– Почему? – едва слышно шепнул я, опасаясь гигантов над головой.
– Ты нетерпелив. Так же, как и я.
Постепенно тьма поредела, обратившись в серый сумрак. Отца со мной уже не было. Напрягая зрение, я снова попытался рассмотреть грандиозные фигуры каменных колоссов, вырисовывающиеся в полумраке.
Я встал, страшно замерзший, голова у меня кружилась, раненая нога так болела, что я едва мог стоять, но все же я настойчиво стремился все дальше и дальше, ползком пробираясь по спине гигантского крокодила. Когда я добрался до его головы, стук молотка неожиданно усилился – теперь он раздавался непосредственно справа от меня. Там, в лабиринте из каменных торсов, рук и ног, между двумя нахохлившимися орлами, стоял старик с белыми, как мрамор, волосами, одетый в измятый белый рабочий халат и рваный кожаный фартук, с молотком в одной руке и резцом в другой – он вырезал дверьв необработанной дальней стене.
Какое– то время понаблюдав за ним, я так и не понял, почему он тратит столько времени на отделку -гирлянду из роз и листьев – вместо того, чтобы поскорее закончить саму дверь.
Я бы на его месте в первую очередь сделал на гладком прямоугольнике двери ручку и петли, чтобы как можно быстрее открыть ее.
Я долго взирал на него с благоговейным трепетом, но вдруг что-то словно толкнуло меня: беги, беги отсюда прочь, иначе будет поздно. (– Держи себя в руках!– возмутилась Лекканут-На. Мне показалось, это место заинтересовало ее гораздо больше, чем всех остальных.) Внутри меня уже встрепенулись встревоженные отец с Орканром.
Я подобрался поближе, откуда было прекрасно видно, как летят осколки камня, слышно, как они ударяются об пол.
Но скульптор ненадолго пропал из поля моего зрения – его закрыла от меня статуя сидящего бога с лошадиной головой, а когда я обошел идола, его уже нигде не было.
Я потрогал дверь рукой, восхищаясь тонкостью изысканной резьбы, но не только не смог открыть ее, но и не нашел даже зазора между ней и стеной – уж не знаю, был ли он там вообще.
Мне оставалось лишь ломать голову: видел ли я самого Строителя и спугнул его, или это просто был мой коллега чародей, который нашел свой путь в магии благодаря тяжелейшему труду – резьбе по камню – и просто не хотел открывать мне секреты своего искусства.
В конце концов, каждый чародей должен хранить свои тайны.
Так при дневном свете и в ночной тьме, но в неизменном ужасающем холоде мое пребывание во Дворце Чародеев растянулось на целую вечность – его комнаты, залы и коридоры множились до бесконечности, словно отраженные в миллионах зеркал. Я полностью утратил ощущение времени. Иногда проходило много дней, прежде чем я встречал какого-то другого чародея. А иногда, свернув за угол, я сталкивался с целой толпой своих коллег, занятых совместной работой.
Я редко общался со своими сокурсниками. Обычно я медленно проходил мимо них, якобы с достоинством, но на самом деле просто пытался скрыть свою слабость. Для чародеев даже голод является неотъемлемой частью их искусства. Обнаженный человек в снегу, должно быть, годами не ел и не спал по-настоящему. Как и вечно горящий чародей, он был выше подобных вещей.
А я этого сделать не мог, точно так же, как не мог попросить у другого чародея ломоть хлеба. Чего ради он должен давать его мне? И почему бы ему не отравить его и, как только я начну есть, не объявить, что он бросает мне вызов и собирается убить меня?
Стоя в дверном проеме, я поднял взгляд на крышу и с удивлением обнаружил там Пожирательницу Птиц, созвавшую к себе тысячи вьюрков, зябликов, воробьев и колибри размером не больше пчелы. Их песня звучала, как оркестровая увертюра, воздух трепетал от взмахов крыльев. Они кружили вокруг нее с криками, свистом и чириканьем, а она отвечала им на том же языке. Ее лицо плавало в бурном море перьев. Она брала птиц в руки, одну за другой, сворачивала им шеи и рвала зубами, так что пух и перья, смешавшиеся с кровью, вскоре облепили ей подбородок.
Она улыбнулась.
– Я тебе омерзительна, Секенр? Каждый чародей находит свой путь в магии. У меня такой.
В конце концов я все же обнаружил кухню. Я уже не мог сосредоточиться на магии. Я думал только о еде. Я понимал, что умираю, так как уже дней десять, а возможно, и больше, у меня во рту не было ничего, кроме, разве что случайной горсти снега. Мое тело давно напоминало пучок сухих веток, связанных друг с другом тяжелой шубой, и непонятным образом все еще двигавшихся благодаря какой-то таинственной энергии, но отнюдь не моей собственной.
Открыв гладко выструганную деревянную дверь, я встал, опершись о косяк, завороженный видом противней, горшков и котелков, дымящихся над очагами, корзин с хлебом на полу, ваз с фруктами на столах, длинных скамеек, готовых разместить тысячи страждущих.
Кухня была пуста. Возможно, мое появление спугнуло прислугу. Хотя я не мог понять, с какой стати они должны меня бояться.
А может быть, все это было лишь бредом, иллюзией, возникшей в моем больном разуме?
Или я сам сотворил кухню с помощью магии?
Или это сделал кто-то другой, и все здесь отравлено?
Я сел за стол, умирая от голода, но все же пытаясь разобраться в сути происходящего. Наконец я решил испытать судьбу, выбрал один из незнакомых мне фруктов и надкусил. На вкус он оказался великолепным: сочным и сладким, но желудок почти моментально свело сильнейшей судорогой. Отшвырнув плод, я упал со скамьи на пол.
– Кто бросает мне вызов? – выдохнул я.
– Что-то я никого не замечаю, -отозвалась Лекканут-На у меня в голове . – Просто ты столько голодал, что тебе снова придется учиться есть. Подожди несколько минут и выпей немного бульона, потом отдохни. Пока тебе нельзя есть тяжелой твердой пищи.
Я последовал ее совету: похлебал великолепного супа из исходящего паром котелка, лег на скамейку и заснул. Даже если кто-то из чародеев и заходил перекусить, пока я спал, меня никто не побеспокоил.
Уже собравшись уходить, я задал вслух вопрос:
– А как я снова смогу отыскать это место?
– Без труда, стоит только захотеть, – отозвалась Лекканут-На, воспользовавшись моим голосом.
Руководствуясь тем же принципом, я нашел и библиотеку. В конце концов, мой собственный путь в магии лежал через слова, витиеватые заглавные буквы и цветные иллюстрации. Книги были мне жизненно необходимы. Поэтому я заснул с мыслью о книгах, а проснувшись, понял, что сижу на каменной скамье в громадном холодном гроте, где масляные лампы в форме змей с раздутыми животами отбрасывали неровный свет; над ними мерцали огоньки и курился дым. Насколько хватало глаз, вдаль, уходя во мрак, тянулись квадратные ниши и полки, вырезанные в каменной стене.
Я взял с ближайшей полки книгу, но она была написана на незнакомом мне языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127