ино пишет в одном из своих священных трудов, что поп-музыка не следует модели изящного искусства, когда вдохновенная личность, гений одаривает праздную публику шедевром. Поп-культура держится на массовости. Все большие перемены в поп-мире создаются жуликами, которые, слепо используя обстоятельства, творят новую моду, сами ее не понимая. - Он отхлебнул бурбона. - Так сказал Ино. Я ему верю, нам это годится.
- Значит, Барбара не умеет летать?
- Пойми, это неважно. Дело не в этом.
- Все равно я не понимаю, - сказала Зета, хмурясь.
- Попытаюсь объяснить немного иначе. Эти люди - хиппи. Они поверят всему, что, как они считают, не одобряют полиция и церковь. Они проглотят любую дурацкую чушь, которую ты пожелаешь им скормить.
Зета завязала ботиночный шнурок и вскарабкалась на кровать.
- Дай-ка я попробую, папа. По-моему, я могу парить в воздухе. - И она увлеченно запрыгала на матрасе вверх-вниз.
- Это дешевая жесткая кровать, милая. Перестань.
- Лучше посмотри, как я парю! - И она проехалась на одной ножке по стальному ребру кровати. - Как тебе моя лунная походка?
- Успокойся.
- Я спокойна. Ха-ха-ха! - Зета с шумом и треском перепрыгнула на переднюю спинку. - Тебе меня не поймать, папа!
- Ты меня слышала? - прикрикнул на нее Старлиц. - Не зли меня!
Но Зета перенеслась, как пушинка одуванчика, на верхнюю перекладину оконной рамы, прокатилась по ней, медленно проехалась по потолку и задержалась, как клубок паутины, в верхнем углу комнаты.
- Не поймаешь, не поймаешь! Я не слезу! Видишь, папа, как плохо я себя веду! Ха-ха-ха!
- Ты сейчас дождешься!
- Вот я и полетела! Ха-ха-ха!
Не столько сердито, сколько грозно Старлиц извлек из сумки одноразовый фотоаппарат.
- Лучше слезь, Зета! Не заставляй меня прибегать к этому!
Но Зета, исступленно мотая косичками, запрыгала по потолку. Вниз посыпалась штукатурка. Старлиц взял фотоаппарат наизготовку и навел объектив на дочь. Вспышка - и Зета с грохотом рухнула вниз. Воя от боли и злости, она, сжимая ушибленную коленку, стала театрально кататься по полу.
День выдался долгим и утомительным для них обоих.
Зета забылась тревожным сном, а Старлицу было по-прежнему не по себе. Он чувствовал в номере отеля непонятный запах. Угораздило же его напиться в паршивой ночлежке, накуриться и смертельно устать посередине Тихого океана! Его мучила отрыжка, он не исключал закупорку артерии или какие-нибудь еще внутренние неполадки, вплоть до готовящейся смертельной коронарной катастрофы.
Винить Гавайи было вовсе не обязательно. Что-то разладилось в нем самом, в городке, на острове, на планете, во всей Вселенной. От проблемы было некуда деваться: он чувствовал ее запах, в каком бы далеком космосе она ни зародилась. Неоновое солнце, прячущееся за воняющую хлоркой кучу мусора... Пустота, холодный синий бассейн, последние безжизненные пузыри, губная помада, как застывший жир, шприцы с обломанными иглами...
Старлиц нашарил телефон и набрал номер.
- Shtoh vy khotiti?
- Виктор? Это Леха Старлиц.
- Вы на Кипре?
- Нет, на Гавайях.
- Гавайи? Телевизионный полицейский боевик? Брюнет, автокатастрофы, негодяи, револьверы?
- Да, нет, может быть. Я насчет группы, Виктор.
- Можете раздобыть мне грин-карту?
- Виктор, с группой ничего не случилось?
- Как же не случилось! - Виктор громко облизнул губы. - Одна из них умерла.
- Ты мне уже говорил. Француженка.
- Кто, та? Нет, теперь Итальянка.
- Ты шутишь! Итальянка?!..
- Утонула в гостиничном бассейне. Наркотики, купание... Все как обычно.
- Где сейчас группа? Где Озбей?
- Мехмет Озбей в Стамбуле, дрессирует новую Итальянку. Это будет мусульманка из Албании.
Старлиц застонал.
- Твой дядя близко? Передай ему трубку.
- Вы что, пьяны? Кажется, вы напились. Мой дядя все еще труп, Леха. Он находился на авиабазе в Белграде в первый натовский налет. Разве вы не помните?
- Он жив.
- Даже если бы Пулат Романович был жив, вы бы не смогли с ним поговорить. НАТО напало на суверенное социалистическое государство и взрывает все электростанции и телефонные узлы.
- Не болтай глупости. Авианалеты всегда лучше выглядят на бумаге, чем если взорвать телефонную станцию.
- Даже если бы мой дядя был жив, а югославские телефоны работали, он бы с вами не поговорил, потому что геройски защищал бы демократически избранного президента славянского народа Слободана Милошевича.
- Расскажи это Жириновскому, парень. Сколько воздушных боев дали НАТО югославские ВВС? Я немного не в курсе событий.
- Не слишком много, - признал Виктор.
- В таком случае наш ас мог остаться в живых.
Зета села в постели.
- Кто это, папа? Моя мама?
- Нет.
Зета угрюмо шмыгнула носом. Она была бледной и напуганной.
- Я хочу поговорить с мамой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
- Прощай, жестокий мир! - провозгласил он. Пьедестал исчез. Поляна огласилась испуганными криками. Барбара подняла стройные руки, изобразив ладонями две лилии. Она была сейчас трансокеанской бодхисатвой, плывущей на огненном облаке.
Факелы окутались искрами и погасли. Барбара мягко опустилась на землю. Старлиц метнулся к ней и накрыл припасенным для этого плащом, чтобы такой, закутанной, передать толпе.
- Я была волшебной? - спросила она шепотом.
- Меня не спрашивай. Спроси у зрителей.
Зрители рыдали. Они безоговорочно поверили во все увиденное.
Смывшим с себя грязь и выходящим чистенькими из реки Ваиалуа предусмотрительный Старлиц вручал шорты, майки и шлепанцы. Дрожащая от голода и восхищения публика заспешила вдоль реки к месту, где их ждали такси с работающими счетчиками. Перед особняком Макото для свидетелей волшебства стараниями неутомимого Старлица был приготовлен пир. Он знал, что им требуется. Нагло обманутым необходимо первым делом подкрепиться.
Оставшись на поляне вдвоем, Старлиц и Зета зажгли два прожектора и в их мощных лучах затушили костры, собрали все факелы, закопали яму под лжепьедесталом, собрали все веревки, пружины и шарниры, разбили на мелкие кусочки большие сценические зеркала и сложили все в огромный брезентовый мешок, который сбросили в пропасть. Потом, забрав из потайного местечка арендованную машину, они покатили в дешевый отель в Принсвилле, где купили китайской еды и немного кентуккского бурбона.
После белого риса с креветками Зета стала расшнуровывать свои «мыльные» башмаки, глядя на немой телеэкран.
- Зачем тебе виски, папа?
- На Гавайях он дешевле бензина, - объяснил усталый Старлиц.
- Она действительно волшебница, папа? Она похожа на богиню.
Старлиц утомленно посмотрел на свою дочь, потом его пронзила дрожь. Никто, кроме него, никогда не скажет ей правды. У него был перед ней, еще ребенком, родительский долг.
- Милая, мы их провели. Мы смошенничали. Но в поп-культуре это допустимо. Недаром великий Ино пишет в одном из своих священных трудов, что поп-музыка не следует модели изящного искусства, когда вдохновенная личность, гений одаривает праздную публику шедевром. Поп-культура держится на массовости. Все большие перемены в поп-мире создаются жуликами, которые, слепо используя обстоятельства, творят новую моду, сами ее не понимая. - Он отхлебнул бурбона. - Так сказал Ино. Я ему верю, нам это годится.
- Значит, Барбара не умеет летать?
- Пойми, это неважно. Дело не в этом.
- Все равно я не понимаю, - сказала Зета, хмурясь.
- Попытаюсь объяснить немного иначе. Эти люди - хиппи. Они поверят всему, что, как они считают, не одобряют полиция и церковь. Они проглотят любую дурацкую чушь, которую ты пожелаешь им скормить.
Зета завязала ботиночный шнурок и вскарабкалась на кровать.
- Дай-ка я попробую, папа. По-моему, я могу парить в воздухе. - И она увлеченно запрыгала на матрасе вверх-вниз.
- Это дешевая жесткая кровать, милая. Перестань.
- Лучше посмотри, как я парю! - И она проехалась на одной ножке по стальному ребру кровати. - Как тебе моя лунная походка?
- Успокойся.
- Я спокойна. Ха-ха-ха! - Зета с шумом и треском перепрыгнула на переднюю спинку. - Тебе меня не поймать, папа!
- Ты меня слышала? - прикрикнул на нее Старлиц. - Не зли меня!
Но Зета перенеслась, как пушинка одуванчика, на верхнюю перекладину оконной рамы, прокатилась по ней, медленно проехалась по потолку и задержалась, как клубок паутины, в верхнем углу комнаты.
- Не поймаешь, не поймаешь! Я не слезу! Видишь, папа, как плохо я себя веду! Ха-ха-ха!
- Ты сейчас дождешься!
- Вот я и полетела! Ха-ха-ха!
Не столько сердито, сколько грозно Старлиц извлек из сумки одноразовый фотоаппарат.
- Лучше слезь, Зета! Не заставляй меня прибегать к этому!
Но Зета, исступленно мотая косичками, запрыгала по потолку. Вниз посыпалась штукатурка. Старлиц взял фотоаппарат наизготовку и навел объектив на дочь. Вспышка - и Зета с грохотом рухнула вниз. Воя от боли и злости, она, сжимая ушибленную коленку, стала театрально кататься по полу.
День выдался долгим и утомительным для них обоих.
Зета забылась тревожным сном, а Старлицу было по-прежнему не по себе. Он чувствовал в номере отеля непонятный запах. Угораздило же его напиться в паршивой ночлежке, накуриться и смертельно устать посередине Тихого океана! Его мучила отрыжка, он не исключал закупорку артерии или какие-нибудь еще внутренние неполадки, вплоть до готовящейся смертельной коронарной катастрофы.
Винить Гавайи было вовсе не обязательно. Что-то разладилось в нем самом, в городке, на острове, на планете, во всей Вселенной. От проблемы было некуда деваться: он чувствовал ее запах, в каком бы далеком космосе она ни зародилась. Неоновое солнце, прячущееся за воняющую хлоркой кучу мусора... Пустота, холодный синий бассейн, последние безжизненные пузыри, губная помада, как застывший жир, шприцы с обломанными иглами...
Старлиц нашарил телефон и набрал номер.
- Shtoh vy khotiti?
- Виктор? Это Леха Старлиц.
- Вы на Кипре?
- Нет, на Гавайях.
- Гавайи? Телевизионный полицейский боевик? Брюнет, автокатастрофы, негодяи, револьверы?
- Да, нет, может быть. Я насчет группы, Виктор.
- Можете раздобыть мне грин-карту?
- Виктор, с группой ничего не случилось?
- Как же не случилось! - Виктор громко облизнул губы. - Одна из них умерла.
- Ты мне уже говорил. Француженка.
- Кто, та? Нет, теперь Итальянка.
- Ты шутишь! Итальянка?!..
- Утонула в гостиничном бассейне. Наркотики, купание... Все как обычно.
- Где сейчас группа? Где Озбей?
- Мехмет Озбей в Стамбуле, дрессирует новую Итальянку. Это будет мусульманка из Албании.
Старлиц застонал.
- Твой дядя близко? Передай ему трубку.
- Вы что, пьяны? Кажется, вы напились. Мой дядя все еще труп, Леха. Он находился на авиабазе в Белграде в первый натовский налет. Разве вы не помните?
- Он жив.
- Даже если бы Пулат Романович был жив, вы бы не смогли с ним поговорить. НАТО напало на суверенное социалистическое государство и взрывает все электростанции и телефонные узлы.
- Не болтай глупости. Авианалеты всегда лучше выглядят на бумаге, чем если взорвать телефонную станцию.
- Даже если бы мой дядя был жив, а югославские телефоны работали, он бы с вами не поговорил, потому что геройски защищал бы демократически избранного президента славянского народа Слободана Милошевича.
- Расскажи это Жириновскому, парень. Сколько воздушных боев дали НАТО югославские ВВС? Я немного не в курсе событий.
- Не слишком много, - признал Виктор.
- В таком случае наш ас мог остаться в живых.
Зета села в постели.
- Кто это, папа? Моя мама?
- Нет.
Зета угрюмо шмыгнула носом. Она была бледной и напуганной.
- Я хочу поговорить с мамой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73